Он был нужен ей.

Но ведь Джулия тоже нуждается в нем?

И он забыл еще об одной мелочи. Побег не поможет ему улизнуть от последнего испытания. Дядя Генри и остальные родственники сумеют его разыскать. Те, у кого столько денег и власти, они без труда выследят его.

Правда, у него теперь были свои хитрости, он кое-что умел. Бережно проведя рукой по гладкой деке Леди Зари, Элиот осторожно убрал скрипку в резиновый сапог.

— Если бы только ты могла задержаться на несколько дней, — сказал он. — Дома столько важных дел…

— Я не могу ждать несколько дней. Мне страшно.

Джулия крепче сжала руку Элиота.

Больше всего на свете ему хотелось убежать с ней, и не просто для того, чтобы уйти от своих проблем. Он бы бежал к чему-то — к новой жизни.

Джулия протянула руку и погладила Элиота по щеке.

— Все нормально. Не стоит понапрасну тратить мозговые клетки, думая об этом. — Она отпустила его руку и подлила ему вина. — Просто проведи со мной этот вечер, и все.

Она протянула ему стаканчик.

Элиот сделал небольшой глоток. На этот раз вино показалось ему вкуснее.

— Просто… — проговорила Джулия растерянно.

— Что?

— Приходи со мной попрощаться. Вечером на автостанцию. В пять тридцать.

Элиот мысленно переделал свое расписание. Он решил, что позвонит Си примерно в половине четвертого из ресторана и скажет, что ему велели сделать уборку в кухне. Тогда у него будет время до шести.

— Нет проблем. Это я смогу сделать.

Элиот погрузился в мечты и представил, как заберет запасную одежду в шкафчике, который стоит в раздевалке, встретится с Джулией на автостанции и оставит все на свете позади. Через несколько часов они уже будут в Лос-Анджелесе — пара, затерявшаяся среди миллионов людей. Дядя Генри ни за что не разыщет их…

Джулия допила вино и придвинулась ближе.

— Тсс… Я же тебе говорила, — прошептала она. — Не надо так много думать.

Ее лицо было так близко к его лицу.

Граница, разделяющая мечты и реальность, расплылась, и фантазии Элиота начали сбываться.

Он не знал, что будет, когда вечером они с Джулией встретятся на автостанции, но он был на сто процентов уверен в том, что сделает прямо сейчас.

Он поцеловал ее.

54

То, что было отсечено

Фиона лежала на полу в ванной. Она чувствовала тяжесть в желудке, а кишки у нее словно вывалились. Может, так оно и было.

Она перевернулась на бок и открыла глаза. Кто-то укрыл ее одеялами. Под головой лежала подушка.

Теперь Фиона вспомнила… Она не захотела уходить отсюда, и Элиот принес ей одеяла и подушку. Она была так слаба, что не могла подняться и сделать несколько шагов до своей комнаты.

Потом в ванную заходила Си. Она пыталась заставить Фиону проглотить какие-то снадобья домашнего изготовления, но это привело только к тому, что ее снова вырвало.

Бабушка не зашла ни разу.

Впервые в жизни Фиона задумалась о том, действительно ли это их родная бабушка, а не какая-то нянька, приставленная к ним с Элиотом матерью перед смертью. Конечно, бабушка была похожа на Фиону и других родственников, но даже дядя Генри выказывал к ним больше чувств — и это при том, что в конце концов он мог их убить.

Ей хотелось, чтобы кто-нибудь обнял и утешил ее. Ей хотелось, чтобы рядом оказалась мама.

Но это желание светилось в ее сознании далекой свечой — едва мерцающей, готовой угаснуть в вихре последних событий. Рядом не было никого, кто позаботился бы о ней, и ничему не суждено было измениться.

Фиона медленно поднялась с пола. Ей казалось, что со вчерашнего дня она сбросила половину веса.

Опасаясь того, что увидит, она повернулась к зеркалу.

На нее смотрела исхудавшая, изможденная девочка с дикими, налившимися кровью глазами, всклокоченными волосами и кожей цвета мела. Но могла ли выглядеть по-другому та, которой вскоре предстояло умереть?

