— Энрика, не перевирай мои слова и не делай из них то, чего нет. Тебе не так больно, как ты показываешь мне. Я хочу знать, что чёрт возьми творится в твоей голове. Мне нужно это знать. Ты злишься и ненавидишь меня. За что?

— За то, что ты, вообще, появился в моей жизни. Ненавижу тебя, ты прав. Ненавижу, что ты весь такой идеальный. Весь такой джентльмен. Весь такой умный и романтичный. Весь такой прекрасный. Ненавижу тебя за это, — говорю чётко я.

Слэйн хмурится и отпускает меня. Я дёргаю головой и поправляю волосы. Он садится на диван и тяжело вздыхает.

— Я неидеальный, Энрика. Посмотри на меня, у меня сносит крышу, когда ты пытаешься уйти. Я готов, правда, тебя приковать к своей постели, только бы не бояться этого. Люди считают меня больным. Я робот. Для всех я робот. У меня паршивая жизнь в собственном аду, и никто этого не мог изменить, кроме тебя. Я дерьмо, Энрика. Я дерьмовый человек, потому что я маньяк, — тихо говорит он.

— Почему ты так считаешь? Я же сказала, какой ты, Слэйн. Я вот истеричка. Меня бесит, что всё так идеально. Хороший мужчина. Богатый мужчина. Хороший секс. Вкусная еда. Забота от этого мужчины. А я? Заслужила ли? Нет. Ни черта. Это я дерьмо, понимаешь? Да, ты меня отмыл, но дерьмо внутри не отмыть. Так что я просто не знаю, что со мной. Это странно. Меня пугают мои эмоции. Лучше, вообще, их не иметь, — печально вздыхаю и сажусь рядом с ним.

— Не иметь эмоций это ужасно, Энрика. Не чувствовать радости, не уметь её показать. Когда бабушке стало плохо, то все меня осуждали за то, что я равнодушен к ней. Но я люблю её. Я просто не умею этого показывать. Медсёстры смотрели на меня с презрением из-за моей бесчувственности, потому что я требовал чёткого диагноза, а не описания, как сейчас она себя чувствует. Я живу фактами. Они окружают меня. Факты. Сухие факты. И я сам сухой.

— Ты живой. Ты орал очень громко. И ты злился. У тебя были эмоции, — толкаю его в плечо. Он слабо улыбается и качает головой.

— Это с тобой. А что будет, когда я выйду на улицу? Ничего, Энрика. Только ограниченное время я могу быть таким. Всего шестнадцать дней. Это так мало, но я не могу позволить нам обоим совершить ошибку.

— Кажется, ты опоздал, Слэйн. Наша встреча была ошибкой. Я была ошибкой изначально. Вы меня так даже назвали, — хмыкаю я.

— Нет. Ты была прекрасна. Даже в крови. Избитая. Слабая. Маленькая. Но от тебя так сладко пахло. Твои волосы были спутанными и мокрыми из-за крови и рвоты. Твои губы были потрескавшиеся, лицо всё в синяках. Но я помню, как ты открыла глаза на несколько секунд и это что-то внутри меня изменило.

— Это когда такое было? — Удивляюсь я.

— Когда я нёс тебя в переулок прежде, чем вызвать полицию, — признаётся Слэйн.

Я молча перевариваю информацию. Я даже не помню об этом. Я была без сознания. Может быть, такое и было.

— Прости меня, — шепчу я. — Не так я хотела начать этот день. На самом деле я хотела увидеть тебя и поцеловать.

— Нельзя это сделать сейчас?

Я смеюсь, когда наши взгляды встречаются.

— Думаю, можно, — киваю ему. Я тянусь к его лицу и целую его в губы.

— Доброе утро, Слэйн.

— Доброе утро, Энрика.

Мы улыбаемся друг другу. Вероятно, когда человек влюбляется, то он становится идиотом. Вот абсолютным идиотом и забывает, что он человек. Да, думаю только этим можно объяснить неожиданную ссору. Это странно. Столько эмоций даже для меня много. Слэйн не знает, что я ненавижу эмоции. Он думает, что я такая вот, потому что хочу. Нет. Я ненавижу показывать людям, что они вызывают во мне. Они должны видеть, что я их презираю. Они должны знать, что лучше со мной не разговаривать. Я — электрошокер для них, потому что иначе я начну чувствовать. А дерьмо не имеет на это право.

