— Что заложив? — снова перебил меня гусар.

— Динамит, — терпеливо повторил я, — новое, очень мощное взрывчатое вещество, разработанное мной. Так вот, после этого они активируют замедлители, и мины взорвутся приблизительно через два часа. Наши основные силы уже будут готовы и атакуют пролом сразу после взрыва.

— Толково, — подал реплику и Бедряга. — Но только в ноябре за два часа до солнышка почти все французы уже проснутся. Я не знаю, как эти ваши замедлители устроены, но нельзя ли их установить не на два часа, а на четыре-пять?

— К сожалению, это малореально — чем на большее время их устанавливаешь, тем серьёзнее расхождение с реальным временем их срабатывания. Да! Есть ли возможность заранее пошить для таких «пластунов» плащи или накидки из белой ткани, чтобы они были менее заметны на снегу?

— Ну вы и задачи ставите… — командир отряда пришёл в состояние некоторого ошаления. — На данный момент, конечно, так вдруг белую материю не найти, но если встретятся подходящие «ворота» — отыщется. Хоть и всё бельё прикажу своим сдать на это дело. И с себя сниму…

Однако утром выяснилось, что все наши планы на эту тему можно смело похерить: ночью здорово подморозило, и Кречетов доложил, что динамитные шашки «заслезились». То есть капризный и зловредный нитроглицерин вылез на свободу. Такое транспортировать нельзя. Да и хранить по соседству тоже чревато.

Пришлось нежненько и аккуратненько, по одной-две шашки, отнести к ближайшей речке и тупо утопить. Сердце кровью обливалось, когда я представлял, сколько труда и средств затрачено на создание каждого из этих «взрывбрикетов». А что поделаешь?

Рыбы, конечно, в этой речушке потравииим! Гринпис бы меня за такое просто линчевал. Ну да ладно, может, где-то ниже по течению пара плотвичек или лягушек от стенокардии избавится.

Эх, жаль, что нет речек подходящего калибра в восточных окрестностях Смоленска. Кроме самого Днепра, разумеется. Но и он в этих местах пока совсем не тот, каким станет на Украине.

Однако и здесь любой мост через эту водную артерию, ещё не успевшую стать великой, уже оброс каким-нибудь населённым пунктом. А значит, там имеется французский гарнизон, эту переправу обороняющий и контролирующий. Так что нечего и мечтать устроить засаду отступающим войскам Наполеона где-то у реки. Это даже не обсуждалось. А какие варианты?

В лесу? Это значит, что наша кавалерия, которой предостаточно, уже лишится всех своих козырей…

В чистом поле? Ну и где там спрячешься вблизи тракта?

В придорожной деревеньке? Да там много народа и не укроешь. А если серьёзные силы сразу пожалуют? Тогда не мы их, а они нас гонять будут по всей близлежащей географии…

Сошлись всё-таки на лесе, только местечко выбрать нужно поудобнее…

— Двадцать всадников! — выкрикнул казак, подскакав к месту нашей «лёжки».

Ишь ты — целых двадцать! Это чего же Мюрат так расточительствует? Запросто так два десятка кавалеристов отправляет в никуда. У него вроде с кавалерией полный швах иметься должен: и в генеральном сражении чёрт знает сколько лошадей потеряли, и после этого чуть ли не сплошная бескормица… Да и подковы у них летние, без шипов — должны ноги ломать…

Не иначе предварительная разведка. По всей вероятности, какой-нибудь маршал следует…

— Скачи дальше! В лес свернёшь не раньше, чем через две версты. Понял?

— Так точно, ваше высокоблагородие…

— Давай уже!

Топот копыт быстро растаял в зимней тишине леса. Хотя какая она зимняя? — третья декада ноября. Но погоды стояли самые что ни на есть предновогодние.

И не далее чем сегодня ночью как лес, так и дорогу здорово завалило свежим снегом.

— Всем спрятаться! — гаркнул я своим. — Передовой отряд пропустить беспрепятственно.

