Миракл лишь презрительно дёрнул уголком губ: в этом жесте отчётливо читалось, что в правдивости этого предлога её Величество может убеждать кого угодно, но не его.

— С дроу воевать непросто. С эльфами, впрочем, тоже, — задумчиво заметил лиэр Кейлус. — Особенно на их территории. Хотя не могу отрицать, что территории эти выглядят весьма заманчиво.

Кейлус Тибель всегда говорил так, словно в словах его кроется одному ему понятная шутка. Он часто улыбался — но это не делало его красивый лик ни привлекательным, ни дружелюбным. В этом году лиэр Кейлус отпраздновал сорокалетний юбилей; однако маги старятся медленнее обычных людей, и выглядел кузен королевы от силы на тридцать, немногим старше своих племянников. Если бы не окрас, его вполне можно было бы принять за родного брата Гербеуэрта. Они были очень похожи — и оба худы благородной аристократический худобой: той худобой, когда впалые щёки придают лицу пикантную загадочную усталость, но не вульгарную измождённость бедняка.

— Сейчас Риджия слаба, как никогда за последний век, — сказала королева. — На престолах трёх её королевств сидят дети. Эльфами правит наивный мальчишка, людьми — взбалмошная девчонка, Повелитель дроу тоже юн. И многие среди эльфов и людей далеко не в восторге от мира с дроу. Пускай они примирились, на деле между ними — пропасть. Память о трёхсотлетней вражде, которую не сотрёшь просто так.

— Но они объединятся против внешнего врага, — возразил Миракл.

Лиэр Кейлус улыбнулся. Эта улыбка гадюкой скользнула по его чувственным губам, и в ней читалось какое-то мечтательное предвкушение.

— Я слышал, на стороне дроу некая дева из иномирья, получившая невероятный силы магический дар, и наследник легендарного Ильхта Злобного. И оба они умны, как вороны, хладнокровны, как змеи, и коварны, как драконы. — Он двузубой вилочкой потянулся к блюду с фруктами, стоявшему посреди стола. — Они нашептывают советы на ушко Повелителю дроу, а тот напевает их правителю эльфов, любящему его как брата, и правительнице людей, уединяясь с ней для приятных бесед, что ведут от заката до рассвета.

— Как всегда превосходно осведомлён, — любезно откликнулась королева, пока Кейлус Тибель обмакивал крупную жёлтую ягоду в сладкий соус, белевший в хрустальной розетке подле его чашки. — До меня тоже дошли весьма любопытные слухи об этом.

— Если риджийские правители всё же соизволят прибыть в Керфи для знакомства и переговоров с тобой, мы сможем убедиться в их правдивости.

— Или в их лживости. — Королева сделала ещё глоток, и тонкие крылья её изящного носа дрогнули. — Народы Риджии просто не смогут выступить по-настоящему единым фронтом. А армия, в сердце которой кроется червоточина недоверия и раздора, не сумеет дать достойный отпор. Особенно если армия противника будет уверена, что боги на её стороне.

Миракл, усмехнувшись, провёл пальцем по краю своей чашки:

— Представить завоевательный поход актом защиты, не нападения? — произнёс он пренебрежительно. — Люди в это не поверят.

— Во всяком случае, далеко не все. И для сплочения нации этого определённо недостаточно — Лиэр Кейлус поглядел на кузину с самым искренним сочувствием. — Осмелюсь напомнить, дорогая сестра, что в народе зреет недовольство твоими… методами. Да ещё эти разговоры… о том, что наконец настал год двух лун, о пришествии некой девы, что свергнет тебя… Ох уж эта презренная чернь. — С губ его сорвался трагический, очень искренний вздох. — Кто бы ни выдал ей содержание семьсот тридцатого пророчества Лоурэн, он достоин долгой и мучительной смерти. Так подрывать власть нашей возлюбленной королевы!

Гербеуэрт наконец взялся за чашку с фейром: лицо его хранило абсолютную безэмоциональность. Миракл быстро посмотрел на королеву — точно следя за её реакцией.

Её Величество Айрес в ответ одарила кузена благосклонной улыбкой.

— Боги на нашей стороне. С нашей семьёй. После дня Жнеца Милосердного у народа не останется в этом сомнений. — Она выдержала короткую, прекрасно рассчитанную паузу, накалившую тишину в комнате тщательно подогретым любопытством. — Уэрт намерен повторить величайшее деяние Берндетта.

