Наверное, именно поэтому Еве не верилось, что формула эта способна работать.
«Это же… просто слова. Без рун, не подкреплённые даже магическим языком».
«Да. Просто слова. Потому Обмен и способны совершить даже простые маги. — Взгляд Эльена сделался почти мечтательным, и Ева поняла, что её призрачный учитель тот ещё романтик. — Главное — вера в Жнеца… и любовь. Беспрекословная, абсолютная готовность действительно, без сомнений отдать свою жизнь. — Он вздохнул, будто вспомнив нечто очень печальное. — Уверяю вас, лиоретта: Финальный Обмен столь же реален, как Мёртвая Молитва. А действие последней вы созерцали своими глазами. В Керфи сложено множество легенд и песен о тех, кто совершил Обмен, и даже я могу поведать и спеть вам не одну».
«И требуется только любовь, вера и готовность пожертвовать собой? — Ева покачала головой. — Но это же так… просто».
«Вовсе нет. Вы удивитесь, как часто люди обманываются, когда дело касается любви. И сколь немногие действительно готовы расстаться с жизнью ради другого. С верой проще, ибо свидетельств силы Жнеца множество. Впрочем, находятся и те, кто не способен искренне верить в бога, которого никогда не видел… Иные маги не верят ни в то, что Берндетт когда-то его призвал, ни в то, что силы некромантам действительно дарует именно он».
Такие, как я, к примеру, подумала Ева. Она скорее склонна была верить в Высший Разум, которому нет особого дела до каких-то там людишек на какой-то там планетке, коих во Вселенной немеряно, чем во всяких Жнецов и Садовниц. И созерцаемое ею ныне каждодневно волшебство в этом плане ничего не меняло.
В волшебство она верила и дома.
«Интересно, — произнесла девушка, высказывая неожиданную мысль, — а меня можно так воскресить?»
«Вы же сами читали. Обмен возможен, лишь пока тело не остыло».
«Я думаю, это эвфемизм. Главное — чтобы сознание и душа не успели умереть. А меня погрузили в стазис прежде, чем успели».
«Может, и получится, — поколебавшись, признал призрак. — Не знаю».
Однако, глядя в его лицо, сделавшееся задумчивым почти до мрачности, Ева поняла, что он не слишком в это верит. Либо верит, но подобная вероятность ему по каким-то причинам не слишком нравится.
«А что будет, если Обмен совершит умертвие? Вот я, например, — со смешком заметила она, желая сбить Эльена с невесёлых мыслей. — Я же уже мертва. Что тогда случится?»
«До вас не было умертвий, способных его совершить. — Судя по тому, как мимолётно изменилось выражение его лица, план сработал. — Всё зависит от того, какой теории верить. Одни маги утверждают, что этим ритуалом маг просто отдаёт любимому все свои жизненные силы, попутно забирая себе его раны. Поскольку жизненных сил у вас уже нет, отдавать вам нечего; соответственно, усилия ваши останутся тщетны. Другие утверждают, что всё сложнее — ты действительно вымениваешь у Жнеца одну душу на другую, и ритуал осуществляется при божественном вмешательстве. Душа ваша при вас. В таком случае, полагаю, ритуал осуществится, но взамен вы упокоитесь окончательно».
«Расклад в любом случае невесёлый. — Ева машинально поскребла пальцем древнюю страницу, к которой прилипло что-то, подозрительно напоминавшее засохшую капусту: кажется, когда-то драгоценное вместилище магических знаний бесцеремонно листали за едой. — Хорошо быть эльфом. Они могут просто поделиться своей жизнью, а живут они вроде бы вечно, так что в итоге даже ничего не теряют».
«Эйтлих — не замена Обмена. Обмен воскрешает мёртвых. Эйтлих предотвращает смерть, не более. Оба ритуала исцелят любую рану и любое проклятие, но эйтлих можно совершить, лишь пока сердце твоей возлюбленной ещё бьётся. И сделать это могут только мужчины».
«Сплошная дискриминация. То есть несправедливость, — поправилась Ева, не уверенная, что магический переводчик правильно передаст значение слова. Вспомнив кое-что, закрыла книгу и лукаво посмотрела на призрака. — Говорите, можете спеть мне несколько песен?..»
