— Непременно, — хмыкнула я и осталась в ванной.

Я бы, наверное, просидела там до конца вечеринки, но тут в дверь постучали — кажется, ногами, и я пошла к остальным. В коридоре и прихожей — повсюду — толпились люди. Черт, они были… безупречны. Не знаю, что с собой нужно делать, чтобы так выглядеть, но впечатление такое, будто они одежду больше раза не надевали — все на них было словно только из магазина. Они были такими модными, стильными, ароматными и ухоженными, что…

У одной девушки чуть ли не до бровей были черные тени с серебристыми блестками, невероятное декольте, из которого грудь не вываливалась только потому, что была, наверное, приклеена. Но девушка выглядела потрясающе. Как звезда Голливуда. На другой девице, в брючном джинсовом комбинезоне, не таком, как у роллеров, а мягком, облегающем, с клешами и вырезом от подбородка до пупка, было столько украшений, бус, ожерелий, браслетов — до локтя, колец в пять рядов, что на сбор всех этих богатств, скорее всего, ушли годы.

Мне казалось — даже если бы я ходила в магазин на меньше чем с десятью тысячами баксов, ТАК у меня все равно не вышло бы. Это нужно, самое меньшее, семь лет подряд три раза в день принимать ванну из крови молодой кобылицы и просто так — для тренировки — часа по четыре в сутки изучать последние тенденции весеннего макияжа, а вот чтобы с бухты-барахты… Мне кажется, если даже на меня напялить платье за десять тысяч долларов, через пятнадцать минут оно будет на мне смотреться, как спортивный костюм.

И, ко всему прочему, все они были такие светские, изящные и так шутили, смеялись и двигались, что мне срочно захотелось напиться со шпаной в подъезде — чтобы типа почувствовать дыхание настоящей жизни. Гордо прочесав толпу, я добралась до гостиной, заметила Аню, которая среди всех больше всего напоминала живого человека, и поискала Егора.

— Привет, — изобразила я удивление. — Это ты или твой брат-близнец?

— Привет! — он не бросился меня обнимать. — Какая встреча!

— Какая? — спросила я.

— Приятная, — ответил он, улыбнувшись так, что все Анины наставления были позабыты и я думала лишь о том, какой Егор красивый и сексуальный.

— Слушай, — у меня предательски взмокли ладони, — а как ты здесь очутился? Ты же в Крыму.

— Я рассорился с Сашей. — Он замолчал, а я в это время придавила желание ляпнуть «почему?». — Она за один день устроила пять… или шесть сцен ревности, — все-таки объяснился он.

— Да-а… — поддержала его я.

К нам подошла та дама в восточном платье, с кем я первый раз увидела здесь Егора, и что-то сказала ему о выставке в каком-то музее. Он пообещал свериться по графику и познакомил нас.

— Это Лидия, она директор галереи «Восток-Запад», а это Вера…

Егор не знал, чем я занимаюсь, но вот эта Лидия приняла его замешательство как признание в том, что я не делаю ничего такого, чем можно заинтересоваться, или вообще ничего не делаю. Любезная улыбка на ее лице почти незаметно сменилась надменной гримасой. Одно незначительное движение губ — и я почувствовала себя никем. Все это было настолько явно, хотя и прикрыто напускной любезностью, что мне захотелось ляпнуть что-нибудь такое грубое и пошлое, чтобы ее перекосило. Или громко пукнуть. Вообще-то мне было плевать, тем более что Егор явно хотел со мной дружить, но мадам Галерея не отставала и плела какую-то нудятину о том, как ему, Егору, важно засветиться в Европе. Наконец, я ее о чем-то спросила, а она не ответила. Поначалу я думала, что Лидия не расслышала, но, повторив вопрос еще раз, перехватила ее взгляд. Она поняла меня, но не снизошла до ответа — я чуть не задохнулась от такой наглости. Я наклонилась к ней и прямо в ухо громко и четко еще раз задала тот же самый вопрос. Она вздрогнула, что-то пробормотала и смылась, удосужившись даже сочинить предлог — вроде ей надо с кем-то поговорить.

Егор сделал вид, что ничего не случилось, и постарался отвлечь меня разговорами. Он рассказывал о путешествиях — о том, как он был в Париже, Лондоне, Праге, Флоренции, Нью-Йорке, Сан-Франциско, Белграде… И рассказывал не о достопримечательностях, а о людях, приключениях, выставках, забавных происшествиях… А если даже и о достопримечательностях, то в связи с чем-то увлекательным — как он с другом застрял на Эйфелевой башне в лифте, как на Кипре попал в землетрясение и видел, как вода в бассейне встала столбом… Я его слушала открыв рот — в самом прямом смысле.

