Я прилегла на сидение. Качели мерно покачивались, развеивая дурное настроение. Сквозь кружево листвы приветливо светило солнышко, и я жмурилась, любуясь на игру света и тени. Внезапно ход качели остановился.

— Я в чём-то провинился перед тобой? — надо мной стоял Ярослав и внимательно, без намёка на улыбку, смотрел на меня. — Чем-то обидел? И Вера Алексеевна спросила, не поссорились ли мы с тобой?

— С чего ты взял? — ответила сразу же и встала, чтобы не быть в позиции снизу. — Всё, как обычно, — и снова натянула заученную улыбку на лицо, натренированную за годы работы с людьми. — Как спланировал день?

Самолёт плавно оторвался от земли. Перелёт до места назначения в Германии обещал быть быстрым и комфортным. Отец выделил свою личную птичку, чтобы я с женой, братом и ещё парой человек, отобранных для работы в новом европейском офисе, добрались без приключений.

Салон самолёта был оборудован со всеми удобствами. Мы с женой сидели друг напротив друга на мягких кожаных креслах возле иллюминаторов. Надежда слушала музыку через наушники, прикрыв глаза и отбивая пальчиком ритм по подлокотнику. Длинные ресницы отбрасывали дрожащие тени на лицо. Сейчас она выглядела расслабленной и спокойной, но я знал: стоило мне её затронуть — и она сразу менялась. Становилась вежливо-отстранённой. Не той женщиной, что привлекла моё внимание.

Я даже могу с точностью сказать, когда произошла перемена. Но только не могу назвать причину этого. Ночь, проведённая в доме родителей Надежды, оказалась пограничной между той яркой, неунывающей, сильной девушкой, которая по воле рока вышла за меня замуж и сумела увлечь, и этой новой незнакомкой с искусственной улыбкой и пустым взглядом, которая воздвигла стену между нами. Неживая, механическая кукла, выполняющая заложенную программу. Действительно играющая роль, как и требовалось от неё по контракту.

Придраться было не к чему. Какие претензии я мог ей предъявить? На людях она вела себя нормально. Продолжала поддерживать нашу легенду. Не дёргалась, когда я проявлял на публике знаки внимания. Принимала их, как часть игры. Исполнение было безупречным, комар носа не подточит. Только это происходило ровно до закрытых дверей. За ними всё менялось. Оставалась холодная вежливость, деловая собранность, отстранённость.

Был момент, когда я думал, что этот бзик у неё прошёл, но обманулся в своих надеждах.

Пресс-конференция, которая состоялась через сутки после той памятной ночи, прошла без сучка и задоринки. В какой-то момент я даже подумал: «Вот оно, всё налаживается!», когда на очень провокационный вопрос журналиста издания для женской аудитории, затронувший честь моей жены, я чуть не взорвался. Хотелось встать и ударить кулаком в морду паршивцу. Но тёплая женская ладонь легла поверх моей сжавшейся в кулак руки и стала ласково поглаживать. Меня это моментально успокоило. Наши руки переплелись пальцами, и я так и держал руку Нади до конца интервью, чувствуя поддержку. Потом фотография наших сплетённых рук светилась на первых полосах всех изданий.

— Молодцы, — скупо похвалил нас отец после конференции и похлопал меня по плечу. — Вы прекрасно дополняете друг друга. Настоящая Давыдова! — отец удовлетворённо улыбнулся, глядя на Надю. — Вы смотрелись на интервью очень гармонично. Кстати, Егорыч, — он махнул рукой Бизону, привлекая внимание начальника охраны, — расскажи молодёжи, что выяснил.

— Мы нашли, кто слил информацию журналистам, что вы посетили наш медцентр. Медсестра, которая брала кровь на анализ у Нади. Захотела заработать, дурында. Хорошо, что додумалась конфиденциальную информацию о состоянии здоровья не разглашать. Карпов бы её за это лет на десять закрыл, а так только выгнали из города и диплом аннулировали.

— Не слишком ли жёстко? — подала голос Надежда, чуть крепче сжимая мне руку. — Ничего же страшного не произошло.

Глаза отца опасно сузились, и я приобнял жену за плечи, поддерживая.

