Перезарядить ружья в положении раскорякой — потребуется не меньше минуты, но два ствола ещё смотрят в нашу сторону. Придётся рискнуть.

— По моему выстрелу — атакуем! — во весь объём лёгких проорал я.

Тут над местом своей «засидки» приподнялся Спиридон и выпустил стрелу… В Божий свет выпустил. Ай, умница!

Ещё один выстрел с той стороны. Ждать больше нельзя. Я бабахнул из пистолета, отшвырнул его в сторону и, выхватив шпагу, крикнул: «Вперёд!»

Всё-таки этот паразит-корсиканец своё дело знает: если даже его обозники обучены основам тактики…

Слева над кустом поднялся французский солдат и стал совершенно конкретно выцеливать офицера, то есть меня любимого. Пришлось немедленно задёргаться на бегу из стороны в сторону — всё-таки не патронное у супостата оружие: между нажатием на спусковой крючок и прилетевшей пулей около полусекунды…

Плияттт! Больно-то как — удар в левый бок, по-моему, что-то даже хрустнуло. Чуток правее и Фёдору или Ольге Вадимовичам пришлось бы родиться сиротами…

Никакой я не берсеркер, и продолжать бой уже не мог, но, слава Богу, мои архаровцы и сами справились: набегающие слева Кречетов и Малышко дружно разрядили в храбреца свои пистолеты — хватило, одного прикололи егеря, а третьего достал саблей по горлу Гафар, правда, и сам успел получить штык в бедро. Четвёртый был уже готов после своего выстрела из кустов — получил по свинцовому гостинцу в голову и в шею.

Лошади, запряжённые в повозки, естественно, с самого первого взрыва показали, что они существа нервные и к вакханалии, которая бушевала здесь на протяжении последних двадцати минут, совершенно непривычны.

На данный момент на данной дороге громоздилось нечто. Назвать это нечто даже баррикадой не поворачивался язык: мешанина из стоящих и лежащих, но всё равно громко возмущающихся произошедшим лошадей, обломков повозок, мешков…

Строевые лошадки на бой, возможно, отреагировали бы поспокойнее, но эти-то были обозными…

На такую «пробку» даже в двадцатом веке взирали бы с уважением и матом.

— Вы как, ваше благородие? — подскочил ко мне Гаврилыч.

— Жить буду, — поморщился я, — ты вот что: пойди, распеленай пленного, теперь он под твоим присмотром будет. И трогайтесь с ним потихоньку — мы догоним.

Солдат козырнул и отправился в лес.

— В сёдла, уходим! — гаркнул я остальным, и тут же пожалел, что внаглую стал так активно эксплуатировать свои лёгкие. — Малышко! Вспори пока несколько мешков — пусть хоть часть зерна не французам, а птицам достанется.

Солдат, обнажая тесак, пошёл к подводам.

Чертовски хотелось разориться ещё на пару динамитных шашек и рвануть эту кучу-малу к едреням собачьим…

Не смог отдать такого приказа. Лошадей пожалел, слюнтяй хренов.

Ну кто поймёт эти выверты человеческой психики? Лошади ведь тоже «оружие врага», но отдать приказ хладнокровно искалечить взрывом этих чудесных животных, которых за последние два года успел полюбить, было выше моих сил.

Причём если бы шёл бой — рука бы не дрогнула…

И эта мысль немедленно родила следующую: архихреновый из меня спецназовец — только сейчас вспомнилась азбука атаки вражеской колонны на марше. Ведь сколько я читал по поводу того, что в первую очередь нужно подбить головную и замыкающую машины противника. Будь то танки или грузовики. Или телеги, чёрт побери!

Если бы до меня это дошло перед началом боя, то без всяких рефлексий швырнул бы свой динамит под копыта лошади, запряжённой в первую телегу.

И нанесли бы мы гордым галлам значительно больший ущерб, и сами, наверное, были целее…

И так, конечно, засада удалась со счётом двадцать — ноль, но только благодаря невероятной «прухе». Рассчитывать на подобное в будущем не стоит.

Спиридон подвёл ко мне Афину, и пришлось взгромождаться в седло, маскируя матюки шипением сквозь зубы — больно-то как!

