Хорошо было бы её завялить, но средняя полоса России - это не Средняя Азия, здесь солнце не жаркое, да и соли у него, опять же, не было. Почистив всю рыбу, он управился с ней до вечера. Дальше он сложил чистые куски рыбы, очищенные от костей и шкуры, в листья лопухов, и отправился с ними в лес.

Сидеть у реки было бесполезно, нужно было искать людей, а вместе с ними еду и кров. А ночевать на одном месте две ночи просто опасно. Деревня была недалеко, и кто-то мог заглянуть и сюда. Так что, ждать ещё приключений в планы Вадима не входило, и он ушёл.

Вадим в обрезанной одежде, со сплетённым из прутьев свёртком, наполненным рыбой, зашагал в сторону леса. На его ногах красовались ивовые легкоступы, которые он попытался обшить кусочками ткани, наложив внутрь листов мать-и-мачехи. Получившуюся конструкцию он привязал к ногам стеблями пырея и другой длинной травы. Сами ступни он обмотал листами подорожника, сложив их плотным прессом и обвязав всё тонкими полосками ткани. В такой обуви быстро идти не получалось, но он уже и не спешил, а то неизвестно, куда успеет. Пройдя небольшой перелесок, Вадим углубился в лес, где вскоре вступил под сень вековых елей.

Здесь царила тишина и темнота. Солнце только-только стало опускаться за линию горизонта, а внутри уже наступил вечерний сумрак. Вадим не боялся леса и присутствующих в нем животных. А боялся он людей, самых жестоких хищников на земле, поэтому и ушёл от реки. Вдоль берега идти, к тому же, оказалось крайне тяжело, тучи комаров клубились над водой, выискивая себе жертву.

Несмотря на то, что возле речки было удобнее, он всё равно зашёл в лес, надеясь скрыться и найти дорогу к людям. Ещё днём, бродя по перелескам в поиске ивовых прутьев, он заметил небольшую тропинку, которая вилась между могучими стволами.

По ней сейчас он и шёл, надеясь выйти на дорогу и попасть к людям. Он уже хотел остановиться, чтобы немного отдохнуть, как впереди уловил неясное движение. Быстро среагировав, тут же укрылся под кроной пушистой невысокой ели. А по тропинке, не заметив его, тяжело двигался человек, одетый во всё чёрное. Когда он подошёл ближе, Вадим понял, что это был то ли монах, то ли кто-то ещё из этого племени. Уж больно одежда напоминала рясу, да и голову незнакомца покрывала чёрная складная шапочка. Человек нёс за спиной небольшой мешок, явно для него неудобный.

- Надо помочь! - решил Вадим. И выскочил из-за ёлки.

- Ааа, - заорал человек.

- Не журись, я свой, - Вадим был непреклонен.

Человек отпустил мешок и без сил рухнул на землю.

- Извините, что напугал, - хотел сказать Вадим, но получилось что-то вроде: «Не пужайся, не вели гневаться», или ещё как. Вадим уже постепенно стал привыкать к своей новой речи, но ему не хватало практики. Нужно было больше разговаривать с аборигенами, чтобы говорить на их языке более свободно.

Человек оказался уже пожилым мужчиной.

- Кто ты? - еле слышно произнёс он.

- Я мимо проходил, путешествую, а тут на село напали, я и сбежал.

- Кто напал?

- Разбойники, лихие люди. Я только трех на лошадях видел, еле сбёг от них, потом прятался, и вот сейчас иду, людей хороших ищу.

- Эхе-хех, где их теперь, хороших-то, найти. Одни лиходеи кругом, да мертвяки из земли лезут, спасу нет. Я уж подумал, что всё, на мертвяка попал, конец мне, и помолиться не даст, загрызёт. А я в село иду, надеялся там хлеба купить, но видно, не судьба.

- А у меня рыба есть, но у меня огня нет. Была ещё репа, но я её уже съел.