Двое мужчин единодушно уставились на наследника престола, чопорно и отстранённо распивавшего фейр.

Казалось, разговор ему абсолютно неинтересен. И никак его не касается.

— Уэрт, скажи, что это шутка, — вымолвил Миракл Тибель.

— Он не сможет, — вымолвил Кейлус Тибель.

— Уэрт уверен в обратном. А я уверена в нём, — сказала Айрес тирин Тибель. — После этого каждый в Керфи склонится перед ним. Пойдёт за ним. И перед силой того, кто способен свершить такое, падут ниц все наши враги.

Гербеуэрт тир Рейоль молчал, не глядя ни на кого, и в комнате повисла тяжёлая тишина — в которой королева обвела взглядом собеседников, наслаждаясь впечатлением.

— К слову, нам как раз пора приступать к уроку, — добавила Её Величество: так небрежно, будто и правда вспомнила об этом только что, и всё предыдущее не было прекрасно продуманной прелюдией к эффектному окончанию беседы. — Ритуал, как вы понимаете, требует сотен часов подготовки, отработки каждой мелочи… Сожалею, но закончить трапезу вам придётся без нас. — И поднялась из-за стола — одновременно с тем, как со своих мест согласно этикету поднялись остальные. — Уэрт, ты ведь не против? Как я вижу, сласти сегодня всё равно тебе не по вкусу.

Когда тот, не сказав ни слова, подчинился, рука Миракла дрогнула. Точно младший из трёх Тибелей хотел поймать кузена за рукав, удержать, остановить — но в последний момент сдержал порыв.

Как бы там ни было, очень скоро он остался в гостиной наедине с дядей.

Который, впрочем, тоже не задержался там надолго.

В экипаже, готовом везти Кейлуса Тибеля из королевского дворца в его столичную резиденцию, его уже ждали.

— Вижу, сегодня прошло ещё хуже обычного, — констатировал его секретарь, когда скелеты-лакеи захлопнули золочёную дверцу, а копыта запряжённой вороной двойки застучали по чистой блестящей брусчатке.

Тим не церемонился со своим господином. Во всяком случае, не на людях. И Кейлус всецело это одобрял. Кузен Её Величества ненавидел свою семью и в общем массе презирал свой народ, но к верным слугам относился с уважением. К тому же для разнообразия ему требовалось хоть одно живое существо, к которому он испытывал бы искреннюю привязанность — и он обрёл таковое в лице мальчишки, однажды задолжавшему ему жизнь. Двадцатилетний Тим был предан Кейлусу, как умертвие, прекрасен, как статуи богов, и связан с ним слишком тесными отношениями, чтобы церемониться.

Некоторое время Кейлус молчал, глядя в окно. На белые, как костяные статуэтки, башенки удаляющегося дворца, сиявшие под бледным солнцем наступившей зимы. На фонтан, бивший посреди огромной площади, пестревшей вездесущими людьми. На окружавшие площадь дома, украшенные куполами, консолями и лепниной, как торты украшают кремом.

Потом уголок его пухлых губ дёрнулся, точно в тике — и Кейлус Тибель в бешенстве стукнул кулаком по бархатной обивке кареты.

— Сука, — выплюнул он. — Она же знает, какова будет моя реакция на подобное известие!

— Какое известие?

Выждав с минуту, чтобы дыхание выровнялось, а в голос вернулось спокойствие, Кейлус рассказал.

Тим слушал молча. Лишь лицо его по мере рассказа немножко бледнело.

— На что она рассчитывает? — закончил Кейлус почти страдальческим вопросом. — Обретя такую силу, обретя такую власть над умами и сердцами керфианцев — свергнуть её для мальчишки будет проще простого. Так любит его? Так верит в его любовь? Дура! — Холодное бешенство на сестрицу вынудило его вновь ударить ни в чём неповинную дверцу. — Она смеялась надо мной, Тим. Я видел этот смех в её глазах. Она хочет, чтобы я потерял голову, чтобы пошёл на всё, дабы прикончить её любимого Уэрти. Чтобы наконец дал повод себя уничтожить. Но неужели мальчишка и правда сможет… Сколько сильнейших некромантов погибло, пытаясь… И всё же, если ему удастся…

Тим так и не произнёс ни слова — и, осознав, что его речь скатывается в обрывистое бессвязное бормотание, лиэр Кейлус осёкся.