Достаточно скоро передовые части объединённых корпусов подошли к Полоцку, и наши силы тоже переправились на левый берег.

Ликование в войсках было, конечно, не таким, как при объединении армий Барклая и Багратиона в июле, но тоже имело место быть.

Однако всё это происходило уже без меня: был получен приказ за подписью самого Барклая, и наш отряд «спецназа» форсированным маршем рванул к главным силам.

Фигаро здесь, Фигаро там…

Нужно заметить, что течение войны изменилось уже кардинально. По сравнению с тем, что случилось «тогда», в истории оставленного мной мира. Коммуникации Наполеона перерезаны не просто партизанскими отрядами, а более чем двумя армейскими корпусами, фактически армией.

Чичагов, со своей Дунайской, уже наверняка соединился с Третьей обсервационной генерала Тормасова и не раздавил саксонцев Ренье и австрийцев Шварценберга исключительно по соображениям дипломатического характера — павлоградцы, насколько я помню, по тем же самым мотивам им даже захваченные в бою штандарты вернули…

Нет, должны ребята с юга нам пару корпусов на поддержку отрядить. Ничем ведь не рискуют…

Правда, сам Наполеон… Узнав о том, что мы здесь устроили, вряд ли станет так долго засиживаться в Москве, если сумеет её занять, конечно — получив информацию о перерезанных тылах, скорее всего, поспешит обратно пораньше.

Что уже некритично — битва под стенами столицы если и произойдёт, то позже на три-четыре недели, поэтому возвращаться к границе французам предстоит практически по той же погоде, что и было. И по той же бескормице. Что важнее.

Только теперь выжирать крохи припасов, заготовленных в Смоленске, будут три корпуса вместо одного. Так что даже Старая Гвардия найдёт в городе хрен в тряпке вместо довольствия.

И это только в том случае, если мы отпустим её из-под стен Москвы живыми и невредимыми.

А нашим партизанским формированиям пока достаточно встать поперёк немногих проезжих дорог и спокойно «повыесть» гарнизоны, оставленные на данной линии.

Связаться с адмиралом Чичаговым и ждать от него подкреплений.

Приблизиться к Смоленску и висеть «домкратовым мечом»[12] на всём западном направлении от города.

А там уж, ваше корсиканское величество, пусть французские солдаты друг друга жрут…

Осень в этом году наглядно показала, что будет она скорой и быстротечной, что уступит место зиме значительно раньше обычного срока: «в багрец и золото одетые леса» забагровели-зазолотились вовсю до начала октября. Лист потёк уже в его первые дни…

Чем дольше промедлит Наполеон, тем лучше, но даже если он уже тронулся в обратный путь, принципиально это ничего не изменит.

Теперь «загрохочут» батареи наших полевых кухонь: солдаты русской армии будут каждый день получать как минимум горячую кашу, горячий чай или его горячее подобие. И квашеную капусту.

А вам, глубоко неуважаемые просвещённые европейцы — хрен. В самом плохом смысле этого слова. В хорошем смысле, как источник витамина «C» — нашим. О чём мы с Бородкиным позаботились ещё год назад.

Французы почти два века скулили, что победил их Генерал Мороз. Фигушки — мороз, голод и болезни не в меньшей степени косили ряды и русских солдат. Кутузов довёл тогда из Тарутино до Березины менее половины штыков и сабель, причём боевые потери составили всего лишь около двадцати процентов общей убыли.

Теперь будет иначе, именно на это сделана моя главная ставка, на сохранение армии от болезней, а не на динамит, бездымный порох, мины, атаки переправ и даже не на штуцерные пули. Сберечь побольше своих — значит, уничтожить больше врагов. Уничтожить больше врагов — сберечь ещё больше своих… И так далее — классический случай обратной связи на войне.

Хотя, конечно, отказываться от активных действий с использованием всех перечисленных выше новшеств я не собирался.

Да и начальство, кажется, тоже это поняло.

— Прибыл в ваше распоряжение, Вадим Фёдорович! — зашёл ко мне хорунжий Самойлов. — С полутора десятками казачков.

