— Алекс, ты настоящий Аполлон.
— Если вспомнить о твоей любви к Риму, то, думаю, это замечание надо принять за комплимент. — Алекс прижал Джиану к себе, и она прерывисто вздохнула.
— Мне кажется, я бы все время проводила таким образом.
Джиане в который раз пришло в голову, что будь она повыше, то лучше бы подошла Алексу, который принялся вынимать шпильки из ее волос, чтобы они рассыпались по ее плечам черной волной.
— Ты играешь со мной, Алекс, — обворожительно улыбаясь, произнесла Джиана. Она начала ласкать его.
— Джиана! — простонал он. — Остановись!
Алекс отнес ее на кровать и только улегся рядом, как тут же отскочил, словно ошпаренный.
— Что такое? — прошептала она, пытаясь прижать его к себе.
— Ребенок, — ответил Алекс. — Он ударил меня.
Джиана захихикала:
— Алекс, обещай мне, что ничего не скажешь доктору Дэвидсону, а то он умрет от стыда.
Но Алексу было не до смеха:
— Я слишком тяжел для тебя. — Увидев, что Джиана хочет возразить ему, Сакстон добавил:
— Не хочу, чтобы наш ребенок еще до рождения начал проклинать отца. — Алекс положил Джиану на бок. — Надо просто проявить изобретательность. Ведь можно все делать по-другому…
— Да, Алекс, — прошептала Джиана с блаженной улыбкой, двигаясь в такт с Алексом. — Вижу, и тебе нравится.
…Когда все было кончено и Алекс ласково поглаживал Джиану, она тихо промолвила:
— Но всегда ли будет так? Всегда ли я буду умирать от счастья в твоих объятиях?
— Постараюсь, чтобы ничего не менялось в худшую сторону, — пообещал он.
— Тебе надо побриться, — заявила она, поцеловав его в подбородок. — Мне вовсе не нравится, что ты царапаешь меня своей щетиной.
— Принцесса, — заговорил он, — обещай мне, что скажешь, если что-то огорчит тебя.
— По-моему, у меня депрессия.
— А по-моему, у тебя теперь нет причин расстраиваться.
— Пожалуй, ты прав, — сказала она ему на ухо. Погладив ее роскошные волосы, Алекс взглянул на ее сонное личико.
— Я не в силах изменить законы, Джиана.
— Нет, — ответила она. — Никто не в силах это сделать. Мужчины не позволят.
— Но мы можем просто не обращать на них внимания.
Джиана промолчала.
— Поспи, дорогая. До обеда еще часа два.
Джиана почувствовала, что по ее щекам опять покатились горячие слезы.
Глава 22
— Послушай же, Джиана! — настаивала Лия. — Лорд Палмерстон изгнан из министерства иностранных дел за то, что одобрил государственный переворот, устроенный Луи Наполеоном.
— Переворот? — перепросил Алекс. — А что это такое?
— Это означает неожиданную смену правительства, — объяснила Джиана. — Хотя, — добавила она со свойственным для англичан скептицизмом, — во Франции не бывает ничего неожиданного.
Лия вернулась к новостям в «Таймс».
— Между прочим, — заметил Алекс, — лорд Палмерстон — выдающийся государственный деятель.
— Прекрати, Алекс! — нетерпеливо вскричала Джиана. — У лорда Рассела не было другого выхода, потому что Палмерстон вел себя невыносимо.
Джнана с Алексом горячо принялись спорить о политике, но их перебила Лня:
— А что это за художник — Дж. М. В. Тернер?
— Кто? — переспросила, не расслышав, Джиана.
— Тернер. Он умер.
— Как жаль, — вздохнула миссис Сакстон. — Он был близким другом моей матери. Это был выдающийся художник, Лия. Алекс, помнишь, у нас в гостиной висят его полотна?
— Да, — ответил Алекс. Его внимание переключилось на письмо, которое он держал в руках. —Делани приезжает на Рождество, — радостно объявил он.
— Дядя Делани! — восторженно закричала Лия. — Анна, он вам очень понравится, он такой забавный! — Но, взглянув на отца, девочка добавила:
— Правда, не такой красивый, как папа.
— Но он, кажется, моложе папы? — поинтересовалась Джиана.
— Да, но, без сомнения, с возрастом он станет привлекательнее, — заверил всех Сакстон. — А теперь кто пойдет со мной в лес за елкой?
Джиана вызвалась сопровождать Сакстона.
Восторгу Лии не было конца. Она никак не хотела уходить от елки и в конце концов уснула на руках у отца. Джиана наблюдала, как Алекс осторожно стер с личика девочки следы шоколада и нежно поцеловал ее. Глаза Джианы наполнились слезами, и она быстро отвернулась. Джиана подумала, что беременность сделала ее излишне сентиментальной: с некоторого времени слезы то и дело наворачивались на глаза…
— Что-то ты подозрительно спокойна, — сказал Алекс, закрыв книгу, когда они уселись перед камином в спальне. — Устала?
