Итак, она всё-таки в другом мире. С блэкджеком и магией. Как ни крути, это приключение, о котором она мечтала с тех пор, как в нежном возрасте семи лет прочла про страну, в которую можно попасть через волшебный шкаф. Приключение, которое выпадает далеко не каждому.

И если здесь есть магия, которая позволила воскресить её из мёртвых, наверняка найдётся и магия, которая позволит по-настоящему её оживить.

Новый знакомый сказал, что камушек в груди препятствует разложению? Отлично. Значит, особых проблем с тем, чтобы потом вернуться к жизни, быть не должно. В конце концов, насколько Ева могла судить, её тело было в весьма приличном состоянии. Внешне от живого не отличишь. Да и по ощущениям не особо. И по каким бы причинам этот милый молодой человек её ни спас (Ева была не настолько наивной, чтобы обманываться отмазками про альтруизм), на злобного маньяка из преисподней он не походил: парень, который любит котиков, просто не может быть таким уж плохим.

А раз так, ничего страшного, в сущности, и не произошло, правда?

— Ева, — мантрой твердя про себя последнюю мысль, дабы искренне в неё поверить, покорно озвучила она. — Где я? Как ты вообще меня нашёл? Просто гулял по лесу и наткнулся? С чего какая-то женщина сходу решила меня застрелить? — и, приберегнув самый важный вопрос на конец, сурово добавила: — И, я надеюсь, моя виолончель тоже где-то тут?

Некромант, с каждым новым вопросом всё больше морщившийся, устало потёр пальцами переносицу.

— Какая ты шумная. — Тень, при движении залёгшая на его впалых щеках, ещё больше подчеркнула худобу длинного лица. — Я всё расскажу. Утром. Сейчас мне срочно нужно… восстановить силы. И поспать. — Он отвернулся. — Идём, я отведу тебя в твою комнату.

— Мою комнату?

— А я только порадовался твоей понятливости. — Он утомлённо оглянулся через плечо. — Комнату, которую я тебе отвёл, естественно.

Соскользнув с алтаря, Ева коснулась каменного пола босыми ногами. Она ожидала, что камень будет ледяным, однако тот показался ей разве что слегка прохладным. И лишь секундой позже Ева поняла: пол и правда вполне может быть ледяным, но температура её ступней теперь немногим выше.

Она посмотрела на люстру, ровным белым светом сиявшую под потолком — вместо свечей в ней лучились изнутри длинные палочки полированного хрусталя. На деревянный столик неподалёку от алтаря. Помимо уже знакомых ножниц и бинта, там на серебряном блюде лежали хирургические инструменты, иные из которых выпачкались в алой субстанции, заставившей Еву нервно поспешить за некромантом, уже выходившим из комнаты.

— Может, хотя бы представишься? — предложила Ева, босиком следуя за хозяином дома по замковому коридору, освещённому теми же хрустальными палочками, державшимися в чугунных настенных подсвечниках. На улице было так темно, что, как бы Ева старательно ни косилась на высокие стрельчатые окна, разглядеть за ними что-либо она не могла. — Раз уж я буду жить у тебя. То есть не-жить, — саркастично поправилась она.

— Моё имя Гербеуэрт. И, как ты сама сказала, я некромант. Остальное тебе знать пока ни к чему, — бросил тот, подводя её к широкой лестнице с резными каменными перилами, разбегавшейся пролётами вверх и вниз. — И так есть над чем подумать.

Действительно. В данный момент Ева как раз думала, как она будет каждый раз это выговаривать и как можно это сократить. Уэрт? Герб? Герр?.. Пожалуй, пристало ситуации — особенно если вспомнить тип прислужника «Игорь», пользовавшийся среди злодеев большой популярностью, — но пламенного желания величать некроманта «мафтер», отращивать горб и шепелявить с немецким акцентом Ева не испытывала.

— Можно звать тебя Гербертом? — осторожно спросила она, вслед за некромантом поднимаясь на верхний этаж; судя по количеству пролётов, просматривавшихся в квадратном лестничном колодце, этих этажей в его обители было не меньше пяти-шести.

— Мне всё равно.

— Нет, если я теперь должна называть тебя «хозяином», я переживу, но будет немножко непривыч…

— Мне всё равно.