— Никому не позволю безнаказанно гадить на мою семью, — резко отрезал отец. — Предавший однажды, предаст снова. Каждого сотрудника, которого мы нанимаем на работу, предупреждаем о последствиях необдуманных действий. Есть условия контракта. Выполняешь — будешь поощрён. Нет — будешь наказан.

— Да, — она вскинула на меня какой-то болезненный взгляд. — Контракт нужно выполнять, как и держать данное слово.

Какой двойной смысл был вложен в эту фразу? Я так и не понял.

После той пресс-конференции, как бы я не надеялся, ничего не сдвинулось с мёртвой точки.

Как же бесила вот эта её пластилиновая улыбка и то, что Надя смотрела сквозь меня!

Не понимаю! Всё ведь прошло хорошо: знакомство с Надиными родителями, отличный секс. Даю голову на отсечение – он ей понравился также, как и мне. Она страстно отдавалась. Не зажимаясь. Не стесняясь. Хотела меня. И удовольствие мы получили взаимное. Но утром что-то произошло. Что я упустил? Чем обидел? Не помню ничего такого за собой. С наскоку разобраться не получилось.

— Я в чём-то провинился перед тобой? Чем-то обидел?

Надю я нашёл в саду, она лежала на качели и смотрела сквозь зелень листвы на небо. При дневном свете заметил, что веки у неё припухли, словно она долго плакала. Может, ей родители что-то сказали? Но я неплохо разбирался в людях и видел, что они приняли наш поспешный брак, потому что любили свою дочь и уважали её выбор. Нет, причина была не в родителях. А если это связано с её австралийцем? Из услышанного утром разговора понял, что говорила она со своим начальником. Но и имя Грэг звучало. Неужели она тужит по нему?

— С чего ты взял? — Надя ответила спокойно и резко поднялась с качели. — Всё, как обычно. Как спланировал день?

Я объяснил, что с утра отправлюсь в отцовский бизнес-центр. Дела не ждали. Нужно было решить много вопросов перед отъездом. Она вежливо покивала головой. Улыбнулась так, что меня покоробило, пожелала хорошего дня – из вежливости. Я списал всё на плохое настроение. Все мы люди, всякое бывает. Думал, пройдёт.

За ворота мы вышли вместе. Я уж решил, что Надя хочет поехать со мной, но только я открыл рот, чтоб сказать, что это того не стоит, что ей будет скучно, как она прошла мимо распахнутой Михаилом двери и села без объяснений в подъехавшее такси. Её авто тронулось с места, проезжая мимо моей машины, возле которой я так и застыл, пристально следя взглядом за тем, как моя жена и головы ко мне не повернула. Гордый профиль смотрел вперёд сквозь лобовое стекло.

— Ярослав Александрович, вообще-то Надежда Владимировна — мой объект, — пробасил рядом телохранитель и с укором посмотрел на меня. — Не нужно было разрешать ей уезжать без охраны. Вы же знаете правила.

Слова Михаила пробудили словно оцепеневшее сознание, и я выругался себе под нос, набирая номер Надежды. Абонент был занят и отвечать на звонок по второй линии не торопился.

Пришлось срочно вызывать такси для себя, а Михаила спешно отправлять следом за женой на нашей машине. Позже по докладу телохранителя выходило, что она встречалась с какой-то подругой по имени Маргарита. Они долго сидели в кафе. Надя что-то с ней обсуждала. Согласно собранного досье, девушка оказалась её бывшей одноклассницей, нынче аспирантом кафедры психологии, политологии та социологии местного университета.

— Яр! — позвал меня брат, отвлекая от воспоминаний и новой порции размышлений над ситуацией. — Давай партейку сыграем.

Он держал в руках колоду карт.

— Идём за стол, — предложил ему и поднялся со своего места, чтобы пройти в другую свободную часть салона. Мазнул взглядом по Наде. Она вытащила один наушник и посмотрела на Артура, слушая, о чём он говорит.

— Надя, идём с нами, веселее будет.

— Нет, не хочу. Спасибо, Артурчик, — внутри меня что-то колыхнулось, неприятное, тёмное. Я сейчас завидовал Артуру, завидовал тому, что моя жена смотрела на него с мягкой улыбкой, по-простому, не так, как на меня в последние дни.