— Ваше благородие! — услышал я Малышко. — А здесь не только мука и зерно. Золото тоже везут!

Понятно: либо какой помещичий дом «обнесли», либо церковь.

— Возьми с собой что-нибудь, и хватит. Некогда!

Блииин! Как больно кричать-то!

Около часа шли довольно проворно, но почувствовал себя уже совершенно хреноватенько.

Бок-то я перемотал суррогатным бинтом из своего личного «индпакета», и Гафару кусок льняного бинта отжалел, но ткань достаточно быстро пропиталась кровью и всю её не держала.

А вокруг, как назло, сплошная равнина — спрятаться негде. При всём при этом сильно не исключено, что погоня висит на плечах. В деревеньках, что пару раз попались по пути, останавливаться было крайне чревато.

Подходящая рощица попалась часа через полтора — туда и свернули. Вряд ли у французов, если они даже преследуют до сих пор, имеется «следопыт», который сможет определить, куда мы подевались — развилок по пути хватало. Вероятно, ушли, и можно будет отдышаться.

Костра не разводили и перекусили хлебом, салом и луком. Голландец от предложенного сандвича отказался. Ну и хрен с тобой совсем — была бы честь предложена.

В отсутствие даже местной медицины пришлось просто обработать свою рану водкой и запеленать в новый бинт.

А ребро-то как минимум треснуло. А может быть, и перелом… Правда, как я слышал в предыдущей жизни, даже сломанное ребро срастется без всякого гипса — был бы покой организму. Да где ж его взять, покой этот? Сутки, если не двое до своих добираться. И это на большое везение рассчитывать надо.

Хотя — война. В самом деле что-то происходит с болевым порогом: «дома» я бы точно неделю охал на кровати после такой травмы, а сейчас… Ну да, больно, однако терпимо. Крови потерял где-то граммов двести-триста — тоже не фатально. Как-то сдавал свои пол-литра на донорском пункте — ничего, особенного дискомфорта не почувствовал. Как сейчас помню: вышел из центра по приёму, зашёл в ближайший магазинчик, купил бутылку пива с парой сосисок, и употребил всё это по дороге к троллейбусной остановке. Как бомжара какой. Видели бы меня тогда ученики…

Но никаких головокружений или слабостей точно не наблюдалось.

Как, впрочем, и сейчас. А бок, зараза, болит.

Наверное, можно на часик задержаться, отдохнуть ещё. До жути не хочется снова трястись в седле, а ведь всё равно придётся. И никуда от этого не денешься. А может, разумнее до темноты здесь задержаться? То есть до сумерек. Ночь должна быть относительно светлой…

— Ваше благородие! — появился из кустов оставленный в дозоре егерь Морозов. — Всадники на дороге.

— Много?

— Да десятка три наберётся.

— Наши или французы?

— А это извиняйте — не разобрался я.

— Ладно, пойдём. — Я поднялся и, прихватив оптику, отправился к опушке.

Даже невооружённым глазом можно было разглядеть коричневые мундиры кавалеристов, а в подзорку стало ясно видно, что это гусары. Неужели ахтырцы? Значит, Багратион на подходе к первой армии, вырвался всё-таки из ловушки, которую ему готовили.

— Бери коня, — обратился я к Морозову, — и скачи к ним. Это наши. Пусть подождут — сейчас присоединимся.

— Есть! — бодро ответил солдат и отправился выполнять приказ.

Я же вернулся к отряду и скомандовал собираться. Вроде закончились наши мыканья.

Когда мы показались из рощи, навстречу уже скакали трое однополчан легендарного Дениса Давыдова вместе с моим егерем. Вот будет смеху, если «Сам» с ними.

Всё-таки красивая форма была у кавалеристов в те времена, а у гусар особенно. Я невольно залюбовался на приближающихся всадников.

— Поручик Ахтырского гусарского полка Мокроусов, — козырнул подъехавший офицер.

— Капитан Первого пионерного Демидов, — представился я. И, предупреждая расспросы, продолжил: — Возвращаемся после атаки на переправу. А вы куда путь держите?

— Ведём разведку для седьмого корпуса.

— В таком случае вам, вероятно, пригодится и наша информация.