— Рад видеть тебя, Лукич, — встал я навстречу казаку и протянул руку. — Полковник не возражал?

— А чего ж ему возражать? Приказ командующего выделить полтора десятка охотников пришёл, так что даже облегчение Марк Иванович имел, когда я со своими вызвался.

И на том спасибо — лишнего недоброжелателя не нажил.

— Помнишь наш прежний разговор?

— А то как же! — засмеялся хорунжий. — Золото не хватать, голых девок не лапать — ждать французов в оранжевых мундирах…

— Где-то так, — кивнул я. — А вот завтра мы с твоими донцами выдвигаемся…

«…очей очарованье…» ему, понимаешь! Хорошо было НАШЕМУ ВСЕМУ, развалившись в кресле, прихлёбывая как минимум чаёк, рассуждать про «пышное природы увяданье»…

Позднюю осень значительно точнее охарактеризовала моя Ленка: НИ визжат, а РО — щегол. («Нивы сжаты, рощи голы», если кто сразу не понял. Была у нас с ней такая манера — прикалываться над классикой.)

А в переводе на нашу нынешнюю ситуёвину погода была самой что ни на есть октябрьской, то есть гнусь, мразь, вода внизу и сверху, холодный ветер и свинцовое небо.

Хотя кому я жалуюсь? Сам ведь предложил на пути отступления ворога нашего установить в уцелевших, но брошенных, крестьянских домах «зажигалки»…

Только практика показала, что я ещё больший дурак, чем моё начальство: целых, отдельно стоящих домов имелось практически хрен да ни хрена. И ни один из них не пустовал. И нужно было оказаться дипломированным идиотом, чтобы пытаться штурмовать какой-то из них силами моего отряда.

То есть дом-то мы взяли бы, но ценой таких потерь…

Да и делать это особого смысла не было — мы не партизанить отправились, а к главным силам армии, и первоочередной задачей являлось не побольше навредить ворогам, а прибыть как можно скорее в точку назначения.

С десяток казаков шёл приблизительно в версте впереди нашей основной группы, а пяток двигался, отстав приблизительно на такое же расстояние — всё-таки требовалось поберечься от непредвиденных дорожных встреч с противником.

Под Смоленском сработало — из-за поворота показались мчащиеся во весь опор донцы из авангарда.

— Карета! Двадцать всадников эскорт. Минут через десять здесь будут, — затараторил подскочивший ко мне Самойлов.

Двадцать? Если быстренько организуем засаду, то вполне можем «слопать» такое количество французов, не особо вспотев. И местечко неплохое — с одной стороны дороги ельник мрачной стеной, а с другой луг. К тому же в карете явно не какой-нибудь капитан барышню катает…

— Понятно. Давай со своими туда! — Я протянул руку в направлении, где вдоль дороги снова вырастал лес с обеих сторон. — Встретишь прорвавшихся.

Идут, ребята, уже слышно. В подзорку разглядел, что в охранении драгуны. Причём, если не ошибаюсь, «воистину французские», а не какие-нибудь пруссаки или «беспальцы»[13] — те самые металлические каски с конскими хвостами. И мундиры зелёные.

Действительно, около двух десятков всадников. На кого же это так разорились наши недруги? У них уже вроде с кавалерией должны проблемы начаться. Ввиду бескормицы и боевой убыли… Что за важная шишка в карете рассекает, если ей такой эскорт отрядили? А не сам ли император решил смотаться пораньше, чтобы по самолюбию уж совсем безжалостно не настучали? Маловероятно, конечно, но кто знает…

Понеслось! По моему сигналу Маслеев самолично вышиб с козел кучера кареты, тут же щёлкнули из своих штуцеров остальные егеря и Тихон. Молодцы, ребята, — минус пять. Полетели в сторону колонны динамитные шашки. Тут менее удачно — из пяти сработали четыре, но одна почти под самой каретой, так, что ошалевшие лошади немедля завалили её на обочину.

Вот и ладненько, теперь главное — эскорт.