Все иногда поступают неправильно. А если учесть, что я, вообще, никогда не имела парня даже на определённое количество времени, то мне абсолютно не известно, что с этими парнями делать. Нет, сейчас я знаю больше, чем ещё месяц назад, но не настолько много, чтобы не ошибаться. Но мне нравится то, что эти ошибки становятся чем-то нормальным для меня. После них можно спокойно вернуться за стол и завтракать, обсуждая другую тему. То есть не нужно уходить, расставаться или мстить кому-то. Ошибки, словно грязь. Ты вляпалась в них, запомнила место, где была эта грязь и пошла дальше.

— Значит, татуировка, да? — Кусаю десертную ложечку и поглядываю на Слэйна.

— Значит, да, — кивает он, делая глоток чая.

— И что она значит? Две боксёрские перчатки.

— Да, но это не связано с борьбой или отцовскими клубами.

— А с чем?

— Это парная татуировка. У Кавана такая же. Когда отец не поддержал меня и моё решение поступить не на банковское дело, а на разработку программного обеспечения и предпринимательство, то мне отказали в месте в общежитии. Не было мест. Я ушёл из дома в том, в чём был. Я оставил все свои карточки ему. У меня было немного мелочи и Каван именно это и прогнозировал. Он встретил меня у ворот нашего поместья и повёз к себе. В тот день мы сильно повздорили с отцом. То есть он орал, а я спокойно смотрел на него, не собираясь сдаваться. В общем, Каван помог мне и прикрывал мой зад каждый раз, даже когда я его не просил. Я работал грузчиком, уборщиком, официантом, шофером. Я никогда не брал у него денег, но он старался сделать всё, чтобы я ни в чём не нуждался. Однажды мы шли мимо арт-салона, и он загорелся идеей сделать новую татуировку. У него уже было две. Я пошёл за компанию, чтобы немного там подремать перед ночной сменой. Пока ему набивали татуировку, то я заметил, что звук машинки очень красиво звучит, и я бы хотел сохранить этот звук. Воспоминание, — Слэйн делает паузу, подливая мне ещё чай, пока я ем вторую порцию шоколадного пудинга.

— В общем, я предложил ему сделать ещё одну татуировку в виде двух боксёрских перчаток. На одном и том же месте. Под лопаткой. Куда обычно бьют люди исподтишка, когда ты отворачиваешься. Это символичное место, означающее для меня, что туда не ударит меня Каван, а я его. Также боксёрские перчатки — это пара. Двое людей. Мужчин. Они вместе и будут бороться против трудностей тоже вместе. Так она и появилась.

— Ты, действительно, считаешь его другом, — замечаю я.

— Да. Это так. Я уверен в нём. Он часто доказывал мне свою дружбу. Он был обманут, а это не его вина. Каждого человека можно обмануть, но когда это делают близкие люди, то это больно. Каван держит эмоции внутри, а выплёскивает их на ринге. Он занимается этим профессионально, получает приличные деньги, а я иногда хожу, чтобы посмотреть на него и поддержать. Он агрессивен и немного жесток. У него всё чёрное. В его понимании не существует хорошего для него. Если появляются люди, то они точно плохие. Если случается что-то нехорошее, то это точно враги и им нужно мстить. Если сдувается колесо, то это покушение. У него нет чего-то среднего. Он зачастую сначала делает, а потом думает. Он живёт эмоциями, и они всегда агрессивные. А на ринге он справляется с ними и направляет их в нужное русло. Он ещё ни разу не проигрывал за восемь лет.

— И он работает на твоего отца, да?

— Да. Он дерётся в его клубах.

— Хм, всё же, Слэйн, а ты не думаешь, что Каван не такой хороший друг, каким ты хочешь его видеть. Нет, не злись. Дай мне объяснить свою мысль, — предупреждающе поднимаю руку. Взгляд Слэйна становится холодным и готовым защищаться.

— В общем, я думала немного над тем, что случилось. Его сестра была умна? Я имею в виду, она знала все эти хакерские вещи, чтобы взломать твою систему безопасности?

— Нет. Она не знала. Она даже колледж не закончила. Всё просто, Энрика. Она начала встречаться с одним из моих программистов, но назвала не своё настоящее имя. Она соблазнила его, а потом узнала все пароли к доступу нашего сервера. Она вошла туда и скачала мои программы. Вот и всё.

— То есть никто не мог догадаться, что такое случится?