— И я сказал ей, chiquita, так не пойдет, второй раз тебе повторяю. Ты должна слушать, когда я говорю. Слушать и мотать на ус, понимаешь, о чем я? — Водитель повернулся к Себу за подтверждением; у него было ши­рокое лицо с густыми бровями.

— Да, ты прав, чувак, — сказал Себ, выдыхая струю дыма. — Молодец.

Он бы лучше почитал, чем слушать эту чушь, но, к со­жалению, это был своего рода автостопный этикет. Разговор был платой за езду.

— Но она никогда не меня слушает. Она всегда где— то витает. Безнадежно. Красивая, но... — Водитель гово­рил и говорил.

Себ лениво наблюдал за ним, отмечая красные линии злости, которые мелькали в его ауре, словно молнии. Когда он залез в кабину, то изменил цвета своей ауры, подогнав их под голубой и желтый оттенки водителя. Себ знал, что тот не сможет увидеть их, но эта привычка осталась у него с детства, когда он смешивал свою ауру с аурой окружающих и чувствовал себя безопаснее. Незаметнее.

Но чем больше Себ слушал этого придурка, тем мень­ше хотел делить с ним ауру. Он вернулся к своим есте­ственным цветам, когда перед глазами у него встала картина, как на кухне мужчина кричит на испуганную темноволосую женщину. Неудивительно. Себ, впрочем, не чувствовал опасности: водитель был явно из тех, кто любит запугивать слабых. Себ знал, что почувствует, если ему будет о чем волноваться. На этот случай у него в кармане всегда лежал выкидной нож. Ты не путеше­ствуешь в одиночку по Мексике без оружия, если ты, ко­нечно, не полный дурак.

— Ну а ты, — начал водитель, — сколько тебе лет? Семнадцать? Восемнадцать?

— Семнадцать, — ответил Себ, выпустив очередную струю дыма. До восемнадцати ему оставалось меньше месяца, но он не счел нужным об этом говорить.

— Ха, я думаю, что у тебя нет проблем с девочка­ми, а? — Водитель осклабился. Его аура усмехнулась вместе с ним и замерцала оранжевым. — Ты похож на рок—звезду, с твоим—то лицом и с этой щетиной, — все девчонки хотели бы прилепить такой плакат к себе на стенку. Но мой тебе совет, amigo[3], не позволяй им...

Мысленно закатив глаза, Себ отключился. Если бы он мог хотя бы включить радио! Люди часто высказыва­лись по поводу его внешности, но она не могла дать ему то единственное, чего он хотел.

Так откуда ты? — наконец спросил водитель и затушил сигарету в переполненной пепельнице. — Сонора? Синалоа?

— El DF, — сказал Себ. Федеральный округ, Мехико. Почти стемнело. Фары встречных машин были похо­жи на огни, которые выныривали из мрака. — Моя мать была из Соноры.

— Так и думал, — сказал парень, посматривая на Себа. — Держу пари, что она француженка. Или ита­льянка.

Себ не мог устоять.

— Итальянка, — сказал он с каменным лицом. — Из Венеции. Мой прапрадедушка был гондольером. Он им­мигрировал сюда, но здесь нет каналов, и он стал ранчеро.

— Правда? — выпучил глаза водитель.

— Истинная, — ответил Себ и наклонился, чтобы стряхнуть пепел. — У него много скота, больше десяти тысяч голов. Но мне кажется, что его сердце всегда было с каналами.

Себ мог бы долго продолжать в том же духе, но па­рень был таким идиотом, что это было слишком просто и не смешно.

Водитель вернулся к бесконечной болтовне о своей девушке. Он рассказывал о ее многочисленных недо­статках и о том, в чем ей бы стоило исправиться. Пока он бубнил, образ замученной женщины еще несколько раз вспыхивал перед глазами Себа. К тому времени, как они добрались до места назначения, Себ был бы рад придушить водителя. Вместо этого он стащил пачку си­гарет и зажигалку у него из кармана, когда они пожима­ли друг другу руки. Он не лазил по карманам с тех пор, как бегал ребенком по улицам Мехико. Это достави­ло ему определенное удовлетворение, хотя стоило бы оставить сигареты этому козлу, чтобы он портил себе здоровье.

