Зенжинский и сейчас стоял в полукоматозном состоянии, бездумно пялясь в бегущие волны реки. Рядом также застыли и его пятеро подельников, экономя энергию в отсутствии пищи. Они могли стоять так очень долго. Всё же, они были неживыми, но и не мёртвыми и существовали благодаря несколько другим законам.

Внезапно со стороны села послышался человеческий вскрик. Зенжинский встрепенулся, его глаза загорелись адовым огнём, и он повернулся в сторону села. Некоторое время ничего не было слышно, но потом ветер донёс приглушённые расстоянием звуки человеческой речи.

Медленно поворачиваясь и делая первые шаги, вся шестёрка мертвяков целенаправленно двинулась в сторону села. С каждым шагом их движения становились всё быстрее и быстрее. Скованность одеревеневших от долгого стояния мышц уходила, и вот уже вся свора полумертвецов, жадно вслушиваясь и внюхиваясь, устремилась в село.

Вадим, немного привыкнув, уже более смело шагал вперёд, выискивая среди изб вишнёвые деревья. Найдя следующее, он с удовольствием содрал с его коры смолу и пошлёпал дальше в своих лаптях. Они, кстати, были хоть и не сильно удобными, но всё же это лучше, чем шагать босиком. Нужно было научиться их вязать, потому как купить кожаную обувь здесь было практически невозможно. Стёкла на земле не попадались, металлические куски тоже, но шишки, сучковатые ветки, камешки и острая трава изрядно ранили ноги.

Вадим спокойно набивал маленький мешочек вишнёвой смолой, когда услышал испуганный вскрик. Кажется, это был Сергей, а может быть и Пётр. Перехватив удобнее сулицу, Вадим поспешил к своим товарищам, попав сразу в разгар развернувшегося сражения.

Основная группа монахов обшаривала ближнее подворье, в отличие от него, возившегося среди фруктовых деревьев в соседнем доме. И теперь оттуда слышался непонятный шум. Вадим выскочил из-за угла дома и застыл от страха.

Пётр в ужасе беспорядочно бил копьём по воздуху, а в его шею впился зубами здоровый мертвяк. Послушник Сергей медленно отступал, весь белый от ужаса, время от времени тыкая копьём в напавшего на него мертвяка. Чуть в стороне стояли кузнец и отец Анисим.

Отец Анисим молился, видимо, надеясь на чудо, но чуда не происходило. Елизар усилено крутил бердышом, отбиваясь сразу от четверых мертвяков и только длина его грозного оружия не давала им возможность напасть и сожрать глупого монаха.

У одного из мертвяков была уже отрублена левая рука, но он сражался, как ни в чём не бывало. Да и все напавшие мертвяки мало походили на те трупы, что шагали, как пресловутые зомби. Эти, пусть и с пустым взглядом, как на подбор, чёрных глаз, но были значительно «живее». И это шокировало Вадима, он просто не знал, что предпринять.

Страшный животный ужас накрыл его с головой. Он взглянул на свою сулицу. Короткое древко с коротким же наконечником не внушало никаких надежд. Это против зомби оно могло помочь, а против полуживых мертвяков - всё было очень спорно. Один из трёх мертвяков, что нападали на кузнеца, заметил новую мишень и одним прыжком оказался почти рядом.

- Ургггггххххххххх! – прорычал-прошипел он и уставился прямо в глаза Вадима.

- Мамаааа! – Вадим, что есть силы, ткнул сулицей и промахнулся. Монстр легко перехватил его копьё своей рукой, которая уже больше походила на звериную лапу, и вырвал её из рук Вадима. Последнее, что запомнил Вадим, это толстые ороговевшие длинные ногти какого-то мерзко-коричневого цвета, переходящего на концах в угольно-чёрный цвет.

Страх удушающей волной бросился Вадиму в голову, он высоко подпрыгнул, упал, уходя от удара второй лапы монстра, покатился по земле, вскочил и бросился бежать. Он не чувствовал ни рук, ни ног. Его ступни едва касались земли, с такой огромной скоростью он бежал. Наверное, ни один чемпион по бегу на любые дистанции не смог бы его обогнать в этот момент.

Он не бежал, он летел по воздуху, и лишь только частое мелькание его лаптей указывало, что это не так. Они же его и привели в чувство. Один из топотков зацепился за веточку придорожного кустарника и слетел с ноги. Потеряв его, Вадим неосторожно наступил голой ступнёй на еловую шишку, валявшуюся на дороге, и резко полетел в пыль и дорожную грязь.