Песни и легенды об Обмене (о королях и принцессах, воинах и простых магах, жертвах благородных мужчин и хрупких женщин, но неизменно печальные в своей красоте) в итоге заняли весь урок. Впрочем, они с Эльеном сошлись на том, что таким образом Ева получила бесценные исторические сведения, способные очень пригодиться ей в дальнейшем.
И, как выяснилось, глубокий, чувственный и чистый баритон призрака был не менее чарующим, чем его лицо и манеры.
— Начнём с того, — кое-как отрешившись от приятных воспоминаний, изрекла Ева, когда некромант закончил с очередной порцией щепок, — что пока о твоём брате у меня сложилось не самое лестное мнение. Если правитель из него выйдет получше твоего, это ещё не значит, что я немедленно растаю лужицей у его ног. Продолжим тем, что…
В этот миг внезапность вопроса Герберта навела её на неожиданную мысль, заставившую её замолчать.
— Что? — невыразительно повторил некромант, поднимаясь с колен.
— Погоди, — глядя, как он идёт к креслу, медленно проговорила Ева. — Погоди-погоди… только не говори, что ты специально вёл себя… так. Чтобы я смирилась с тем, что мой женишок такой… вот такой, а потом увидела прекрасного лиэра Совершенство и обрадовалась, что на самом деле…
— Чушь и нелепица, — не моргнув глазом, отрезал Герберт.
— Специально, специально, — услужливо подсказал Мэт, развалившийся на каминной полке прямо поверх заставивших её ваз, как будто лёжа на расписных горлышках. — Нет, характер у него и правда скверный, но он далеко не так плох, каким хотел казаться. Врать не врал, однако при других обстоятельствах вёл бы себя совсем иначе.
— Пусть твоя болтовня не имеет ничего общего с истиной, — сев, некромант одарил демона уничижительным взглядом, — я всё равно попросил бы тебя замолчать.
— Он ведь, откровенно говоря, довольно быстро понял, что ты очень даже милая, сметливая и интеллигентная. Для девы из иномирья так просто сокровище. Так что, помимо всего прочего, держал и держит дистанцию. Чтобы случайно к тебе не привязаться.
— Я не люблю повторяться.
— Правда, я бы сказал, что последнее выходит у него не слишком…
Следующее слово утонуло в хрупком ломком грохоте, с которым дружно взорвались вазы: даже не осколками — взвившейся в воздух пылью, скрывшей демона облаком.
— Я же сказал, — опустив руку, проговорил Герберт с почти сверхъестественным спокойствием. — Замолчи.
— А твоя матушка так любовно эти вазы собирала, — донёсся укоризненный голос из фарфорового тумана, оседавшего на полку и ковёр тёплой белёсой изморозью. — Не жалко?
— Обновить обстановку бывает не лишним. И никогда не жаловал то, что бесполезно собирает пыль.
— Ну-ну. — Дождавшись, пока пыль опустится вниз, демон сверкнул фосфоресцирующими глазами в направлении Евы. — Впрочем, златовласка, не обольщайся: с прекрасным светлым чувством его привязанность пока имеет мало общего. Такой уж он… принц глубокой заморозки. Однако это уже весьма похоже на крепенькую симпатию, и если что-то вдруг подтолкнёт его в нужном направлении…
— Продолжим тем, — весьма убедительно сделав вид, что не слышала ничего, высказанного присутствующими за последние пару минут, проговорила девушка, — что никакой принц, король, эльф или бог для меня не перевесит дом.
Чёртова клякса, сердито думала она про себя, пока Герберт насмешливо морщился в ответ. Потому что очень не хотела задумываться, не вышла ли невольная привязанность — вопреки всему, включая здравый смысл — обоюдной. Пусть даже имеющей с прекрасным светлым чувством мало общего.
Учитывая все обстоятельства, даже дружески привязываться к венценосному снобу она считала очень глупым и совершенно излишним. Не говоря о большем.
— Неужели? — откликнулся некромант, каждым слогом выразив глубочайшее сомнение.
— Да. Я люблю свой мир. Люблю своих родителей, даже если порой они… обижали меня. И очень люблю свою сестру. — Она бережно отложила обломок к другим, дожидавшимся своего часа: не сращенных щепок уже осталось совсем немного. — Моя семья уже потеряла одного ребёнка. Я не позволю им потерять ещё одного.