— Ты и я, мы теперь одна команда, — говорю я. Элла наносит последние штрихи на свой оконный пейзаж — ногтями пририсовывает нескольким коровам рога.

— Ты хочешь быть одной командой со мной? — недоверчиво спрашивает она.

— Конечно, — говорю я и протягиваю мизинец: — Давай поклянемся на мизинцах.

Она широко улыбается и захватывает мой мизинец своим. Я встряхиваю ими.

— Ну, вот и решено, — говорю я.

Мы снова поворачиваемся к окну, и Элла основанием ладони стирает свой рисунок.

— Мне здесь не нравится.

— Мне тоже здесь не нравится, поверь мне. Но не беспокойся: довольно скоро мы отсюда выберемся.

— Ты так думаешь? Мы уйдем вместе?

Я поворачиваюсь и смотрю на нее. Я совсем не имела этого в виду, но, не раздумывая, киваю в знак согласия. Надеюсь, мне не придется жалеть об этом обещании.

— Если, когда я буду уходить, ты еще будешь здесь, то мы уйдем вместе. Уговор?

— Уговор! А я не дам им тебя в обиду.

— Кому?

— Плохим людям.

Я улыбаюсь.

— Я буду тебе очень благодарна.

Она отходит от окна, идет к другому и снова вытягивается, чтобы выглянуть. Как всегда, она двигается, будто привидение, не издавая ни единого шороха. Я до сих пор понятия не имею, где она сегодня спряталась, но ясно, что это было такое место, куда никто даже не подумал бы заглянуть. И тут мне в голову приходит мысль.

— Слушай, Элла, мне нужна твоя помощь. — Она соскальзывает с окна и выжидающе смотрит на меня. — Я пытаюсь здесь найти одну вещь, но она спрятана.

— А что это? — спрашивает она, возбужденно подаваясь вперед.

— Это ларец. Он деревянный и на вид очень старый. Такой можно было бы увидеть на пиратском корабле.

— И он здесь?

Я киваю.

— Он где-то здесь, но я понятия не имею, где именно. Кое-кто очень постарался, пряча его. Ты, наверное, самая умная девочка, какую я знаю. Уверена, что ты его очень быстро найдешь.

Она вся сияет и часто-часто кивает:

— Я его тебе найду, Марина! Мы — команда!

— Это верно, — соглашаюсь я. — Мы в самом деле команда.

Шестая уехала в город за продуктами на нашем темно-сером джипе, который мы увидели у какого-то дома в трех километрах от нас — он продавался за полторы тысячи долларов. Пока ее нет, мы с Сэмом устраиваем спарринг на заднем дворе. Мы трое провели неделю в тренировках, и я поражен, каких успехов добился Сэм за такое короткое время. Хотя он и невелик, но одарен от природы, там, где ему недостает силы, он берет техникой — он гораздо техничнее меня.

Каждый вечер, когда мы с Шестой расходимся по разным углам гостиной или по пустым комнатам, Сэм не ложится спать, а изучает технику боя по Интернету. То, чему Шестая научилась от Катарины, а я — от Генри, это такая техника рукопашного боя, которая, если брать известные на Земле стили, отдаленно напоминает смесь джиу-джитсу, тэквондо, каратэ и боджука. Эта техника вырабатывает мускульную память для захватов, блоков, плавных движений тела, скоординированных действий рук и ног и ударов по жизненно важным точкам центральной нервной системы. Для Шестой и для меня, с нашим телекинезом, речь идет о том, чтобы улавливать малейшие передвижения вокруг нас и соответственно реагировать. А вот Сэм должен держать своих противников перед собой.

Шестая заканчивает каждую тренировку невредимой, а у нас с Сэмом всегда прибавляется новых царапин и синяков. Но, несмотря на это, Сэм никогда не теряет пыла и напора. И сегодняшняя тренировка не исключение. Он идет на меня, стиснув челюсти и насторожив взгляд. Он бьет правым кроссом, который я блокирую, потом наносит боковой удар левой ногой. Тут я в подкате сбиваю его с опорной правой ноги, и он падает на землю. Он встает и снова нападает. Его удары часто проходят, но, учитывая мою силу, они не очень эффективны. Иногда я симулирую боль, чтобы повысить его уверенность в себе.

Час спустя приезжает Шестая. Она переодевается в спортивные шорты и футболку и присоединяется к нам. Мы какое-то время тренируемся, упорно оттачивая один и тот же элемент — блок и ответный удар ногой, — пока не доводим его до полного автоматизма. Если я щажу Сэма, то Шестая дерется со мной изо всей силы, так меня швыряя, что у меня перехватывает дух. Иногда это меня раздражает, но я вижу, что у меня стало получаться лучше. Она больше не может отразить мой телекинез одним движением кисти. Теперь ей приходится использовать силу всего тела.

