— России предстоит играть в будущем великую роль.

Он смотрел в корень.

Китайская императрица Цыси прожила без малого сто лет. Она любила, чтобы ее называли Старый предок или Почтенной Буддой. Впрочем, это не мешало ей до последних дней быть проказницей.

В юности Цыси доставили во дворец и она стала наложницей. Император был один, наложниц много — возникла очередь. Чтобы не было самотека, учредили Палату Важных дел. Палата вела список очередности. Когда подходила очередь, наложницу завертывали в теплую накидку и работник палаты относил ее во дворец. В специальной книге делалась запись: «Такого-то числа, во столько-то часов и минут, император соизволил войти...»

Цыси была шустрой девушкой. После первого же посещения, она смяла очередь и получила почетное звание Драгоценного человека, а потом и вообще забеременела.

Дальше император умер, а министров, которые начали было править вместо ее малолетнего сына, по приказу Цыси удавили.

Не повезло и самому наследнику: когда он подрос и женился, мать сперва сжила его со света, а потом намекнула молодой вдове, что пора бы и ей честь знать. Молодая учинила голодовку и умерла. Она поступила очень правильно: если бы она сгоряча приняла яд, то по закону всех ее родственников пришлось бы вырезать. Веселенькая была жизнь...

Незадолго перед смертью Цыси узнала, что существует такая штука, как портрет. Тут еж была выписана художница из Америки.

— Как? Мне Великой и Охраняемой сидеть несколько часов на стуле? — возмутилась Цыси. — Посадим кого-нибудь вместо меня. Неужели нельзя?

Пришлось сидеть самой. Вместо одного портрета написали два. Второй отправили в США.

— Всю дорогу везти с почтением, стоя! — приказала императрица. Портрет месяц везли, ни разу не положив.

В общем императрица, как императрица. То, что она отравила свою свекровь и перебила несколько десятков тысяч повстанцев — мелочи. Зато как умело оберегала себя от покушений! Когда две молоденьких служанки массировали ей ноги, за ними наблюдали две старухи, за старухами следили два евнуха, за евнухами еще кто-то.

Оглядываясь на ее жизнь думаешь: что с того, что в небе уже летали аэропланы, а по дорогам бегали автомобили? Прогресс отстает от хитроумия правителей.

Лев Давыдович Троцкий не имел законченного образования, но от рождения был очень любознателен. Особенно его интересовали книги по истории древнего Рима. В них он вычитал про «децимации»: если легион или центурия бежали с поля боя, их потом собирали, строили в одну шеренгу и каждого десятого протыкали копьем.

В революцию он кинулся со всем пылом молодости. Когда его назначили военным наркомом встал вопрос: как руководить войсками? Времени штудировать учебники военного дела не было, пригодилось прочитанное в юности. Когда под давлением превосходящих белых войск красная дивизия оставила Вятку, Троцкий приказал расстрелять в ней каждого десятого.

— Ведь надо же слово такое придумать «децимация», — мрачно обменивались оставшиеся в живых бородатые мужики в шинелях. — Ну, им там наверху, конечно, виднее.

Когда начались продразверстки нарком решил, что пора от копий древнего Рима переходить к технике двадцатого века. Он приказал построить бронепоезд, а на борту его написать: «Сторож революции». Всю команду одел в кожаные тужурки и кепки. Винтовки сменили на маузеры. Бронепоезд приезжал на станцию, его ставили на запасной путь и к вагонам подгоняли мужиков, не сдавших во время хлеб. Самых упорных расстреливали в ближайшем овраге.

— Никак опять децимация, — толковали уцелевшие под Вяткой. — Что ж, власть на то она и власть, ей права даны...

Потом пошли съезды. Решали — как жить?

— Гайки, гайки надо закручивать! — убеждал Троцкий. — Чтобы рабочие хорошо работали, надо им создать хорошие условия: свести в трудовые армии, поставить командиров, продумать наказания.

По ходу дела он сцепился со Сталиным. Но настоящей борьбы не получилось. Время было не то, решал не бронепоезд, а аппарат, тот самый который голосует и исключает. Троцкого исключили из партии, а потом вообще выслали из страны.

Борясь со Сталиным, бывший нарком не учел, что характер у грузина не мед. Бывший семинарист уничтожил сперва тех кто помогал Троцкому, потом тех кто не помогал ему самому.

— А где он теперь живет? — спросил как-то вождь народов у приближенных. — В Турции? В Норвегии?

— Давно уже в Мексику ухлестнул змея, — объяснили приближенные. — Особняк купил троцкист, бетонной стеной обнес, автоматчики на каждом углу. Покушений боится.

— Покушений? Как интересно, — удивился вождь.

Через пол года проникший к Троцкому человек пробил ему голову ледорубом. Ледоруб был маленький, специально изготовленный так, чтобы его можно было пронести незаметно привязанным к ноге.

Мексиканские власти отдали убийцу под суд. Суд приговорил его к двадцати годам тюрьмы. Судьи хотя и были все сплошь с высоким образованием, но в децимациях не разбирались. Что касается обстоятельств убийства, то они до сих пор тайна. Скорее всего где то был список и там фамилия Троцкого стояла десятой.

Журналист Карл Радек родился в Польше. С юных лет он с пылом отдался революционной деятельности. Знал много языков и особенно охотно писал прокламации, призывающие к восстанию.

Меньше всего тогда для восстаний подходила Россия. Вместо нее виделись объятые пожарами Берлин и Вена, красные флаги, на улицах вооруженные отряды, на телеграфных лентах приветствия от рабочих Чикаго и Лондона.

Однако, пожар неожиданно вспыхнул в Петрограде. Позвали друзья — Троцкий и Бухарин. Пришлось мчаться туда.

Вместо прокламаций нужда оказалась в статьях. Теоретических, осмысляющих суть катаклизма: Россия мнилась фитилем, подложенным к главной пороховой бочке — Европе. Мешало незнание языка. Приходилось писать по-немецки. В редакции «Правды» с ним всегда работало два-три переводчика.

Когда из Берлина сообщили: и у нас назревают события, — был послан с заданием: «поднять и разжечь!». Рот фронт. Вир зинд партайзольдатен. Москва нас поддержит...

Для поддержки Москва бросила Тухачевского с целой армией. Правда, идти тому надо было через Польшу. Поэтому приказ командарма кончался словами: «Даешь Варшаву! Даешь Берлин!»

Однако, получилось неважно: поляки во главе с Пилсудским разбили армию, одна кавдивизия даже залетела в Восточную Пруссию, где и сдалась в плен.

Когда восстание в Берлине было подавлено, пришлось возвращаться в Москву ни с чем. Снова редакция «Правды». Снова статьи. Но теперь против вчерашних друзей. «Вырвем змеиное жало у Троцкого! Никакой пощады двурушникам!»... Очень любопытно.

Когда подоспели процессы 37-го года, замели и Радека. На первом же допросе он сказал следователям:

— Да вы что? Разве так фальсифицируют! Что тут у вас Бухарин и Серебряков лепечут? А мои признания — разве это признания! Давайте я вам их сам напишу. Круче надо, круче: да, да, собирались убить, взорвать, продать англичанам и японцам... Вот теперь лучше!

Когда трибунал всем объявил расстрел, а ему десятку, Радек уходил из зала подпрыгивая и улыбаясь. Он считал, что выкрутился и тут.

Радовался он рано. Его расстреляли в лагере. Сколько дней он выгодал, не знает никто.

Сейчас пишут: «Была уничтожена железная когорта».

Все правильно. Когорта. Только насчет «железная» мнения историков расходятся.