– Браво! – воскликнул я. – Два-ноль в твою пользу! Но штрафных очков было четыре: смотри не промахнись. Ведь остались еще слава и секс.

– Слава, – слегка помедлил Руди, – говоришь, слава, да? Подумай сам, разве это, по сути, – не своего рода фетиш для нарциссов и ничтожеств? За ней – лишь духовная пустота и неверие в себя.

– Вот как?! – продолжал я поддразнивать его. – А что же тогда – секс? Ты еще не придумал?

– Не дави на больную мозоль! – хохотнул он.

– В отличие от всех других, у тебя – чем дальше, тем больше шансов…

– Пока, увы, ничем похвастаться не могу… Но знаешь, – вдруг окрепли нотки энтузиазма в его тоне, – я встретил здесь двух девочек… Одна из них даже японочка…

– Неужто переключился на нимфеток? – спросил я у него сурово.

– Чарли, они – студентки музыкальной академии, и мне пришло в голову предложить им создать камерный квартет. Ведь я не только играю, но и дирижирую…

– Камерный квартет, – повторил я, – вот как…

РУДИ

На следующее утро я взял с собой кларнет и поехал на станцию подземки Шеридан-сквер. Как я и ожидал, девицы были на месте. Заметив меня рядом, они переглянулись. Я раскрыл футляр и вытащил кларнет. Косясь на меня, они чуть замедлили темп. Я выбрал момент, подстроился и начал аккомпанировать. У кларнета есть свои преимущества: он куда более народен и своим высоким, энергичным взлетом делает мелодию куда более красочной и будоражащей. Когда мы кончили играть, раздались пусть жиденькие, но хлопки аплодисментов, и я осведомился галантным тоном:

– Надеюсь, я вам не помешал?

Японочка зыркнула по мне быстрым взглядом и посмотрела на свою партнершу – блондинку:

– Что, хочешь подзаработать, дяденька? – скривилась та.

– Вовсе нет, – пожал я плечами, – могу еще вам мелочишки подбросить.

Я вытащил из кармана кошелек, выгреб оттуда кучу двадцатипятицентовиков, и они со звоном рассыпались по днищу футляра. Моих девиц буквально распирало от любопытства, но они не знали, как поступить.

– А тогда что же? – несколько растерянно произнесла блондиночка.

Я продолжал забавляться. Это были дети. Ершистые и прячущие растерянность под маской самоуверенности.

– А ничего. Просто, как профессионал, хотел показать, что у вас недоукомплектованный ансамбль и скучный репертуар.

– Профессионал в чем? – сдерзила блондиночка, смерив меня взглядом.

Я поджал губы и усмехнулся:

– Ну, во-первых, я – не педофил. А во-вторых, – вот моя визитная карточка.

Японочка взяла в руки мою визитку, и на лице ее отразилось недоумение. Профессор? Монографии по музыкальному фольклору? Лос-Анджелесский университет?.. Она безмолвно протянула визитку блондинке, и та, охватив ее взглядом, поглядывала то на мою корочку, то на меня, словно сравнивая и удостоверяясь – не самозванец ли я. Теперь пришла моя очередь задавать вопросы.

– Простите, с кем имею честь?

– Мы – студентки! Я – из Германии, – несколько нерешительно отрекомендовалась блондинка.

– А я – из Японии, – сказала ее компаньонка, будто я сам не видел.

Я многозначительно покачал головой.

– О'кей, – подбодрил я их, – предлагаю вам продолжить наш разговор после окончания концерта.

Слово «концерт» я произнес достаточно глумливо, но тут же, приняв серьезный вид, начал новую мелодию.

– Вперед, девочки, нас ждут славные дела.

Мы поиграли еще с полчаса. Любопытных вокруг нас стало побольше. Мелочи и даже мелких долларовых купюр – тоже. Наконец, приутомившись, девчонки стали собирать свои шмотки. Я тоже уложил кларнет в футляр.

– А знаете, – сказал я им с таинственным видом и для значительности поднял вверх указательный палец, – у меня к вам предложение…

Они переглянулись. Блондинка инстинктивно прислонила к стенке свой контрабас. Чувства, которые она испытывала, можно было понять. Этакий коктейль любопытства, недоверия и настороженности.