Ландшафт по обеим сторонам дороги немедленно стал совершенно безжизненным. Изображать из себя сугробы пришлось недолго — довольно скоро появились французские кавалеристы. То ли гусары, то ли конные егеря — я разницы в форме их одежды в наполеоновской армии не понимаю. И у тех, и у других расшитые доломан и ментик (в данном случае ментики надели в рукава)… А вот меховая шапка вместо кивера говорит о том, что перед нами чуть ли не гвардия самого Бонапарта.

Вспомнилась картина Жерико, что-то типа: «Офицер гвардейских конно-егерей идёт в атаку…» — так там главный персонаж имел приблизительно такой же прикид… Цвета, правда, не помню. У этих ментики красные.

Ну и пусть себе рысят дальше — не для такой шелупони в количестве двадцати экземпляров мы готовили «торжественную встречу». Даже если за ними никто не следует — слишком мелкая рыбёшка для такой масштабной операции, как задуманная нами.

Наконец минут через пять показался и главный объект нашей сегодняшней «рыбалки» — колонна тех же самых не то конноегерей, не то гусар. Причём человек с пятьдесят. За ними карета (на санных полозьях, разумеется), а после явно ещё конница в неведомом количестве. По зубам ли нам такая «рыбина»? То есть после соединения отрядов народу у нас хватает, но качественно, будем откровенны, французской гвардии уступаем…

Но не пропускать же такую аппетитную добычу просто так — как минимум маршал по нашей дороге следует, а то и САМ…

— Пропустишь два-три десятка, — зашептал я Кречетову, — и рви. Понял?

— Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие, всё сделаем в лучшем виде.

В лучшем виде он сделает! Я и сам ни черта не уверен в стопроцентной эффективности что подрубов, что зарядов, что взрывателей — погода не очень располагает к подобной уверенности. Ладно, не будем понижать боевой дух личного состава — пусть верит в успех, и оный не замедлит прийти…

Десять всадников мимо, пятнадцать, двадцать… Мой унтер дёрнул верёвку, и на стволе придорожной ели послушно отозвалось. Плеснуло пламя, выбросило дымом, грохнуло, и не очень пожилое дерево накренилось в сторону тракта. Ну а дальше его потянула к себе планета.

С разницей в пару секунд то же самое произошло и на противоположной стороне дороги, и две, хоть и не вековых, но вполне солидных ели, упав, перегородили путь следования атакованного нами кортежа. К тому же при падении лопнули бочонки с дёгтево-скипидарной смесью и щедро обрызгали своим содержимым ветки, сучья и хвою рухнувших деревьев. Два простых пороховых пакета, брошенных моими минёрами, немедленно организовали посреди дороги весёлый «мегакостёр».

Надо отдать должное гвардии Наполеона: смятение в их рядах длилось не более полуминуты — сначала действительно «смешались в кучу кони, люди…», но достаточно быстро басурмане стали действовать осмысленно.

Сначала отсечённые огнём всадники попытались вернуться к своим основным силам через лес, но тут же нарвались на заготовленные именно на такой случай фугасы. Маломощные, правда, сильного ущерба противник не понёс. Но выводы, гад, сделал: спешились, отпустили коней и… егерями всё-таки оказались, не гусарами.

Хоть и осталось их после взрывов и работы ребят Маслеева и Тихона человек пять, но даже их, взявших под обстрел наш тыл, было достаточно, чтобы качественно испоганить возможность атаки на остановившуюся карету. Пришлось нашим егерям заниматься исключительно этими гавриками. Пока их повыщёлкивали, потеряли одного убитым и одного раненым, причём ранили именно унтера. И это при том, что наши в белых балахонах сугробами прикидывались и порох имели бездымный, а у франков и костюмы были карусельные, и клубы дыма при выстрелах никак не способствовали ни скорострельности, ни маскировке.

Тем временем остальной эскорт кареты мгновенно её окружил и занял круговую оборону. По ним палили все переданные под моё командование стрелки Сеславина. Нельзя сказать, что особо эффективно. К тому же им сильно мешал мой же приказ «По карете не стрелять!». А гвардия Наполеона (в этом можно уже не сомневаться) действовала выше всяких похвал. И не только здесь — как позже мне рассказал Давыдов, арьергард отряда сражался с львиной отвагой.