Где-то через час я смогла оторваться от его манящих глаз и выбралась в туалет. Уборная была занята, но Дато, выскочивший из-за угла, заявил, что есть вторая — рядом со спальней. Он так произнес «рядом со спальней», будто достаточно было представить его в спальне, чтобы тут же раздвинуть ноги. Его самодовольство было таким наивным и самозабвенным, что я едва сдержалась, чтобы не расхохотаться. Когда я вернулась, вся компания надумала ехать к некоему Филиппу, а потом в клуб.

Так случилось, что мы с Егором вышли последними. На лестнице он положил руку мне на плечо. По-дружески. Секунд двадцать я делала вид, что даже не замечаю этого, но мужества мне, конечно, не хватило, и на ближайшей площадке мы уже целовались — так, что я чуть не потеряла сознание.

Глава 15

Я вошла в квартиру, прикинула — «два часа ночи?» — и все-таки набрала Аню.

— Кто не смотрит на часы, носит… э-ээ… грязные трусы! — ответила она бодро.

— Аня, это Вера, — покаялась я. — Если я еще когда-нибудь оспорю твою правоту, можешь бить меня тапками по морде, разрешаю. Я вообще-то не поздно?

— Не-не… Э-ээ… Та-ак… Приезжай ко мне?! Посплетничаем — чувствую, тебе есть чем поделиться… — соблазняла она.

Через полчаса я стучала в Анину дверь — звонка не было.

Квартиру только-только отремонтировали: немного мебели было лишь в кухне — квадратной комнате со старинным буфетом, плитой и низким столом. Вместо стульев стояла раскладушка — Аня сказала, что она осталась после рабочих.

Только я открыла рот, Аня приложила палец к губам, приговаривая:

— Погоди, погоди. Сейчас сядем, нальем чаю…

Она плеснула в чашки зеленый чай, вывалила в стеклянную миску сладости, достала из буфета «бейлиз», разлила по стаканам, плюхнулась на раскладушку, стоявшую пока вместо дивана, и уставилась на меня с любопытством.

— С чего начать? — озадачилась я.

— С самого интересного! — подбодрила Аня.

— Ага… — задумалась я.

По дороге мы почти ни о чем не говорили. Он держал руку на моем колене, я поглаживала ему шею, а на всех светофорах мы целовались, как сумасшедшие. В лифте Егор прижал меня к себе — так мы и стояли рядом перед дверьми.

Больше всего не люблю вот эти моменты: где-нибудь в гостях вспыхивает страсть, а потом еще нужно ехать куда-то, смотреть при ярком свете друг на друга в лифте, раздеваться, мыться… Пропадает настроение. Так все где-то было романтично: поцелуи в коридоре, объятия в машине, а тут вдруг — бац! Проза: «есть у тебя чистые полотенца?..» И надо все начинать сначала…

С Егором было по-другому: не было этих пауз, когда вдруг все делают вид, что зашли сюда кино посмотреть или за чаем поговорить, — все было однозначно и сексуально. И романтично. Он зажег в ванной свечи, взял туда бутылку вина, потер мне спинку, я помыла ему голову — типа первые шаги к сближению… Потом он закутал меня в длинный халат, обнял сзади, и так мы дошли до кровати — путаясь друг у друга в ногах. Уложил прямо в халате, накрыл мне ноги пледом, подложил под голову подушку, взял мое лицо в свои ладони и поцеловал. И тут я отчего-то сразу замерзла, а подмышки предательски взмокли. Я его стеснялась. И мне было неуютно. Не то чтобы я робела от любви, нет. Мне было неприятно — не физически, а внутри. Он был такой уверенный и спокойный, что я не могла понять: чем мы будем заниматься — любовью или смотреть художественные альбомы. Как-то все было равнодушно.

Конечно, я из всех сил убеждала себя, что мне просто-напросто очередной раз мерещатся подвохи и вообще, это все Аня виновата — наговорила гадостей. Но не бывает так… чувства не обманешь. Даже в самой короткой интрижке на одну ночь случается, что страсть захватывает целиком и не остается времени для дурацких сомнений и даже все эти неловкие паузы в лифте не имеют значения. Пусть на два часа, на час, на пятнадцать минут, но люди желают друг друга, и это мгновение, этот порыв хоть маленькая… крошечная… но любовь.