Вот бы ещё появились какие-нибудь вести о девчонке. Будь она в его распоряжении, сестру можно — и нужно — было бы убирать со спокойной совестью. Но иномирная гостья будто в межгранье канула. Или и вовсе из него не выныривала.

Никаких следов. Нигде.

Вспомнив кое-что, весьма его тревожившее, Кейлус медленно спрятал кошель во внутренний карман парчового жилета.

Может, хоть Тиму улыбнётся удача? А то Кейлус уже устал выслушивать от шпионов одно и то же. Как известно, хочешь сделать что-то хорошо, сделай это сам; и хотя ему очень не хотелось отпускать своего секретаря туда, где уже сгинули многие тренированные бойцы, только в нём Кейлус Тибель был уверен, как в самом себе. Так что — можно считать, что он сегодня лично отправился в Шейн. Проверить, не потерялась ли обещанная Лоурэн спасительница на землях наследника престола. Или, помилуй Жнец, в его замке.

Ведь если мальчишка заполучит ещё и её…

Непроизвольно сжав губы, Кейлус Тибель всё же направился к столу, где шипели и пенились разноцветьем благоухающие хмельные струи.

Вернись с новостями, Тим, думал он дорогой. Какими угодно. Всё лучше, чем их отсутствие.

Но сперва просто — вернись.

Начался Евин день пусть и увлекательно, но куда скучнее, чем закончился.

С утра она имела счастье лицезреть из окна, как Эльен возвращается из города с покупками. Призрак непринуждённо восседал на облучке большой крытой телеги, запряжённой парой конских скелетов. Сперва девушку это немного ошеломило (и скелеты, и факт вылазки Эльена за пределы замка). Затем она поняла, что всё вполне логично: мёртвые лошади доставляют хлопот куда меньше живых, а слугам-скелетам было бы трудновато договариваться с продавцами.

Поразмыслив, Ева быстро сбежала по ступенькам во двор — как раз к тому моменту, когда копыта коней неторопливо застучали по брусчатке.

— О, лиоретта! — завидев её, Эльен слегка натянул удила: не замедлив привстать, дабы поприветствовать её куртуазным поклоном и витиеватым росчерком полупрозрачной руки. — Ваш призрачный рыцарь вернулся к вам на белых конях!

Ловко запрыгнув на облучок, благо телега для этого достаточно притормозила, Ева улыбнулась:

— Эльен, вы уже определитесь, сватать меня вашему господину или кокетничать со мной самому.

— Не смею даже предположить, какие из моих недостойных слов подтолкнули вас к столь ошибочным выводам, — невозмутимо откликнулся призрак. — Я направляюсь на задний двор, присоединитесь?

Ева, поразмыслив, кивнула, и мёртвые кони процокали мимо колодца к арке на другой стороне внутреннего двора: туда, где девушка ещё не бывала.

— Герберт рассказал мне о ритуале. О том, что он собирается призвать Жнеца, — без обиняков сообщила Ева. — Почему же для вас это личное?

— Потому что все, кто пробовал призвать Жнеца, погибали. Умирали. Или сходили с ума. Все, кроме Берндетта. Человек не предназначен становиться вместилищем бога. — Телега медленно ехала под серыми сводами длинной арки, насмешливо отражавшей все звуки, но голос призрака эхо игнорировало. — Уэрту совсем необязательно делать это, чтобы войти в историю. Он принесёт куда больше пользы народу Керфи, если проживёт долгую жизнь и совершит множество магических открытий, на которые способен его блестящий ум. Как те чары, которые подняли вас… но он и слышать об этом не хочет. Либо всё, либо ничего. Либо призыв Жнеца, либо смерть. — Эльен отстранённо смотрел прямо перед собой. — Я верю в его могущество, но я не хочу, чтобы он умирал.

За аркой Ева ожидала увидеть двор — однако, к её удивлению, там расположился целый каскад дворов. Выстроенных высокими ярусами позади замка, примыкавших к хозяйственным пристройкам, представлявшим собой целые симпатичные домики в два-три этажа. Отсюда, с самого верхнего яруса, прекрасно просматривались все остальные — и неприступные стены, высившиеся над отвесными обрывами каменной кладки, и окружавший замок бурый лес, и оголённый зимой холм, подножие которого окольцовывала сумрачными водами река.