Сэм делает себе перерыв и наблюдает за нами вместе с Берни Косаром.

— Ну же, Джонни, ты ведь способен на большее. Покажи наконец что-нибудь стоящее, — говорит Шестая, сбив меня с ног, когда я неуклюже исполнял ногой круговой удар наотмашь.

Я нападаю, преодолевая расстояние между нами в десятую долю секунды. Я бью левым хуком, но Шестая блокирует удар, хватает меня за предплечье и, используя мою инерцию, бросает меня через голову. Я готовлюсь к болезненному приземлению, но она, не отпуская моей руки, снова крутит меня над своим плечом, и я опускаюсь на ноги.

Она захватывает сзади мои руки и придавливает меня спиной к своей груди. Она прижимается лицом к моему лицу и игриво целует в щеку. Я не успеваю ничего сделать, как она подсекает мне колени, и я навзничь падаю на траву. Мои руки свободны, и я лежу, растянувшись на спине. Шестая с легкостью одерживает верх, оседлав меня. Она так близко, что я мог бы сосчитать волосинки в ее бровях. У меня по животу бегут мурашки.

— О'кей, — вступает наконец Сэм. — Ты неплохо с ним разделалась. Теперь можно его отпустить.

Шестая улыбается шире, и я тоже. Это продолжается еще секунду, потом она встает и поднимает меня за плечи.

— Теперь моя очередь с Шестой, — говорит Сэм.

Я делаю глубокий вздох и встряхиваю руками, чтобы унять дрожь.

— Она твоя, — говорю я и иду прямо к дому.

— Джон? — говорит Шестая, когда я уже подхожу к задней двери.

Я оборачиваюсь, пытаясь избавиться от странного неудобства, которое испытываю при виде ее.

— Да?

— Мы пробыли в этом доме уже неделю. Думаю, тебе пора отказаться от сантиментов или от страха, которые тебя до сих пор удерживали.

После того что произошло, мне на долю секунды кажется, что она имеет в виду Сару.

— Ларец, — говорит она.

— Я знаю, — отвечаю я, вхожу в дом и задвигаю за собой дверь.

Я иду в свою комнату и глубоко дышу, меряя ее шагами и пытаясь оценить, что же случилось сейчас во дворе.

Я иду в ванную и плещу холодной водой в лицо. Я смотрю на себя в зеркало. Сара убила бы меня, если бы увидела, что я так смотрю на Шестую. Я снова говорю себе, что беспокоиться не о чем, поскольку лориане любят за всю жизнь только одного человека. Если Сара — моя единственная любовь, то Шестая — это просто увлечение.

Вернувшись в свою комнату, я ложусь на спину, сложив руки на животе и закрыв глаза. Я делаю глубокие вдохи и каждый раз считаю до пяти, прежде чем выдохнуть через нос.

Тридцать минут спустя я крадусь по коридору, слыша, что Шестая и Сэм уже в гостиной. Во всем доме я нашел единственное подходящее место, куда спрятать Ларец: на титане в кладовке. Я с трудом его достаю, стараясь не шуметь. Потом на цыпочках возвращаюсь в свою комнату, тихо закрываю и запираю за собой дверь.

Шестая права. Пора. Нечего больше ждать. Я берусь за замок. Он быстро теплеет, гнется у меня в ладони, становясь почти жидким, и с щелчком открывается. Внутри Ларца яркий свет. Раньше такого не было. Я достаю банку из-под кофе с прахом Генри и его письмо в запечатанном конверте. Я опускаю крышку и запираю Ларец. Я понимаю, что это глупо, но мне кажется, что, не читая его письма, я сохраняю Генри живым. Когда Ларец будет открыт и письмо прочитано, ему больше будет нечего мне сказать, нечему научить — и тогда от него останется только память. Я к этому еще не готов.

Я открываю шкаф, где на полке стопкой сложена моя одежда, и прячу под нее банку и письмо. Потом беру Ларец, выхожу из комнаты и останавливаюсь в коридоре, чтобы послушать живое шоу Сэма и Шестой под названием «Древние пришельцы». Сэм спрашивает обо всех теориях о пришельцах, какие только знает, а Шестая тут же подтверждает или опровергает их, исходя из сведений, полученных от Катарины. Сэм яростно строчит в блокноте, записывая ответы. Записи порождают новые вопросы, на которые Шестая терпеливо отвечает или пожимает плечами, не зная ответа. Сэм жадно внимает, выстраивая параллели с тем, что ему уже известно.