Вздохнув, я всё-таки взялась перебирать бумажки. Димитрий тоже встал рядом и нехотя, очень лениво, а поднимал упавшие на пол папки, открывал их, сверяясь, что там внутри, и раздраженно отбрасывал на и без того захламленный стол.

— Трактаты о любви… — бормотал он. — Стихи для купидонов… Ты их упразднила несколько лет назад, к счастью, иначе я б сдурел, пока б их зубрил…

Я воздержалась от комментария, что меня мало интересует, как бы он там себя чувствовал, изучая стихи. Пусть лучше тщательнее занимается документами, ему не помешает. А то что-то мне подсказывало, что бардак здесь был главным царем и господином.

Отбросив ещё несколько старых, почти истлевших книг в общую кучу, я внезапно добыла довольно свеженький томик. И застыла, держа его в руках.

— Ой! — воскликнул Димитрий. — Зачем тебе эта ересь? Выбрось!

Но я ухватилась в книгу клещом. Слишком уж привлекательно зазывало к себе название: «Свод правил функционирования Канцелярии Богини Любви».

Димитрий совершил весьма наглую попытку заглянуть мне через плечо, чтобы посмотреть, что ж меня там так сильно заинтересовало, но я лишь зло сверкнула глазами и отступила от него на полшага.

— Мы уже мусора нагребли целый стол, — отметила я. — Его б выбросить… Не считаешь, что это хорошая идея?

Димитрий точно так не думал, но, перехватив мой серьезный взгляд, закатил глаза и взял первые две книжки.

— Это выброшу. Но я не могу перетрудиться! Так что…

— Ничего. Мало носишь — больше походишь, — заявила я. — Но можешь делать это медленно. Не волнуйся, мусор тебя дождется.

Димитрий печально вздохнул, прихватил ещё третью книжечку, очевидно, чтобы не перетрудиться, и гордо покинул кабинет. Я вздохнула, открыла «Свод правил» и попыталась было прочесть первый абзац, но не успела сделать ровным счетом ничего.

Буквально над ухом просвистела стрела и, едва не проткнув книжку, застряла аккурат в правом верхнем углу книги. Я медленно, с угрозой повернулась к заляпанному окну и обнаружила, что оно уже было открытым. А на подоконнике восседал незнакомый мне юнец — ну лет пятнадцать, не старше, — с аналогичными куриными крылышками, трепетавшими за спиной.

Ни о каком полете и речь не шла. Просто Канцелярия Богини Любви размещалась на первом этаже, и залезть сюда не составило большого труда. За спиной у юнца топталось ещё несколько разновозрастных представителей купидоньего братства. Все, как один, в розовом, но разной комплекции. Паренек на подоконнике был юн и, в общем-то, привлекателен. Но там, среди остальных сотрудников, я разглядела и мужчину серьезно так за сорок.

Тоже в розовом.

Ах, прелесть какая!

— Мы с отчетами, — довольно сообщил юнец. — А чего вы сегодня такая серая, Эдита?

— На моем ясном небе трудоголика появились тучи из вашей лени, — мрачно отозвалась я. — Отчетность принесли? Сдавайте.

Юнец оглянулся, опасливо покосился на топчущихся за его спиной коллег и опасливо уточнил:

— В смысле, отчетность?

— Ну, в прямом, — хмыкнула я. — Вон, Димитрий мне целую кипу притащил. Стоит в углу. Сказал, и вы свои притащить к сегодняшнему дню обещали. Или ваши тоже там?

Почесав затылок, горе-сотрудник только осторожненько протянул мне лист бумаги.

— Мы решили упростить форму отчетности.

— В каком смысле?

— Ну, — протянул он, — что это такое — каждый раз писать новую бумажку на нового человека? Или дурацкий принцип — «одна стрела — один человек»? Это ж так одуреть можно! Потому мы это… Ну… Просто считаем, скольких подстрелили за день. Вот. Перевыполняем норму!

Я взяла из его рук листок и опасливо окинула его взглядом. Судя по данным, стрелами пользовались направо и налево. Несколько имен было смазано, и хотя я понятия не имела, позволяется ли купидонам такое своеволие, поймала себя на мысли, что нет. Не просто так им дают разнарядки. И не просто так эти гады…

Смылись, пока я смотрела на лист бумаги!

