Но хотя бы дурацкие испытания завершились. Теперь не будет приключений, не надо будет куда-то мчаться с места в карьер посреди ночи.

Стоило только Фионе задуматься о Лиге бессмертных, о родственниках, как все радостные мысли сразу покинули ее.

Она подняла старинный глобус, поставила на место и повернула к себе так, чтобы были видны Тихий океан и Микронезия.

Не таким ли равнодушием, не такой ли бесчувственностью была всегда наделена бабушка? Си обмолвилась насчет того, что некогда бабушка тоже что-то отсекла от себя. Но Фиона сильно сомневалась, что при этом бабушка избавилась от аппетита. Много ли существовало на свете коробок, шоколадные конфеты в которых никогда не заканчивались?

Фиона вспомнила, что может поднять ей настроение. Она перерыла гору грязной одежды, нашла трикотажные спортивные штаны, разорвала их и выдернула нитку.

Надо разрезать что-нибудь.

Тогда она сразу почувствует себя хорошо. Все чаще и чаще разрезание предметов приносило ей удовольствие.

Фиона туго натянула нитку и сосредоточилась. Нитка завибрировала, стала такой тонкой, что почти исчезла. В воздухе возникла силовая линия.

Фиона огляделась по сторонам в поисках чего-нибудь, что можно было бы разрезать.

Книги… пишущая машинка… мебель… Все это было ей дорого. Она вздохнула. Не стоило увеличивать беспорядок.

Фиона расслабилась. Нитка провисла.

Может быть, лучше ничего не чувствовать, чем ощущать радость от того, что ты разрушаешь нечто драгоценное.

Фиона повертела нитку в руках, намотала на оба запястья… и вспомнила, как Даллас показывала ей волшебный прием, с помощью которого можно было увидеть свою жизнь, и как она увидела конец своей жизни.

Фиона устремила взгляд на нитку, добилась того, что перестала ее видеть, а потом нитка снова возникла в ее поле зрения, но так, словно она смотрела на нее, скосив глаза к переносице.

Нитка разделилась на множество волокон и протянулась в одну сторону — в прошлое, в другую — в будущее.

Сплетение волокон в прошлом осталось таким же, каким Фиона видела его в прошлый раз, за исключением отрезка, ведущего к настоящему времени. Этот участок нити так растрепался, что казалось, того и гляди порвется. Фиона более пристально вгляделась в него. Микроскопические волоконца обвивались вокруг основной нити, сплетались между собой и образовывали что-то вроде мостика между вчерашним и сегодняшним днем.

Именно в это время ее жизнь должна была оборваться.

Нет… Фиона прищурилась. Ее жизнь оборвалась. Основная нить истончилась настолько, что в конце концов просто исчезла. Если бы вокруг нити не появились эти, обвивающие ее волокна, она бы непременно лопнула.

Фиона взволнованно прикоснулась к этим волокнам. На ощупь они были похожи на древесину, были теплыми и сверкали, словно золото. Она также почувствовала пульс — ровный и сильный.

Видимо, подействовало Золотое яблоко. Одна жизнь закончилась… и что же началось? Новая жизнь? Ей дали второй шанс? Или нечто такое, чего она пока не понимала? Что бы это ни было, оно пересекало настоящее и устремлялось в будущее. У нее на самом деле появилось будущее.

С любопытством и осторожностью Фиона посмотрела вперед, скользя взглядом вдоль золотистого волокна, вплетенного в нить ее жизни. Волокно разветвлялось, тянулось, расширяло нить жизни, превращало эту нить в ткань. Тут и там Фионе попадались на глаза гибкие ветви, поросшие крошечными листочками и увенчанные яблоневыми цветами.

Что означало это множество дорог? То, что ее будущее неясно? Она заметила немало тупиковых ветвей и восприняла это буквально. Но многие волокна тянулись и тянулись вперед и исчезали в темноте.

Фиона робко протянула руку в ту сторону, и кончики ее пальцев ощутили прикосновение к дереву и кирпичам. А еще она почувствовала, как лопаются пузырьки в шампанском, почувствовала запах этого напитка, услышала смех.

Фиона улыбнулась. Было похоже на вечеринку. Она надеялась, что не ошибается.