Последнее он повторил с нажимом и сквозь зубы, так что оставшиеся ступеньки Ева предпочла преодолеть молча. Злить гостеприимного хозяина в её планы не входило, а она и так подозревала, что плебейские манеры девочки-подростка, взращенной в эпоху мемов и инстаграма, должны коробить его чувствительную аристократическую душу. В том же, что он аристократ, после прогулки по его обители сомнений у Евы не осталось.

Может, она пребывала в плену стереотипов о фэнтезийных мирах с их условным средневековьем, но что-то подсказывало ей, что в этом мире подобный замок не выйдет просто купить.

— Мы ведь не на русском говорим, верно? — на всякий случай уточнила Ева, когда они наконец достигли верхнего этажа, и некромант повёл её длинным коридором, пестревшим витражными стёклышками в частых оконных переплётах.

— Руйский?

Понятно. Не на русском.

— Язык, — обречённо пояснила Ева, пока светильники на стенах вспыхивали при их приближении и гасли за спиной.

— А. Значит, так называется язык того мира, откуда ты явилась.

— Да, именн… подожди, так ты знаешь, что я из другого мира?

Ева не видела его лица, но ей почудилось, что в этот миг некромант презрительно хмыкнул.

— Даже если не учитывать всю подноготную, об этом было бы нетрудно догадаться.

Ну да, конечно. Одежда и всё такое.

— Какую подноготную?

Тот промолчал, остановившись перед высокой дверью с цветочным орнаментом, под его взглядом распахнувшейся. Конечно же, с тоскливым скрипом.

— Твоя комната, — отступив в сторону, коротко сказал некромант. — И твоя… вийолончель, как я понимаю.

Комната оказалась на удивление маленькой, раз в пять меньше помещения, в котором Ева очнулась, и не могла похвастаться оригинальностью обстановки. Большую её часть занимала кровать — конечно же, с балдахином. И, конечно же, тут был камин. Кроме того, присутствовал гардероб с резными дверцами, к которому прислонили знакомый футляр, обтянутый чёрным нейлоном; и, собственно, этот футляр был тем, что интересовало Еву больше всего.

— Оденься, — когда она прошла внутрь, сухо велел некромант, и Ева заметила брошенную на кровати одежду. Не её, чужую; от её наряда остались только кеды, сиротливо пестревшие рядом с кроватью розовыми шнурками и разноцветными цветочками. — Вряд ли тебе захочется спать, но я бы убедительно попросил тебя никуда не выходить. Я пришлю за тобой утром.

Поколебавшись, Ева всё же обернулась, чтобы встретить его пронизывающий взгляд.

— Герберт, зачем ты меня спас? И с чего теперь проявляешь гостеприимство? Не пойми неправильно, я тебе очень благодарна, — быстро добавила она, — но вряд ли ты делаешь это по доброте душевной. Некроманты редко бывают добрыми ребятами. Не обижайся.

— Утром. — Он отвернулся — и, не оглядываясь, бросил через плечо: — У тебя были ссадины на ногах. И на голове. И лёгкое сотрясение мозга. Вдруг это поможет тебе освежить память.

Ева смотрела в его спину, пока за ним не закрылась дверь. Потом приблизилась к футляру — и, ещё не коснувшись его, всё-таки вспомнила, что же предшествовало её попаданию сюда.

Машина. Машина, которую Ева не заметила, перебегая дорогу. И последнее, что Ева помнила, прежде чем открыла глаза в лесу — как бампер подсекает ей ноги, заставляя закатиться на капот, а потом что-то бьёт её по затылку и слышится треск.

Бережно положив футляр на паркет, опустившись на колени рядом, Ева взялась за застёжки молнии. Почему-то медля.

Значит, она должна была умереть ещё в своём мире? Или всё-таки умерла? Но, кажется, машина успела притормозить, и ей было не особо больно. Или она снова не почувствовала боль из-за шока? Получается, она ударилась о лобовое стекло… вернее, должна была удариться.

Но между стеклом и её затылком — и, соответственно, между её телом и автомобильным капотом — оказался футляр.

Ева медленно потянула застёжки в стороны, ощущая волнение куда большее, чем почувствовала при известии о собственной смерти.