Они с Фионой зачарованно смотрели на играющее в небе сияние, похожее на озаренный луной прилив.

— А вам известно, — дядя Генри перешел на английский и обратился к детям, — что существует древний скандинавский перевод слова «aurora», означающий «блеск сельди»? Викинги полагали, что это зрелище создают маленькие серебристые рыбки, которые отражают свет луны. Даже в наше время некоторые верят, что в небесах можно разглядеть рыб.

Элиот всмотрелся в небо более пристально. Неужели северное сияние действительно походило на косяк рыб? Но его уже заслонили силуэты гор.

Машина ехала по горному серпантину. Поворот направо — автомобиль сбавил скорость и въехал в городок, залитый блеском неоновых вывесок и янтарным светом фонарей. Дома здесь были старые — каменные, отштукатуренные, стоявшие впритык друг к другу. В витражных окнах четырехэтажных зданий отражались гавань и корабли. Все сверкало, как будто окна были сделаны из драгоценных камней.

Элиот обратил внимание на белый знак с красными буквами: «HOVERCRAFT FARIA, 1 КМ».

Перегородка опустилась, и шофер спросил:

— В объезд, сэр?

— Думаю, переплывем, — ответил дядя Генри.

Машина въехала на пандус и покатилась мимо других автомобилей, стоящих в ожидании переправы. Вскоре их лимузин оказался на носу парома.

Паром отплыл, заработали мощные винты вентиляторов. Казалось, машина летит над освещенными луной волнами, едва заметно покачиваясь.

— Знак был на шведском языке, — сообщила Фиона Элиоту. — «Hovercraft faria» означает «паром на воздушной подушке».

— Я понял, — отозвался немного раздраженно Элиот, но тут же догадался, что именно ему хотела сказать сестра: они находились в Швеции.

На ум ему приходил только один маршрут: от Калифорнии до Аляски — тогда становился понятен поздний закат, — а потом они пересекли полярный круг и оказались в Скандинавии, где нередки были северные сияния.

Траектория согласовывалась с общеизвестными фактами, но не укладывалась в законы физики. Элиот осторожно прикоснулся к кожаной обивке сиденья. Это был автомобиль, очень мощный автомобиль, но его мотор работал на бензине, и движение подчинялось обычным законам термодинамики.

Элиоту отчаянно хотелось поговорить об этом с Фионой и узнать, пришла ли она к таким же невероятным выводам.

Но стоило ему бросить взгляд на бабушку и дядю Генри, как у него пропало всякое желание задавать вопросы. Они безмятежно наблюдали за плещущимися за бортом парома волнами, и их явно не беспокоило то, что они преодолели полмира за какой-то час.

Паром причалил к берегу, и автомобиль дяди Генри первым съехал с него и помчался по шестиполосной скоростной трассе. Сверкая фарами, лимузин обгонял «порше» и «феррари».

— Мы почти приехали, — успокоил детей дядя Генри.

Элиот посмотрел на Фиону. В голове у обоих вертелся один и тот же вопрос: «Куда?» Элиот даже не был уверен в том, хочется ли ему знать ответ на этот вопрос.

Скоростная трасса сменилась двухполосным шоссе, затем — мощеной дорогой, извивавшейся у подножий скал. Справа стало видно море — серое под бесцветным небом.

Машина остановилась перед стальными воротами. За ними находился парк и здание, похожее на музей. Ворота открылись, и автомобиль въехал на территорию поместья.

Элиот стал рассматривать здание. У него было два крыла, а в центре — золоченый купол. Колонны украшали орнамент и лепнина, изображавшая богов и духов. Чем-то эта постройка напоминала Капитолий в Вашингтоне, и хотя была немного скромнее по размерам, все же поражала своим великолепием.

Машина остановилась. Шофер проворно выскочил, открыл дверцу с той стороны, где сидели бабушка и Фиона, и протянул руку. Бабушка вышла из машины с таким видом, словно шофера здесь не было. Фиона же оперлась на его руку, улыбнулась и опустила глаза.

Элиот вышел из машины следом за дядей Генри.

— Где мы? — спросил он.

