Она больше похожа на тетю Даллас, Клодию, Клото, как бы ее ни звали по-настоящему.

Родственники много лгали и о многом умалчивали. Может быть, и о тетушках тоже? Нет, Фиона не сомневалась в том, что они состоят в родстве, но вдруг Даллас была не просто ее тетей, а кем-то еще?

Фиона прикоснулась к изображению Даллас, отраженному в зеркале.

Может быть, это ее мать?

Безусловно, у Даллас была возможность иметь детей, если она и в жизни вела себя так же, как в истории, изложенной в книге. Но почему все говорили, что мать Фионы и Элиота умерла, если на самом деле она была жива? Она не хотела с ними знаться? Или это делалось для того, чтобы никто не узнал об их происхождении? Их поручили заботам «бабушки», чтобы, ради их безопасности, она воспитала их вдали от остальных родственников?

И разве Даллас не вернулась именно тогда, когда они нуждались в ней сильнее всего? Чтобы научить их читать будущее по нитям. Может быть, так и должна себя вести заботливая мать?

А Фиона поступила глупо — убежала к себе в комнату, узнав, как мало ей осталось жить. Надо было поговорить с Даллас. От нее можно так много узнать.

Или это все фантазии? И она просто выдает желаемое за действительное?

Возможно, Даллас на самом деле их тетя, а настоящая мать действительно умерла.

Фиона положила книгу на колени и прикоснулась к картинке. Девочке стало тоскливо.

Она бережно закрыла книгу. Думать об этом было слишком больно. Ей ведь осталось жить меньше дня — судя по тому, что показала нить судьбы. Но предстояло пройти еще одно героическое испытание, и прежде всего нужно думать об этом.

Она отнесла книгу в комнату Элиота и поставила на полку.

Выйдя в коридор, Фиона услышала звяканье посуды в кухне. Может быть, стоит поговорить с Си? Та всегда ее выслушивала, но как она поймет, что довелось пережить правнучке? Как жаль, что Элиота нет дома…

Фиона вздохнула, вернулась в свою комнату и заперла дверь.

Все ее проблемы связаны с нитями. Нить, тянувшаяся внутрь ее от шоколадных конфет и присосавшаяся к ней наподобие паразита; тот факт, что нить судьбы обрывалась, а это означало, что жить ей осталось совсем немного; а еще то, что она сделала прошлой ночью в зеркальном лабиринте — отсекла что-то от себя. Это была еще одна нить.

Или все это только игра воображения? В конце концов, она ведь сильно стукнулась головой.

Фиона потрогала макушку, нащупала шишку, покрытую коростой, и поморщилась от боли.

А что, если она видела мифические нити только под гипнотическим влиянием Даллас или в результате сотрясения мозга?

Выяснить это можно было одним-единственным способом.

Фиона сняла грязную, местами обгоревшую одежду и переоделась в удобные спортивные штаны и футболку. Из эластичного пояса она выдернула нитку и растянула.

Можно было бы что-нибудь разрезать этой ниткой, но сейчас ей не до того. Сейчас нужно сосредоточиться, но не полностью, а как будто ты смотришь на что-то, сведя глаза к переносице, и изображение вдруг начинает двоиться.

И вот нить словно завертелась спиралью и ушла внутрь ее и закончилась на крошечном расстоянии от того места, где она ее держала.

Это уже была не эластичная синтетическая нитка. Она стала красной и пульсирующей. На конце набухла капля крови. Крови ее жизни.

Итак, если только она не пребывала в состоянии непрерывной галлюцинации или не стала сомнамбулой, этот фокус с нитями действительно работал.

Немного испуганная и взволнованная, она передвинула большой и указательный пальцы вдоль нити, пока та не соединилась с узелками других переплетенных между собой нитей. Как только Фиона прикоснулась к нити в этом месте, странные ощущения наполнили ее руку: вкус подсоленной перечной мяты в пиццерии, запах пыльных старых книг — такой отчетливый, что она закашлялась, резкий сосновый аромат чистящего средства, приготовленного Си, мягкость сотни раз выстиранных шерстяных одеял.