Но стоило ей передвинуть пальцы немного вперед — и она словно прикоснулась ко льду, а потом к шершавому асфальту с множеством выступающих камешков, а еще к липкой крови… и ощутила запах жженой извести и огня. Это ей совсем не понравилось.

Фиона отпустила нитку.

Она подняла с пола пишущую машинку и поставила на стол, подобрала разбросанные бумаги и все остальные книги — на тот случай, если к ней войдет бабушка. Собрала одежду, сложила в корзину и вышла из комнаты. Ей не хотелось оставаться наедине с собственными мыслями.

Она постучала в дверь комнаты Элиота и хотела войти, но дверь оказалась заперта.

— Секундочку! — крикнул Элиот и отпер замок. — О, это ты. — Он глянул на кровать. — Входи. Только дверь запри.

С каких это пор Элиот начал закрываться на замок? Но с другой стороны, и у нее в последнее время появилась такая же привычка. И у него, и у нее теперь есть что прятать, и Фионе это совсем не нравилось.

Тем не менее она закрыла дверь и заперла ее.

Элиот сел на краешек кровати и откинул одеяло. Под одеялом лежала скрипка. Фиона заметила, что порванная струна заменена новой. Интересно, откуда брат взял запасную струну?

Элиот прикоснулся к скрипке, отвел от нее взгляд и уставился в одну точку, обхватив себя руками за плечи. Его взгляд был тоскливым и наполненным болью.

Фиона отчасти догадывалась, какие мысли терзали брата: прошлая ночь, туман, крики погибающих людей.

Она вспомнила о том, как впервые попыталась логически осмыслить то, что она сделала с Перри Миллхаусом. Да, ее загнали в угол, ей пришлось защищать себя, Элиота, ту девочку. Но все это не меняло сути дела: она убила человека.

И Фиона не могла отделаться от воспоминаний о том, что убийство этого чудовища доставило ей удовольствие.

Элиоту не дано было испытать подобное чувство. Люди на базе ВВС — это не то что Миллхаус.

По большому счету во время последнего испытания чудовищами стали и Элиот, и Фиона.

Фиона села на кровать рядом с братом и вздохнула.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Элиот. — Есть можешь?

— Съела немного овсянки утром. Вкус был такой, словно ем опилки, но проглотить сумела, и меня не стошнило. И воды немного попила.

— А как насчет яблока? Что-нибудь изменилось в твоем самочувствии?

— Ничего не изменилось. Какой была, такой и осталась.

— Хорошо, правда? — кивнул Элиот.

Это прозвучало не слишком уверенно, и Фиона вопросительно посмотрела на брата.

— Я хочу сказать… — проговорил Элиот. — Понимаешь, все, что с нами происходит начиная с дня рождения, в итоге оказывается не таким, каким казалось на первый взгляд. Подарки, за которыми тянутся непредсказуемые последствия, новые родственники, которые, как я думал, будут нас любить и заботиться о нас, а они нас пытаются убить… в общем, всё.

Он потер руку и поморщился.

Красная полоса и синяки не исчезли. Инфекция? Яд? Ему следовало показаться врачу.

Элиот заметил озабоченный взгляд сестры и отвернулся, спрятав руку.

— Ничего страшного. Пустяки. Простая царапина.

— Нет, не простая, — прошептала Фиона.

Она замолчала. Брат словно бы что-то скрывал от нее — так же поступала и она, когда постоянно жевала конфеты.

Она перевела взгляд на скрипку. Скрипка выглядела нормально, и все же что-то в ней было особенное… огненный цвет деки и то, что Фиона почти слышала, как вибрируют струны, хотя никто к ним не прикасался.

Ей хотелось сказать Элиоту, что ему, быть может, стоит на время убрать скрипку подальше. Что слишком много хорошего — не самое лучшее.

Но он был так привязан к своей скрипке. Наверное, Фионе стоило поговорить об этом с кем-то еще. Может быть, с дядей Генри. А пока она будет наблюдать за рукой брата.

— Бабушка вернулась? — спросил Элиот.

Он явно хотел сменить тему, но Фиона не стала возражать.

— Думаю, нам придется пойти на работу, Эл, — покачала она головой.

— Пиццерия закрыта на неделю. Ремонт.

Новость была неожиданной, но приятной. Фиона могла позвонить Роберту. Может быть, ее жизнь войдет в нормальную колею — хотя бы на несколько часов.