— Главное — найти все, о чем нам говорил Роберт, и поскорее убраться отсюда, — сказала Фиона. — Я просто задыхаюсь.

— Тут я с тобой согласен, — пробормотал Элиот. — И на работу мы точно опоздаем.

Фиона перестала волноваться из-за работы. И почему только бабушка продолжала упорно настаивать на том, чтобы они ходили в пиццерию, когда им предстояли смертельно опасные испытания? Непонятно.

А вот Элиота это до сих пор волновало. Фиона все еще переживала, что вчера заперла дверь перед его носом, поэтому решила поторопиться.

Она прошла немного дальше в глубину подвала и увидела сани, предназначенные для собачьей упряжки, и груду полуистлевших шелковых зонтиков от солнца. Из-под них она вытащила китобойный гарпун с треснувшей рукояткой.

— Представляю, как мы потащим что-нибудь такое в пиццерию, — проговорила она, взвесив гарпун в руке.

— Сапоги и фонарики мы сложим вот сюда. — Элиот показал сестре брезентовый рюкзак с потускневшими бойскаутскими нашивками и нахмурился. — Вообще, какой-то смысл есть в том, что сказал Роберт. Семейство, которому наплевать на полицию? Машина дядя Генри, нарушающая все законы физики? Ведь это не совсем нормально, правда?

— А-га, — рассеянно отозвалась Фиона, не слушая брата. Он опять погрузился в свои фантазии.

— Думаешь, это часть испытания? То, что Роберт обронил несколько намеков? Чтобы мы нашли то, что нам потребуется?

— Или какая-то хитрая уловка.

Фионе ужасно хотелось поверить в то, что слова Роберта о богинях — не шутка. Он говорил серьезно, но это никак не могло быть правдой. Или слово «богиня» на сленге означало что-нибудь другое?

В луче фонарика блеснул металл.

Фиона подняла с пола ружье, завернутое в промасленную бумагу. Это был обрез переломной двустволки, вместе с которым лежала коробка с патронами. Между курками и замком блестели серебряные пластинки.

Как только Фиона взяла ружье, по ее рукам словно пробежал разряд электрического тока. Она проверила, не заряжено ли оно, потом на всякий случай проверила еще раз.

В прошлом году Элиот и Фиона писали доклады об истории огнестрельного оружия. Они знали, как заряжать и чистить оружие, как прицеливаться и стрелять из самых разных пистолетов и ружей… по крайней мере, теоретически.

— Положи его в свой рюкзак, — сказала Фиона Элиоту.

Он уставился на ружье, как на гадюку.

— А у тебя в сумке что, места нет?

— Ладно.

Фиона открыла сумку и положила ружье рядом с коробкой конфет. Она провела пальцем по шелковистому атласу. Ей нужно было только добраться до пиццерии, а там она сможет съесть еще несколько конфет. Фиона обогнула тележные колеса, разбитую садовую скульптуру и пошла к открытой двери, через которую в подвал проникал дневной свет.

Элиот задержался. Он направил луч фонарика на шкаф, закрытый полотнищем брезента.

— Там что-то есть, — прошептал он так тихо, что Фиона едва расслышала его.

Она подошла к брату и тоже что-то почувствовала. По спине у нее побежали мурашки.

Элиот протянул руку к брезенту, покрытому просто-таки геологическим слоем пыли. Что бы ни скрывалось под ним, сюда явно никто не заглядывал пару сотен лет.

Фиона ощутила безотчетное желание достать из сумки ружье, но сдержалась. Во-первых, оно было не заряжено, во-вторых, девочка не была уверена, что не прострелит себе ногу.

Элиот сорвал брезент со шкафа. На полках стояли книги. Одни в мягких обложках, другие в твердых, а некоторые в старинных кожаных. Последние были размером с тома энциклопедии, их переплеты явно изготавливали вручную.

Большая часть книг находилась в очень и очень плохом состоянии.

В семействе Пост к книгам относились как к святыням. Си заботилась о каждом из томов, находившихся в квартире, она подклеивала надорванные страницы и, когда требовалось, заново переплетала книги. Даже бабушка относилась к ним так, словно это были драгоценные китайские вазы эпохи Мин. Бросить книги здесь на произвол судьбы, а точнее, на съедение жучкам и плесени — это было равносильно преступлению.