— Берндетт ведь призвал бога публично, верно? Если Жнец может вселиться в тебя всего на пару минут, а люди это видели…

— Все, кто призывал его, делали это публично. На Дворцовой площади. Во время празднования дня Жнеца Милосердного. Наш величайший праздник, с которого идёт отсчёт нового года. Единственный день в году, когда ритуал возможно осуществить. — Призрак уверенно направлял лошадей по дороге, вившейся между ярусами знаком глиссандо. — Я понимаю, зачем этого хотел покойный господин Рейоль. И понимаю, зачем хочет королева. Если Уэрту всё удастся, керфианцы узреют новое пришествие бога на землю, и ни у кого не останется сомнений в величии дома Рейоль. Ни у кого не останется сомнений, что великий бог благоволит королевской семье. Никто не осмелится идти против принца, сумевшего призвать Жнеца, и королевы, воспитавшей его. Учитывая политическую обстановку в стране, это будет для Айрес спасением. — Эльен помолчал. — Но если Уэрту это не удастся, керфианцы узреют, как он умрёт.

Ева искренне пожалела призрака, с такой печалью говорившего о том, что он хотел бы, но явно не мог изменить. Ещё бы: стоит только представить, как он просит Герберта не делать чего-то столь важного…

— И Айрес не боится этого? Ведь тогда её власть пошатнётся ещё больше.

— Вряд ли. Уэрт… не пользуется особой любовью среди народа, — признать это верному слуге явно далось не слишком легко. — Айрес любит его, но она в первую очередь правительница. Жестокая и дальновидная. И я подозреваю, что она просчитала этот вариант. — Призрак подвёл коней к маленькой дверке у подножия замковых стен, отсюда казавшихся особенно колоссальными: видимо, они подъехали ко входу в какое-то подвальное помещение. — Если Уэрт умрёт, она назначит наследником его брата. Это нарушит многие её планы, но успокоит людей. Народ любит Миракла Тибеля.

— А Герберт?

— У них… сложные отношения. — Неслышно спрыгнув с облучка, Эльен галантно подал девушке призрачную руку, помогая спуститься. — Они были лучшими друзьями когда-то. Затем случилось много событий, которые развели их по разные стороны баррикад.

Ева, для которой эта новость была в новинку, выжидающе промолчала.

— Миракл не простил брату… один поступок. Которого господин Уэрт не совершал, — деликатно откликнулся Эльен, подступив к двери, при его приближении медленно распахнувшейся. — А Уэрт не простил ему этого непрощения. Тому, что Миракл поверил, что он способен предать своего друга и брата.

— И о поступке, полагаю, мне снова лучше спросить у самого Герберта, — закончила Ева, из предыдущих бесед с призраком уже сделавшая определённые выводы.

— Есть вещи, о которых я не имею права рассказывать. Но могу на них намекнуть, — почти скрыв лукавство за чопорностью, ответствовал Эльен.

— И чем же этот Миракл хорош, что все его так любят?

Они вступили в длинный узкий коридор, в котором тут же вспыхнули волшебные кристаллы — и скелеты, неподвижно ждавшие у стен, повернули черепа.

— Телега у входа. Разгрузите её, всё несите на кухню, — коротко велел Эльен. Дождавшись, пока неживые слуги зацокают костяными пятками по камню, вновь повернулся к Еве: — Откуда столь скептические нотки в вашем голосе?

— Просто народ глуп, если думает, что хороший фехтовальщик обязательно станет хорошим королём.

— Неужели вам обидно за господина Уэрта?

Под хитрым взглядом призрака Ева буркнула что-то неразборчивое на мотив «ничего подобного».

— Миракл красив, отважен, умён, талантлив, — не решившись на допрос, проговорил Эльен, выводя её обратно во двор: чтобы не мешать скелетам, деловито уносившим в недра замка коробки и пакеты со всяческой снедью. — Добр, но не мягок. Не силён в плетении интриг, но достаточно проницателен, чтобы их разгадывать, и обладает отличным чутьём на людей.