— Это мое скромное жилище, — ответил дядя Генри, сделал глубокий вдох и театрально развел руками. — Isola del Bianco Drago. [25]

Вдалеке сверкало море. Солнце поднималось над горизонтом и отбрасывало на воду красновато-золотистые лучи. Рассвет.

Такое могло быть только при одном условии: если они находились на другом краю света.

Солнечный свет развеял туман в сознании Элиота. Путешествие на автомобиле, похожее на сон, и все прочее, случившееся с тех пор, как он открыл глаза утром, больше не имело значения. Он почувствовал, что с ним и сестрой должно произойти что-то еще… что-то плохое. Похожее на момент, когда Майк обжег руку.

— Что теперь? — шепотом спросил он у бабушки.

— Теперь, — проговорила она, заслонившись от солнца ладонью, — полагаю, вы познакомитесь с вашими родственниками. Приготовьтесь к самому худшему.

Одри и Генри шли по крытой галерее. Пол был устлан отполированными до блеска белыми мраморными плитами, и казалось, будто они идут по облакам.

С одной стороны располагались ниши, украшенные различными произведениями искусства. В одной стояла греческая ваза, в другой — бронзовый вавилонский крылатый бык, в третьей — глиняный китайский воин эпохи Хань в натуральную величину.

Эти реликвии были защищены от солнца стеклом. Только так и можно было обращаться с древностями: оберегать их, понимая, насколько они хрупки и не терпят ничьих прикосновений.

Одри знала, что слишком многие из ее родственников обожают ритуалы, подвержены предрассудкам и блюдут традиции — при том, что им следовало бы думать прежде всего о будущем.

Другая сторона галереи открывалась к морю. Волны бились о скалы, словно сочувствуя тревоге Одри.

— Дети будут в безопасности? — спросила она у Генри.

— Конечно, — ответил он немного обиженно. — Обещаю тебе. С ними будут обращаться так, словно они мои собственные дети.

Одри остановилась и нахмурилась.

— Я хотел сказать: лучше, чем с моими собственными детьми.

У Генри было двое сыновей. Ни один из них не прожил долго… или хорошо.

Одри ускорила шаг.

— Напомни мне, почему я тебя не убила?

Генри не ответил на ее вопрос.

— Пока детям ничто не грозит, — торжественно произнес он, — но я не могу гарантировать, что ситуация останется неизменной после беседы с Сенатом.

— После допроса, — поправила его Одри.

— Если угодно.

Галерея нависала над белыми скалами. Одри встала у парапета. Брызги морской воды попали ей на лицо, порыв ветра взъерошил волосы. Она сделала глубокий вдох. Лазурные волны Эгейского моря были покрыты барашками пены.

— Как не похоже на Тихий океан, — сказала она. — Я скучала по этому морю.

Генри встал рядом с ней и беспечно оперся о парапет.

— Мне жаль, что ты покинула нас. Понимаю, тебе пришлось это сделать… в смысле, попытаться. — Он устремил взгляд на плещущееся в ста метрах внизу море. — И жаль, что твое возвращение так мрачно. Я буду с тобой во время этих испытаний.

Одри осторожно взглянула на Генри. Красив и выглядит безукоризненно. Он был ей почти братом, а для их народа это означало много чего… но о доверии не могло быть и речи. Она любила Генри, но обращаться с ним следовало как с бешеным волком.

Ирония судьбы… Именно он, а не кто-то другой предложил ей поддержку. Генри с головой окунался в приключения и проводил сексуальные опыты, не размышляя о последствиях. Похоже, его главный талант состоял в том, чтобы избегать ответственности за содеянное. А Элиот и Фиона были последствием одной-единственной ошибки: давным-давно мужчина и женщина решили, что любят друг друга…

Попыткам исправить эту ошибку Одри посвятила последние шестнадцать лет своей жизни.

Она отвернулась от моря, вид которого действовал на нее умиротворяюще, и пошла дальше по галерее.

За поворотом перед ними предстал выгнутый дугой мост, соединявший поместье Генри со скалой, поднимавшейся из моря. Эта скала, в отличие от других, была черной. Как ночь.