Когда грузовик умчался, Себ встряхнулся, избавляя себя от неприятной энергии, — как собака, которая стряхивает с себя воду. Он стоял на холме практически в Сьерра—Мадре. Темнело. Сумрачная громада гор под­нималась на горизонте. Себ сосредоточился и проверил, нет ли вокруг каких—нибудь ангелов, затем послал второе «я» на поиски. Найти приют было легко: он располагался в полумиле ниже по дороге — развалюха с унылой спор­тивной площадкой. Себ достал из рюкзака свитер, натя­нул его и пошел по дороге, позволив второму «я» парить над собой. Расправить крылья было очень приятно — вот уже несколько дней он никуда не летал.

Себ раздумывал над тем, что сказал водителю, и слег­ка улыбался. На самом деле о матери он знал только то, откуда она была родом. Она умерла. Последний раз он ее видел, когда ему было пять лет. Из обрывков воспоми­наний Себ знал, что похож на нее. Светло—каштановые курчавые волосы, высокие скулы, карие глаза и рот, ко­торый женщины иногда называли красивым, заставляя его мысленно еще больше закатывать глаза. Абсолютно северное лицо. Сонора была местом, где европейские иммигранты смешивались на протяжении поколений. На улице туристы—гринго часто принимали Себа за сво­его и спрашивали у него дорогу по—английски. Они не знали, что миллионы мексиканцев не похожи на тех, кого показывают в вестернах.

А отец — кто знает? Впрочем, Себ сознавал, что он не мог быть непривлекательным. Как и никто из них.

Он поднялся на холм и увидел приют. Себ остановился на мгновение, посмотрел вниз и крепко сжал лямку рюкзака. Теперь, когда он был здесь, он почти бо­ялся смотреть. Становилось слишком трудно выносить постоянную надежду и неизбежное разочарование, которое следовало за ней. Но он должен был пройти через это. Целый час его жизни, когда он слушал этого козла в грузовике, был бы совсем потрачен напрасно, не сде­лай он того, зачем пришел. Кроме того, это могло ока­заться тем самым местом. Тем самым местом, где он на­конец отыщет ее.

Себа поневоле охватило до боли острое предчув­ствие — надежда, которую он никогда не мог до конца подавить. Он свернул с дороги и лег ничком на траву так, чтобы видеть приют. Он полностью сконцентри­ровался на своем втором «я» и закрыл глаза.

Он скользил по долине к развалине, его широкие крылья сверкали в темноте. С легким мерцанием он прошел сквозь стену приюта и влетел внутрь. Его му­скулы всегда напрягались, когда он входил в подобные места. Себ, сам того не желая, вспомнил абсолютно темную комнату, которая давила на него, пятилетнего, как гиря. Не было счастья, да несчастье помогло — именно там он впервые осознал себя. Именно поэтому он не сходил с ума в таких местах.

Никто не видел второе «я» Себа, когда он бесшумно скользил из комнаты в комнату. Он сразу заметил, что это не самый плохой приют — он был чистым, даже удручающе пустым. Ауры детей и подростков выглядели довольно здоровыми. Он нашел их всех в столовой, где они ужинали вместе с персоналом. Покружившись, Себ изучил их и отметил все цвета. Скучный синий, вспыш­ка ярко—розового, нежно—зеленый. Ни у кого не было даже намека на серебро, но это ничего не значило: Себ менял ауру с детства. Он по очереди сосредотачивался на каждом ребенке и напрягал все свои чувства, прислу­шиваясь к его энергии. Он весь вытягивался в нетерпе­нии, когда касался своей энергией энергии детей. Все они были людьми.

Он проверил еще раз для верности, но уже без преж­него воодушевления. Затем он заставил себя проверить другие комнаты, хотя точно знал, что ничего там не найдет. И не нашел.

Ее здесь не было.

Разочарование сжало горло, будто кто—то наступил на него. Открыв глаза, Себ выпустил второе «я» из при­юта. Он лежал неподвижно, по—прежнему глядя на пу­стынное здание внизу.

Она. Он слегка фыркнул. Он даже не знал, есть ли вообще такие, как он, и тем более какого они пола. Но откуда—то он всегда знал, что ищет девушку примерно своего возраста. Он очень сильно ее ощущал. Он не знал, как ее зовут и как она выглядит, но знал ее. Сколько он себя помнил, он чувствовал душу девушки. Иногда ему даже казалось, что он слышит ее смех или ловит от­блеск ее улыбки. То, что он не мог увидеть ее или при­коснуться, причиняло ему постоянную боль.

вернуться

3

Друг (исп.).