– Уж не о том ли ты, что она затолкала меня на кафедру и тыркала, пока мне не дали профессуру?

Чарли, насупившись, постукивал вилкой по столу. У него это выходило не очень ритмично. Я закусил губу и скривился:

– Тебе бы три десятка лет прожить в смирительной рубашке! – Еще более зло: – Лучше быть голодным волком, чем сытым псом, не находишь?

– Руди, – произнес он, словно поставил печать под документом, – волком ты никогда не был. И не будешь…

– Да она ни разу со мной не начала, – прошипел я кипящим шепотом, чтобы не компрометировать его в этом пронафталиненном сундуке прошлого. – Я сам должен был, всегда сам… И это – секс, скажи мне? Все время чувствовать себя извращенцем?..

– Виноват ты сам, Руди, – потер он лоб. – Бывают ситуации, когда лучше забыть об интеллигентских штучках-дрючках и вспомнить, что ты – мачо. А ты изображал из себя рыцаря из дамского романа…

Разговор с Чарли вызвал у меня глубокую депрессию, и я долго не могла найти себе места. Не помогал даже алкоголь: скорей всего, дозы были небольшими, но ведь к другим я не привыкла.

Каким все же надо быть бесчувственным хамом, чтобы сказать женщине то, что он осмелился выдать мне! Шовинист, женоненавистник, наглец! Бабы всегда были для него предметами коллекции: он собирал их, как коллекционеры – марки или монеты. Любовался собственным успехом, гордился редкими и экзотическими экземплярами. Однажды я случайно подслушала, как он рассказывал об этом Руди.

Только больной, извращенный мозг мог сравнить ситуацию, в которой я оказалась, попав к нему в лапы, с той, когда на горизонте появился Руди! Мне было двадцать четыре года. Я только год назад потеряла свою невинность и отчаянно это скрывала от назойливых подружек…

Чарли позвонил сам: его снедало чувство вины. Вначале я бросила трубку, но он перезвонил снова. Я дала отбой, но он набрал номер еще раз.

– Что ты хочешь? – зло спросила я.

– Поговорить с тобой, – ответил он своим хрипловатым джазовым голосом.

– Зато я не хочу, – отрезала я. – Нам не о чем разговаривать.

– Не будь дурой. Хоть ты и не терпишь меня, врагом я тебе никогда не был.

– Ну и лицемер же ты! – хмыкнула я уничтожающе. – Нашел что сказать…

– Можешь думать все, что тебе придет в голову, но сначала выслушай…

– Черт с тобой, говори! – холодно согласилась я. – Слушаю…

– Что ты знаешь о болезни Руди, Абби?

– Хочешь прочесть мне лекцию?

Он замолчал, и я представила, как он сморщился.

– Это необходимо!

Говорил он минут пять, и у меня вдоль спины заскользил противный и липкий холодок страха:

– Что же ты предлагаешь?

– Нам всем надо встретиться, – прозвучал ответ.

– Кому это – всем?

– Тебе, мне, Руди и Эрни с Джессикой. Пригласи, их и предупреди меня заранее о дне и часе. Только чтоб это было после работы.

– Хорошо. Раз ты настаиваешь, – постаралась я говорить как можно спокойнее…

Я собрала всех через три дня. Руди как всегда торчал в ванной перед зеркалом. Меня это раздражало, но я старалась не ссориться с ним.

Первой появилась Джессика. Она воистину очаровательна – моя дочь: высокая статная брюнетка с влажным блеском в глазах.

Я смотрела на нее и молила Бога, чтобы в ее жизни все сложилось иначе, чем в моей.

– Папочка, поцелуй меня! – рассмеялась она, увидев Руди.

Он чмокнул ее в щечку.

– Каким ветром тебя принесло аж из Сан-Франциско? Как муженек? Детки?

– Ты говоришь так, будто это не твои внуки, – обиженным голосом проговорила она.

– Мои, мои! – без особого энтузиазма откликнулся он.

– Хилари пойдет в этом году в школу. А Джек – он уже болтает…

В это время раздался звонок и в дверях появился Эрни.

– Господин адвокат! – иронически приветствовал его Руди. – Какой сюрприз!

Эрни подошел к отцу и приложился к его щеке. Но Руди был холоден и пробрюзжал:

– Интересно, что здесь происходит? Откуда вдруг сразу в вас обоих проснулась любовь к родителям? Ну и сюрприз, я вам скажу…

Мне хотелось оборвать его. Он вел себя недопустимо, но я сдержалась.