— Ну что ты будешь делать! — возмутилась я. На подоконнике осталось только перо от крыльев одного из купидонов да потерянный колчан со стрелами. Я взяла одну в руки, покрутила её, потрогала оперение. Касаться острия не решилась — мало ли, вдруг, случайно уколовшись, влюблюсь в кого-то без памяти и буду преследовать его, как какая-то ненормальная?

Надо думать головой всегда, прежде чем что-то делать.

Жаль только, что Димитрий и купидоны как-то не особо увлекаются этим самым занимательнейшим процессом. И что-то мне подсказывало, что такой бардак творится по всей канцелярии.

Я ещё раз посмотрела в зеркало и кивнула самой себе, соглашаясь: серая, да. Но такой бардак в этой самой канцелярии любви меня совершенно не интересует! Может, сунуть нос в книжечку, где был описан устав?

Но я подозревала, что мне надо сесть и вникнуть, а тут точно будут отвлекать. И посмотреть ещё на жилище Эдиты, чтобы понять, насколько я вообще могу слиться с фоном и, так сказать, соответствовать окружающей среде. Это будет ох как непросто!

Стать такой, как она?

Вряд ли получится.

— Для начала, — произнесла я вслух, используя одну из давних практик — то, что проговаривается, сразу становится в разы понятнее, — надо тут убраться.

Димитрия уже и след простыл, и я не сомневалась, что он не вернется. Потому, вместо того, чтобы взяться за изучение любовного трактата, я решила трудиться в другой сфере — облагораживать помещение. Всё же, особых знаний о мироустройстве не надо, чтобы вытереть пыль, вымести грязь из углов, разложить книги, свалившиеся с антресолей, разобрать бумажки…

Нет, особых знаний не надо. Да и мозгов в какой-то мере тоже.

Зато силы требуется — будь здоров!

…И вон тот страх и ужас, несущийся в направлении моего окна, это часом не любовный патруль?

…Пугающий и крайне воинственный любовный патруль, не питавший ко мне совершенно никаких теплых чувств, смотрел на бардак в здании, как на личного врага, на горы отчетов — как на плевок в душу. Отчитывались они сами строго и зло, а предводительница, женщина с чем-то смутно напоминающим копье, строго заявила:

— Будь моя на то воля, вы бы тоже оказались в этих списках за Себастьяна! Пока мы работали под его началом, в отряде всё было отлажено, как в часовом механизме! А теперь… — женщина от досады только махнула рукой и отвернулась от меня, всем своим видом показывая, что я, новое начальство, её прежнее начальство сильно обидела.

Очевидно, своей холодностью, неорганизованностью и стрелой.

Отчетность, полученную от любовного патруля, я сложила на единственную более-менее чистую полку — и сказала себе, что дома обязательно разберусь с уставом. Потому что то, что происходило здесь, явно не вписывалось в понимание о нормальном функционировании Канцелярии.

Купидоны больше не появлялись, ни за какими разнарядками они не приходили. Упомянутая Димитрием «старая карга из архива» тоже не прибыла, очевидно, решив, что с меня толку, как с козла молока — всё равно не сделаю ничего толкового. Меня же хватило только на то, чтобы найти веник, подмести пол, когда собрала с него все книжки, да самостоятельно оттащить на свалку то, что уже просто в руках рассыпалось.

А ещё этого хватило, чтобы устать.

Физический труд помогал выбросить всякие дурные мысли из головы, забыться, и я в какой-то момент даже перестала думать о том, что случится, если вдруг окружающие заподозрят подмену. Мне почему-то показалось, что если они уже с первого раза не заявили, что я — поддельная Эдита, то и в будущем вряд ли будут цепляться.

Единственной серьезной проблемой почему-то виделся Себастьян. Я понятия не имела, к кому он на самом деле испытывал чувства, а тот жаркий поцелуй…

Замечтавшись, я даже не услышала, как с тихим скрипом отворилась дверь.

— Вечер добрый, Эдита. Ты вообще собираешься домой?

Я аж подскочила на месте и стремительно обернулась. В дверном проеме застыл Себастьян. Стоял он с вполне таким невинным видом, смотрел на меня и улыбался.