— Конечно, нет, — деланно бодрым голосом ответила Джиана, которую раздражала забота Сакстона. Но, едва посмотрев в глаза Алексу, она вдруг опять заплакала. — Просто у нас никогда не было такой елки, — сказала она дрожащим голосом. — Последние два года елку нам привозили как какую-нибудь посылку — к задней двери. И ее украшали слуги! Эти чертовы слуги! — Джиана разрыдалась в голос. — Я всегда ненавидела Рождество!
Алекс молча смотрел на нее. Ему так хотелось сказать, что если она останется с ним, то он сумеет развеять горечь, скопившуюся в ее душе. Каждое Рождество будет для нее особенным. Подождав, пока она немного успокоится, Сакстон спросил:
— А как вы праздновали Рождество, когда ты была в возрасте Лии?
Громко всхлипнув, Джиана улыбнулась:
— Я получала целую гору подарков. И мне удавалось пробраться в гостиную — помогать слугам украшать елку. Мама была так занята, но пониманию детей это недоступно. Лия так счастлива.
— В этом году особенно. Ведь это ее первое Рождество с папой и мамой.
Улыбка Джианы стала еще веселее, когда Алекс продолжил:
— Елка постоит дня два в коридоре, а потом мы занесем ее в гостиную. Анна помогает Лии делать игрушки.
— Это замечательно, — сказала Джиана. — Может, Анна и меня научит?
— Кажется, я смогу помочь тебе, — улыбнулся Алекс. — Я неплохо делаю елочные украшения.
— Ты ими увлечен так же, как орхидеями?
— Больше. Если хочешь, то на Рождество наш дом будет открытым для всех.
— Конечно, хочу. — У Джианы загорелись глаза. — Ты не будешь против, если я приглашу Латимеров?
Сакстон скривил рот, но все же произнес:
— Нет, это хорошая мысль.
— Иногда ты ведешь себя вызывающе, Алекс!
— Довольно того, что Чарльз получит твои деньги, когда затея с мистером Маккормиком провалится.
— Не будем спорить об этом сегодня, Алекс.
— Отлично. — Он погладил ее по руке. — Хочешь ко мне на колени?
Джиана с готовностью пересела к нему.
— Знаешь, — промолвил Алекс, — мне так нравится семейная жизнь. Ты обращаешься с Лией, как с дочкой.
— Я… я полюбила ее.
— А меня бы ты любила, будь мне девять лет?
— Не могу же я бороться с Лией так же, как с тобой, — ответила Джнана.
— Мне однажды пришло в голову, что мы с тобой ведем себя, как мартовские коты. Но кошка обязательно должна отдыхать.
— Похоже, ты прав, — спокойно произнесла Джиана, поцеловав Сакстона в шею. — Когда я приехала в Нью-Йорк, я, пожалуй, была… резковатой.
— «Пожалуй!» — насмешливо повторил Алекс.
— А ты… Алекс, ты был очень добр ко мне.
— Только никому не рассказывай этого, принцесса, а то моей репутации придет конец. — Положив руку ни живот Джианы, он задумчиво промолвил, обращаясь скорее к себе, чем к ней:
— Жизнь — такая странная штука.
— Да, — согласилась с ним Джиана. — Я была так счастлива, занимаясь бизнесом, и вдруг в мою жизнь ворвался ты, нахальный американец! И всего за неделю я потеряла невинность, заболела…
— Забеременела, — добавил Сакстон.
— Пожалуй, мне не стоило извиняться за резкость.
— Бродячие коты никогда не извиняются, — сказал Алекс, многозначительно приподняв брови.
— Алекс, не могу поверить!
— Веселого Рождества, Джиана! — поздравил ее Алекс.
— Ты сделал это для меня? — Джиана изумленно оглядывала комнату в южной части дома, которая прежде была обставлена неуклюжей, тяжелой мебелью. Теперь эта мебель, унылые серые обои и мрачные темные портьеры исчезли. На полу появился бело-голубой ковер, вдоль стен стояли книжные шкафы, заполненные великолепными изданиями, возле окна, выходящего в сад, поместился изящный дубовый стол. На его полированной поверхности стоял стакан из слоновой кости с карандашами и ручками. Рядом с ним — дагерротип, запечатлевший Лию, Джиану, миссис Карутерс и Алекса на прогулке в парке Сити-Холл. На углу стола лежала стопка бумаги со штампом «Джорджиана ван Клив-Сакстон» и адресом конторы. Над камином висела картина Борнета с изображением Нью-Йоркской гавани.