– Деловое, естественно, – самым серьезным тоном добавил я…

Казалось, перед ними вдруг возник инопланетянин, а они не знали, на каком языке с ним разговаривать.

– Что вы имеете в виду? – подозрительно спросила блондинка.

Она была явно заводилой.

– Ну не здесь же, в метро, – с насмешливой укоризной протянул я. – Вы позволите пригласить вас на чашку кофе?

Я галантно протянул руку в направлении выхода и поманил их пальцем. Здесь, в Гринвич-виллидже, ресторанчиков и кафе – как собак нерезаных: на каждом шагу. Уже через полсотни метров мы остановились возле расставленных на тротуаре столиков и сгрузили на свободные стулья плащи и футляры. Я заказал молоденькой официантке кофе и пирожные. Когда она отошла, я, привлекая внимание, слегка постучал по столу. Потом собрал лоб в вертикальные морщины и спросил заговорщицким тоном:

– А хотите вместо халтуры делать что-то более серьезное и оригинальное?

В их взглядах робкая надежда соседствовала с полудетским страхом: а вдруг я над ними смеюсь. Или, хуже того, задумал какую-то пакость.

– Моя область – музыкальный фольклор, девочки. Кроме того, я по образованию – дирижер.

Господи, какими у них стали глаза! А меня словно кто-то накачал изнутри веселым газом.

– Можно переложить на современный лад что-нибудь старинное и поработать над этим. За успех – ручаюсь.

Официантка принесла заказ. Девчонки с удовольствием ели пирожные и запивали их кофе.

– Меня зовут Лизелотта, – представилась блондинка, засовывая ложку в рот и улыбаясь.

– А меня – Сунами, – все еще стесняясь, хлопнула ресницами японочка.

Я покровительственно и по-отечески кивал.

– Вы это всерьез? – робко спросила японочка.

– Более чем, – заверил ее я.

Лизелотта слегка прикусила губу:

– Думаете, так заработаем больше?

Я засмеялся, В романтиках иногда просыпается меркантилизм. Романтика романтикой, а кушать-то надо…

– Фольклор, дщери мои, снова входит в моду, – развел я в подтверждение своих слов руками. – Чем ближе глобализация, тем больше людям хочется ощутить, что они не такие, как все. Что у них есть прошлое. И если еще найти пианистку…

– Пианистку? – спросила насмешливей, чем надо было бы, Лизелотта.

Я чуть осуждающе кашлянул: ты что, не поняла глубину моего замысла, детка? И, чуть нахмурившись, отпил скверный кофе.

– Ну, в метро мы пианино, конечно, не станем брать. Но надо думать перспективнее. Не о сегодня, а о завтра.

Я их окончательно запутал, но это и было моей целью. Иначе бы они меня давно послали куда подальше.

– На первых порах можно использовать маленький орган, – сказал я. – С пианисткой у нас будет уже квартет. А, кроме того, вы ведь музыкантши, и я не должен вам напоминать, что пианино – самый емкий и многоголосый инструмент.

Лизелотта, слегка смутившись, кивнула. «О господи, – подумал я, – до чего доверчива молодость и какой коварной может быть старость!»

– Правда, я должен вас предупредить, все будет зависеть от вас самих.

Они мгновенно насторожились. Но я не дал окрепнуть их закопошившимся сомнениям.

– Придется поработать, и как следует! Руди Грин готов вас подготовить. В принципе, у вас – неплохой профессиональный багаж. Ну и молодой задор, естественно. Но результат, повторяю, зависит только от вас. Сработаемся? Перспективы самые радужные! Нет?..

С ответом я их не торопил. Так и закончил на обрывистой ноте. Девчонки ничего не ответили, но телефон и адрес записали. Покопавшись в телефонной книге, я нашел местечко, где взял напрокат японский орган «Ямаху». А на следующий день мои девахи, предварительно позвонив, явились ко мне в студию. Не одни – с подружкой.

– Заходите, девочки, – широко распахнул я двери. – Покажите-ка папаше Руди, на что вы способны.

– Как тебя зовут, таинственная незнакомка? – обратился я к новенькой.

– Ксана.

Имя было странное, но спросить, откуда она, мне было неловко. У нее были большие голубые глаза и короткий ежик мальчишеской стрижки. Если я смотрел на нее более внимательно, она опускала взгляд.