– Видишь, мам! Я все-таки нашел время. Обещал – и пришел…

Когда на пороге появился Чарли, в глазах Руди зажглись недобрые огоньки. Он даже присвистнул, чем привел в замешательство не только меня, но и детей.

– Ничего себе! – прошипел Руди. – Это что, семейный совет? Уж не в мою ли честь? Какая это такая, скажите, нужда свела вас всех вместе, а?!

В воздухе нарастало напряжение. Мне казалось, его сейчас можно будет резать ножом на куски.

– Так! – оглядывал всех подозрительно Руди. – Все сидят молча. Это уж определенно что-то да означает!

Чарли достал сигару, хотя знал, что я не переношу табачного дыма. Выдержав недолгую паузу, он зажег ее и, пустив первую струйку дыма, вздохнул:

– Начинать, наверное, придется все-таки мне…

– Какая торжественность! – прозвучала сухая злость в голосе Руди.

Все мы старались не смотреть на него. Он был взъерошен, как кот, который увидел перед собой сенбернара.

– Ты меняешься, Руди, – покачал Чарли сигарой. – Через год это будет заметней, а через два…

Руди вскочил и нервно заходил по комнате. Мне даже стало его немножко жаль: бедный мой муж!

– Что же я, по-вашему, должен делать?

Тут не вовремя откликнулся Эрни:

– Папа! Пойми нас, мы очень тебя любим, но…

От его голоса Руди вздрогнул:

– Что ты там несешь, сынок? Ну-ка яснее!..

На помощь Эрни пришла Джессика:

– Подожди, Эрни! Ты ведь не можешь не понимать, папочка, к чему это все может привести…

– Любая болезнь, – воспрянул духом Эрни, – и мы бы из кожи вон вылезли…

Я видела капельки пота на напряженном лице Руди. Глаза у него были страдальчески прикрыты, веки дергались. На шее вдруг стал виден зашедшийся кадык.

– Не получилось бы: она у вас крокодилья, – прохрипел он и остановился, глядя на меня.

Может, он искал во мне последнюю опору, а я не стала ею? Слезы сами потекли у меня по щекам.

– Абби, прекрати рыдать! – раздался хрипловатый голос Чарли. – А вы все помолчите. Как и положено в вашем семействе, ни у кого не хватит мужества сказать то, что его мучает…

Эрни закусил губу, Джессика смотрела в пол. Они оставили меня сразу, при первом же признаке опасности. На помощь пришел только Чарли. Ненавистный и обожаемый Чарли. Я почему-то вновь подумала: спал он с Розой или нет? Когда я видела их рядом, я была уверена, что – да! В ее глазах зажигались огоньки ласки и восторга, и вся она мгновенно преображалась и молодела: а ведь ей уже было не тридцать, а пятьдесят пять. Но Руди мои подозрения приводили в бешенство.

«Ты ее ненавидишь! – кричал он. – Чарли для нее как сын».

– Еще пару лет, Руди, и ты станешь сверстником своих собственных детей, – сказал Чарли. – А потом – еще моложе. Ты подумал, что будет с Абби? Как ей вести себя? Что скажут знакомые? Твои коллеги? Соседи? Да тебе проходу не дадут…

Руди слушал все это с видом заключенного, которому объявили смертный приговор.

– Вы уже намылили веревку? Подготовили яд? А может, вам по душе пистолет?

Первый набрался смелости Эрни:

– Не злись, папа! Никто не собирается этого делать. Мы готовы оплачивать твое пребывание в любом санатории…

– Только этого не хватало! – Руди вскинулся и швырнул на пол тяжелую хрустальную пепельницу.

С грохотом упав, она оставила заметную зазубрину в паркете. Но Руди даже не посмотрел в ее сторону. Глаза у него сузились, руки подрагивали:

– Хотите упечь меня в сумасшедший дом, дорогие детки? Не выйдет! Не дождетесь!

Положение снова спас Чарли.

– Руди, – сказал он, – тебе надо уехать… За границу… Куда тебе больше всего хочется… Где ты еще не был и где можешь начать новую жизнь…

Мои родные молча и испуганно страдали. Чарли высказал то, о чем они думали втайне. Какая все-таки мука – быть рабами условностей!