— Рене, — осторожно промолвила я, — у тебя ведь все в порядке с аналитическим мышлением. Мы… Нашли кое-что. Посмотришь?

Мужчина хмыкнул.

— Что-то мне подсказывает, что у нас не так много времени для разговоров. Матильда скоро будет здесь. И вам лучше бы не пересекаться.

— Почему?

— Потому что ей не нравится то, что ты затеяла. Зачем — не знаю. Но если Матильда решила от кого-то избавиться, она это сделает.

— Но с тобой же не вышло, — отметил Себастьян. — Она уже сколько месяцев пытается довести тебя до полного истощения, а ничего не получается.

Взгляд Рене, и до того не слишком счастливый, сейчас был черен, как ночь. Он посмотрел сначала на Себастьяна, потом — на меня, и промолвил:

— Вам бы не понравилось проходить через все это. Можете считать меня влюбленным дураком, но я еще не совсем потерял рассудок. Я прекрасно знаю, что такое Матильда. И не питаю относительно неё никаких глупых иллюзий. Так что… — он покачал головой. — Если она хочет убить, она убьет. Я пока не понимаю, зачем ей это нужно. Если б знал, наверное, было б проще остановить.

Я понимала — возможно, то, что мы с Себастьяном увидели, и было ответом на вопросы Рене. Потому, рискуя, я подобрала знак и приложила к двери. Та издала тихий писк и отъехала в сторону, уже гораздо легче, чем прежде.

Рене замешкался на несколько секунд, но в итоге все-таки решился. Он пересек лабораторию, не обращая внимания на хитроумные устройства, смотревшие буквально из каждого угла, и остановился у самой двери.

— Подождите, — промолвил Себастьян. — Эдита, ты уверена? Ты уверена, что это можно видеть кому-либо, кроме богини любви?

— Тебе же я доверилась, — покачала головой я. — И Рене доверяю.

Бог красоты и искусств закрыл на мгновение глаза. На его губах играла какая-то странная, печальная улыбка. Я вновь невольно залюбовалась им и в который раз задалась вопросом: как так вышло, что обыкновенный парень, прежде никого особо не интересовавший, превратился…

В такого.

— Матильда многое во мне изменила, — прошептал Рене, отвечая на невысказанный вопрос. — Но она тут не главная. Главное Время. Оно решило, что мне пора меняться. И если вы думаете, что я получаю от этого удовольствие, то вы ошибаетесь. Матильда говорит, что на этом все не закончится. Я знаю, что она права. И не хочу проверять, что будет дальше.

— Входи.

Рене кивнул и переступил порог тайной комнаты. Я последовала за ним, желая видеть, что он будет делать с картой.

Мужчина подошел к ней вплотную. Протянул руки, но так и не рискнул прикоснуться. Тьма сгущалась. Мрак подтягивался и к моему дому.

— Твою ж мать… — прорычал Рене. — Все думал. Но… Не это.

36

Рене стоял над картой белый, как снег, и водил ладонями по облакам тьмы, словно пытаясь разогнать их. Облака набрасывались на его руки, вгрызались в кожу и отпускали, разлетаясь в стороны. Он смотрел опустевшим взглядом, тяжело дышал.

— Что там?

— Ответ вам не понравится, — покачал головой мужчина. — Сильно не понравится.

— Скажи, а мы сами решим.

Он набрал тьму в пригоршню и подул на туман, который держал в руках. Тот поднялся в воздух на несколько секунд, чтобы потом осесть обратно на карту и обосноваться в тех же местах. Вспыхнула еще одна светлая точка, но её было недостаточно, чтобы победить мрак, стремительно наползающий на мир.

— Истинным не просто так даровалось бессмертие. Да, они руководят этим миром. Но и мир руководит ими. Самоуправство невозможно. Их крепко держат данные обещания. Обязательства, которые невозможно нарушить. В том и прелесть, — прошептал Рене. — Мир позаботился о себе и сделал так, чтобы бессмертные теряли годы, старели и лишались своих сил, если будут нарушать негласные правила и отступать от своего истинного предназначения в пользу корысти.

— Но?..

Мой вопрос так и повис, невысказанный, в воздухе. Рене ухмыльнулся. Ответ был ему известен.