Фиона открыла кран и, набрав пригоршню холодной воды, поднесла руку к губам. Ей удалось сделать крошечный глоток. Это было чисто машинальное действие. Вода не утолила жажду. Фиона умылась, откинула с лица волосы и закрутила их узлом. Выглядела такая прическа ужасно, но хотя бы волосы в глаза не лезли.

Крепко прижав руку к животу, она зажмурилась и попыталась представить, что происходит у нее внутри. Там царили тишина и покой. Острое расстройство желудка, так мучившее ее полночи, прошло. Голода она не чувствовала, хотя уже несколько дней практически ничего не ела. Завтрак для нее сейчас был столь же отвлеченным понятием, как логарифмы.

Прошлой ночью из нее вынесло все конфеты, съеденные из коробки в форме сердечка. Это казалось невероятным, но она наверняка съела десять, если не двенадцать слоев конфет. Из нее вывалилось столько дряни, да и вкус кислого, полупереваренного шоколада и сиропа угадывался безошибочно, поэтому она была готова в это поверить.

Фиона облизнула губы, ощутила привкус какао, и спазмы скрутили ее желудок.

Нет. Теперь с ней все будет в порядке. Она больше никогда не съест ни одной конфеты. Ни за что.

Фиона опустилась на колени, собрала с пола одеяла и аккуратно сложила. Этими шерстяными одеялами она укрывалась уже десять лет, и они стали мягкими от бесконечной ручной стирки. Девочка не хотела их лишиться, а именно это произошло бы, оставь она одеяла на полу. На этот счет существовало правило.

ПРАВИЛО № 16: Никакого беспорядочного скапливания личных вещей. Любые вещи, лежащие в беспорядке, через двадцать четыре часа без предупреждения удаляются навсегда.

Бабушка растолковала им с Элиотом это правило, как только оно было внесено в список. Тогда им было всего четыре года. Бабушка называла это правило: «Прибирайте за собой, иначе я все выброшу».

Это правило пугало их, и они очень старались, но им было всего четыре года… В то время у Элиота исчезла коллекция колпачков от бутылок, а у Фионы — булавки, из которых она строила замки. Бабушка выбросила все это в мусоропровод у них на глазах.

Они плакали, умоляли, обещали никогда снова не разбрасывать свои вещи, но с таким же успехом можно было умолять солнце не уходить за горизонт.

Добились они только одного: бабушка сказала им, чтобы в следующий раз они «вели себя лучше».

Единственным исключением из правила номер шестнадцать были книги. Книги не выбрасывались никогда — если только не лежали в неположенных местах. Если такое происходило, бабушка их забирала и потом подолгу хранила у себя в кабинете. Где-то там лежали «Маленькие женщины» Луизы Мэй Элкотт и «О всех созданиях — больших и малых» Джеймса Хэрриота, отнятые у Фионы и Элиота, когда им было по семь лет.

Кстати о том, чего не хватало… Где Элиот? Ведь он обещал быть рядом — на случай, если понадобится.

Сейчас Фиона готова была поговорить с кем угодно, даже с братом.

Она обвела взглядом коридор. Казалось, в квартире пусто. Правда, из кухни доносился запах пригоревшей пищи. Фиона догадалась, что Си готовит специально для нее свой знаменитый куриный суп — с обуглившимися кусочками куриной кожи и прочими прелестями.

А Элиот, наверное, где-нибудь засел со своей скрипкой или той ужасной книжкой. Вполне в его духе.

Но раздражение Фионы как рукой сняло, когда она стала гадать, не случилось ли еще чего-нибудь. Может быть, Сенат уже успел назначить новое испытание, и Элиот, как полный идиот, отправился выполнять задание один?

Нет, даже он не мог поступить так глупо.

А что, если Сенату не понравилось, как они прошло последнее испытание? Вдруг они решили допросить Элиота и увезли его?

Фиона с кристальной ясностью вспомнила все, что им пришлось пережить во время последнего испытания. Она вновь пережила эти ужасные мгновения — когда прижала к груди Миллхауса туго натянутую резинку, увидела, как мерцающая линия рассекла грязную синюю ткань, мышцы, кости и вышла с другой стороны.

Но ничего не почувствовала. Фиона помнила, как плакала ночью, жалея Миллхауса, страдая из-за всего, что Сенат заставил ее пережить, но сегодня утром она не испытывала ни малейшего сожаления.