Это была картина ее жизни на протяжении пятнадцати лет — сон, уборка, работа, учеба, и все повторялось изо дня в день.

Фиона вернулась к тому месту, где на нити появлялись первые узелки.

Здесь в ее жизнь вплетались темные волокна: холодные и скользкие, местами слипшиеся. На ум ей пришло слово «зло». Попадались также нити, словно сотканные из чистого золота. Одна из них была кожаной и едва уловимо пахла мотоциклетными выхлопными газами. Это был Роберт.

Вот ее жизнь.

Но когда она передвинула пальцы вперед, ближе к настоящему, то нащупала комок.

Фиона сосредоточилась сильнее и увидела свернутую в спираль трубочку, похожую на кровеносный сосуд. Один конец спирали уходил внутрь тела, а другой висел, вяло обмякнув.

Та самая нить, которую она перерезала вчера ночью.

Но что же она, в конце концов, сделала с собой, чтобы освободиться от власти, которую возымели над ней конфеты?

У нее закружилась голова. Ощущение было такое, что ее вот-вот снова стошнит.

Она отпустила перерезанную трубочку.

Может быть, стоило поискать другой конец и соединить их между собой?

Фиона провела пальцами назад вдоль нити в поисках другого конца трубочки. Ей пришлось раздвигать волокна, и это оказалось труднее, чем она предполагала. Чем дальше она уходила назад, тем крепче соединялись между собой волокна. Словно их опустили в цемент.

Но вот она заметила серебряное волоконце, которое, казалось, сплеталось с остальными на всем протяжении нити. Раньше она его не замечала, потому что оно было слишком тонким и чересчур хитро переплетено с другими нитями. Фиона поняла: это некая неотъемлемая часть ее сущности.

Затем девочка увидела, что в самом конце сплетения серебряная нить разлохмачена, растрепана, почти порвана.

Она осторожно прикоснулась к серебряному волокну и обнаружила, что оно крепкое, как стальная проволока, холодное, ясное и чистое. Наверное, это была нить бабушки.

Перед глазами у Фионы все расплылось. Она отпустила нить.

Слишком многое нужно обдумать.

Что бы она ни перерезала внутри себя прошлой ночью, пока этому придется оставаться разрезанным.

Но что делать, если она все же найдет другой конец перерезанной нити? Как соединить нити. Она умеет только перерезать их.

В дверь постучали. Послышался дрожащий голос Си.

— Голубка моя милая! Я приготовила тебе супчик.

— Просто замечательно, — ответила Фиона и приподнялась.

Но на самом деле эти слова не успели прозвучать. Они замерли на ее губах. Лицо у нее онемело, и стоило ей встать на ноги, как мир вокруг нее бешено завертелся, колени подкосились.

Пол со страшной скоростью устремился ей навстречу.

Она ударилась головой, перед глазами у нее потемнело. Тьма была так глубока, что Фиона не сомневалась: ей больше не суждено очнуться.

Элиот стоял перед открытым шкафчиком в ресторанной раздевалке.

Он находился на перепутье. Пойдешь в одну сторону — убежишь с Джулией и начнешь новую жизнь. Пойдешь в другую — останешься дома, столкнешься с новыми бедами и, может быть, погибнешь из-за того, что ты такой ответственный.

Час назад Элиот ушел, а Джулия осталась в парке. Ей нужно было забрать из дома кое-какие вещи, пока родителей не было. А Элиота не покидало неприятное ощущение: что-то пошло не так.

Он мог позвонить в полицию. Его семейных проблем они не решат, но могут помочь Джулии.

А может, вовсе не проблемы Джулии заставляли его чувствовать себя так неловко.

Вот в чем загвоздка. Он не мог решить, за кого переживает сильнее — за Джулию или за Фиону.

Элиот зашел в пиццерию на тот случай, если действительно решится уехать. Хотел забрать запасную одежду, лежавшую в шкафчике. На нижней полочке лежали аккуратно сложенные брюки, сшитые Си. Если в моду когда-нибудь вернется жесткая парусина, Элиот будет к этому готов.