— Матильда давно уже не живет жизнь праведницы. Она не просто так регулярно приглашает к себе мужчин. Она подпитывается их временем, об этом все знают. Очевидно, это не единственная тьма, которую творит Матильда для того, чтобы оставаться на коне.

Мы с Себастьяном переглянулись. Он встал совсем близко ко мне и опустил руки на плечи, пытаясь передать собственную уверенность. Я тяжело дышала, чувствуя себя так, словно меня пригвоздило к полу. Я и прежде подозревала, что тут не все чисто, но от того, что говорил Рене, волосы на голове дыбом вставали.

— Матильде нравится делать все, что ей в голову взбредет. Она… Безумно привлекательна, но при этом порочна. Это, знаете ли, притягивает.

— Это притянуло тебя? — спросил Себастьян.

— Не всем влюбляться в хороших девушек, — Рене скосил взгляд на меня. — Но да ладно… Забыли об этом. Есть и куда более серьезная проблема.

— Какая?

Он хохотнул.

— Тьмы стало не хватать. Она идет на сделку с совестью и с магией, раздает обещания, а потом восполняет их… вот так. Стрелы, которые летят не туда. Преступления. Случайные смерти, которые я почему-то не смог определить до этого, когда занимался аналитикой. События, не имеющие ни причин, ни объяснения. Все это — случайное зло, которое отвлекает мир от Матильды и дарует ей новые годы жизни. Вот только мир не вечен. У него тоже есть предел прочности…

Рене опустил голову, зажмурился. В какую-то секунду мне даже показалось, что он плачет.

— Почему я не замечал этого раньше? — прошептал он. — Почему никогда ничего не делал? Я же мог! Мог каким-то образом её остановить…

— Рене, не стоит… — я осторожно коснулась его руки. — Ты ни в чем не виноват. Да, влюбился. Но не всегда везет любить хороших. Ты же это понимаешь.

— О да. Как никто другой.

Я порывисто обняла его, и Рене сгреб меня в охапку. Он мог еще много чего говорить — о том, что прежняя Эдита была инструментом в руках Матильды, что я сама просто попала под раздачу и зря попыталась все восстановить, только навлекла дополнительную дозу негатива на свою голову, — но на самом деле никакие слова уже не имели значения.

Мы и так все прекрасно понимали.

Рене отступил от меня, разжимая руки. Выглядел он очень решительно. В синих глазах светилось что-то такое, чего я не замечала прежде.

Сейчас я бы совершенно не хотела оказаться его противницей.

— Нужно уходить. Себастьян, я видел там снаружи повозку — улетите на ней. Вдвоем. Я останусь. Мне Матильда ничего не сделает. Она испугается.

— Мы не можем тебя оставить, — запротестовала было я, но Рене, кажется, плевать хотел на чужое мнение.

— Можете, — хмыкнул он. — И быстрее. Уходим отсюда. Надо закрыть лабораторию.

Он буквально вытолкал нас с Себастьяном за дверь и захлопнул её. Сам подобрал знак любви и вложил его в мою руку, еще обжигающе-горячий.

— Береги это. Мало ли, может, еще где-то пригодится.

Я напряженно кивнула. Рене же направился к выходу из лаборатории, жестом увлекая нас за собой. И хотя больше всего на свете мне сейчас хотелось упасть, обхватить колени руками и тихо плакать, подчиняясь своему страху, я последовала за ним. Не то сейчас время, когда можно делать глупости.

— Все будет хорошо, — решительно заявил Рене. — Верьте мне. И быстрее.

…Он побежал по ступенькам вниз первым, словно подавая таким образом пример.

Мы вылетели на крыльцо дома — и сразу же поняли, что опоздали.

Вокруг вспыхивали золотистые круги. В разные стороны разлеталась колдовская пыль. Из воздуха появлялись силуэты.

И в самом центре стояла Матильда.

Я никогда прежде не видела Истинных, но представляла себе их куда более величественными. Это ведь боги! Они отвечали за этот мир.

Люди, полукругом окружавшие Матильду, не имели ничего общего с этим высоким званием. То есть, они, конечно, были привлекательны. И, несомненно, очень долго прожили в этом мире. Но эти мужчины и женщины походили на обыкновенных людей. И я не сомневалась, что их бессмертие было слишком страшным искушением.