Фиона почтительно раскрыла одну из книг. «Конец детства» Артура Ч. Кларка.

Старинная кислотная бумага потрескалась. Это была настоящая трагедия.

Элиот, наклонив голову, стал читать названия на корешках. «Современный Прометей»… Двенадцать томов под общим названием «Золотая ветвь»… «Мифология» Булфинча… «Традиционное вязание вестерфилдского колдовского клана»… «Забытое кельтское ткачество».

У Фионы засосало под ложечкой. Правило номер пятьдесят пять запрещало фантастику, фэнтези и мифологию. Правило номер одиннадцать запрещало изобразительное искусство и ремесло. Если бы бабушка застукала их… Еще ни разу в жизни они не нарушали два правила зараз.

Элиот потянулся к самой старой книге.

— Не надо, — сказала Фиона.

— Я просто посмотрю.

Фиона прикусила губу. Конечно, это всего-навсего книга, но если она безвредна, почему ее держат здесь, в подвале? Но любопытство победило.

— Хорошо, — прошептала она и оглянулась на открытую дверь, боясь, что увидит там силуэт бабушки.

Элиот снял с полки книгу, открыл ее, и под его пальцами зашуршали кремово-белые пергаментные страницы. Книга была рукописная, ее явно писал монах. Каждую страницу украшали виньетки, гравюры или рисунки, выполненные тончайшим пером.

— Что же это за язык? — сдвинув брови, пробормотал Элиот. — Средневековый немецкий?

— Староанглийский, может быть, или средневековый английский. — Фиона склонилась над книгой.

— Тут на полях пометки, — заметил Элиот и ткнул в них пальцем, хотя мог бы этого не делать. — Вот — на латыни. А эта — на греческом.

— Заметки сделаны разным почерком. Но это явно писала не бабушка. И не Си.

— И чернила разные. Некоторые выцвели, а поверх некоторых пометок потом писали снова.

Элиот перевернул еще несколько страниц. На глаза ему попалась красная с золотом мозаика арабского письма, затем — рисунок рассеченной человеческой руки. Он остановился на гравюре, изображавшей средневекового музыканта, игравшего на дудочке. Музыкант шел по улице, а следом за ним бежала толпа детей и стая крыс.

— Здесь подпись на современном английском, — сказал Элиот.

Фиона присмотрелась к подписи. Под гравюрой аккуратным курсивом было выведено: «Флейтист из Гаммельна». Ниже было проведено несколько параллельных линий, вдоль которых стояли неровно расположенные точки. Что они означали — Фиона не поняла.

Элиот провел кончиком пальца по этим точкам.

— Это ноты, — негромко проговорил он. — Какие холодные.

Фиона мысленно застонала: ну вот, они нарушили уже три правила одновременно.

— Что за книга?

Титульного листа не было, а на первой странице красовались крупные буквы, настолько изобилующие завитками, что прочесть их было невозможно. Правда, рядом с ними кто-то аккуратно написал карандашом заглавными буквами: «„Mythica Improbiba“. По большей части — вранье». [43]

Прежде Фиону зачаровывало все, что было написано чернилами на обычной бумаге. Порой она просто влюблялась в рукописи, порой они ей надоедали, но никогда не вызывали у нее чувства тошноты — даже если речь шла о руководстве по анатомическому вскрытию. А в этой книге было нечто, от чего Фиону вот-вот могло стошнить.

— Поставь ее на место, — попросила она брата. — У меня нехорошие предчувствия.

Элиот закрыл книгу и провел рукой по обложке.

— Шкура носорога, что ли?

Фиона подняла с пола брезент и набросила его на книжный шкаф. Если кому-то придет в голову присмотреться повнимательнее, сразу станет ясно, что брезент снимали. Но не забрасывать же его пылью, в самом деле. Фиона помедлила, ожидая, когда Элиот поставит книгу на место.

— Нет, — решительно проговорил он наконец и сунул книгу в рюкзак. — Хочу попозже проштудировать.

Фиона вздохнула. Ей совсем не улыбалось начинать здесь спор. В любой момент могли войти бабушка или Си. Буркнув: «Как хочешь», она аккуратно подоткнула брезент и пошла к выходу.