Небо и земля несколько раз прокрутились перед его глазами, и он замер, тихо хныча в придорожной пыли. Минута слабости длилась недолго, инстинкт самосохранения заставил его снова встрепенуться и прислушаться, нет ли погони. Никто его не преследовал, только со стороны села слышались душераздирающие крики убиваемых.

К голосу Петра присоединился и голос Сергея, и непонятно было, кто из них ещё жив, а кто уже и ни жив, и ни мёртв. Вадим машинально провёл руками по одежде. Как ни странно, но заткнутый за верёвочный пояс кистень не выпал. Хоть в процессе бегства это было и немудрено.

Короткая рукоятка кистеня, отполированная кузнецом, удобно легла в правую ладонь, неся успокоение и смелость. Осознание своего бегства, а также крики заживо съедаемых прошлись по его душе словно пенопласт по стеклу.

Вадим оглянулся, позади лежала дорога в Оптину Пустынь, где ждало спокойствие и умиротворение. Впереди была только смерть, но что будет дальше, когда он прибежит в монастырь, крича в ужасе о мертвяках? А через пару дней они явятся туда за ним. Можно сбежать и оттуда, но от собственной совести не убежишь. Она всегда будет с тобой, а также память, которая всегда услужливо напомнит о твоей трусости.

Вадим не был бойцом, но и трусом себя не считал. Не зная, на что решиться, он упал на колени прямо посреди пыльной вековой дороги и стал молиться.

- Отче наш, сущий на небесах… Помоги, помоги, помоги! Дай сил мне, дай мужество, подскажи, подскажи, подскажи…

Слёзы текли по его лицу, рот дрожал и кривился в судороге страха и страдания. А он всё никак не мог ни на что решиться. Бежать или спасать! Спасать или бежать! Вот крик Петра взвился на высокой ноте и резко оборвался.

- Боже, помоги! Дай силы! Дай мне силыыыыы!

Резкий порыв ветра взъерошил верхушки деревьев, зашумела листва, и наступила тишина. Никто не отозвался на его призыв. Лес равнодушно молчал, занятый своей жизнью. Каждый человек делает свой нравственный выбор сам. И никто другой ему не указ, даже высшая сущность!

Вадим опустил голову, посмотрел на землю. В густой пыли дороги боролись муравей и гусеница. Гусеница была и больше муравья, и сильнее, но муравей не уступал, непрерывно кусая её и стараясь обессилить. Вадим с тоской взглянул на дальний поворот дороги, которая вела в Пустынь.

Что же, он не видел другого выхода, кроме как идти на помощь. Начинать новую жизнь с предательства не хотелось. Предательством не купишь ни жизнь, ни славу, да и деньги, в числе пресловутых тридцати сребреников, быстро закончатся. А дальше что? Он ведь не дурак, всё понимает. Всё или ничего!

Он поднялся из пыли, с тоской ещё раз обернулся назад и, больше не оглядываясь, потопал вперёд. Подобрав утерянный лапоть, нацепил его на ногу и уже быстрым шагом направился к месту боя. Вновь зашумел ветер, играя листвой и хвоей, а на Вадима снизошла благодать. Он понимал, что идёт умирать, понимал, что это глупо, понимал, что можно не идти, но повернуть назад уже не мог.

С каждым шагом его решимость крепла, а все желания и мечты постепенно растворялись и утрачивали всякий смысл. Какая уж там Снежана, что растаяла давно и безвозвратно. В принципе, ему было глубоко наплевать и на Елизара, и на Петра с Сергеем. Но вот что-то не давало ему покоя и ныло в области сердца. Трусом помирать и предавать как-то было не в его правилах, пусть и весьма малых.

Не по-русски это как-то. Сам погибай, а товарища выручай. Руководствуйся прежде всего совестью, а потом уж и выгодой. Выгода тоже имелась, в случае успеха. Вот только Вадим отдавал себе полный отчёт в том, что воин из него никудышный. Он слаб, он убог, он трус!

Нет, он не трус. Вадим шмыгнул носом и, сжав зубы, уверенно пошёл вперёд, уже ни о чём не думая. На его мозг опустилось понимание ситуации, в которую он попал, и теперь ум лихорадочно искал выход из сложившегося положения.