- Эх, отрок, отрок, - укоризненно покачал головой монах. - Кто ж ты такой? Ладно, утром разберёмся. Пойдём место для ночлега устраивать. Есть у меня и огниво, и трут, мигом костёр разожжём.

Уже вместе они сошли с тропинки и, немного поплутав по лесу, нашли подходящее место под старой елью, нижние ветки которой давно уже ссохлись, а сама она вот-вот собиралась упасть от прожитых годов. Вывороченный корнями соседского дерева ком земли защищал от посторонних глаз с тропинки их костёр.

Наломав лапника, они смастерили себе постели и заодно набрали сушняка для очага. Чиркнув огнивом, монах разжёг костёр, и огонь запылал жарким пламенем. Нанизав на тонкие прутья куски рыбы, они обжарили их на костре, а потом, обжигаясь, стали употреблять нехитрый ужин.

Монах ел осторожно, а Вадим, еле сдерживаясь, торопливо и почти не жуя, проглатывал рыбу.

- Да, оголодал ты, отрок. Да и не мудрено. Издалека идёшь?

- Издалека, обувка вон вся развалилась. Заплутал я в лесу, отбился от своих.

- Ммм, а чей будешь?

- Я Вадим Белозёрцев, так меня зовут.

- Вадииим, - протянул монах, словно пробуя имя на вкус. - Редкое имя, ты литвин?

- Да, - не стал спорить Вадим.

- А чьих будешь? Ты же из поместных дворян, коль и имя, и фамилию имеешь? И к чьим вотчинам принадлежишь? Ближний боярин к тебе кто?

Вадим стал перебирать в уме фамилии бояр, которые слышал ещё в школе, но в голову ему ничего не лезло. Она была пуста, как барабан. Потом, всё же, в сознании промелькнуло что-то из истории.

- Романовых я бояр человек.

- А, слышал. Странно, что ты далеко оказался. Ну, да это твоё дело.

- А вы куда идёте?

- Я-то? В монастырь. Оптина пустынь. Слыхал о таком?

- Слыхал, как не слыхать. Большой он.

- Да какой большой. Ты что?! - махнул рукой монах. – Три здания, да избы и подсобные постройки, вот и весь монастырь. Даже стены вокруг нет, а нужна. Мертвяков пока у нас не было. Но не буди лихо, пока оно тихо. Не ровен час, появятся, а мы беззащитны перед ними. Токмо одной молитвой и спасаемся.

- А возьмёте меня с собой, а то у меня никого не осталось? Я у Романовых на птичьих правах был. Отец погиб, мамка померла, а братьев и сестёр Бог не дал, - начал врать Вадим.

- Выгнали, чтобы не кормить и службу не дали? – прямо спросил монах.

- Да, - не стал спорить Вадим. – Не успел я военному мастерству обучиться, да и к грамоте больше склонен, чем к службе.

Нужные слова словно сами собой всплывали у Вадима в голове. Он и не думал ничего про службу, но логично, что в это время любой дворянин должен был уметь воевать. Собственно, изначально он и был для этого предназначен.

- Знакомо. Да уж, сколько сейчас боярских холопов по дорогам ходят, побираются. А ещё и боевые холопы есть. Вона слышал, Болотникова гурьба была?

Вадим кивнул, смутно припоминая, кто же это такой – Болотников?

- Ну, так вот. Он же боевым холопом был, да его на все четыре стороны отправили со двора. Он и пошёл. А что умеют боевые холопы? Воевать, а больше и ничего. Вот он и разошёлся, а бояре, как поняли, что он только пограбить, а не против Годунова, так и хлопнули его. Щас-то Шуйский на престоле… Ещё тот злыдень, да токмо, что поделать. Давай спать уж ложиться. Возьму я тебя с собой, нам люди нужны. Ты, видно, и грамотный, и умный, да и руки на месте. Возьмём.

- А как вас звать-то, величать?

- Отец Анисим меня величают. Давай молитву прочитаем и спать.

Монах стал вслух читать, а Вадим вслед за ним повторять еле слышно, боясь, что тот поймёт, что он не знает ни одного слова. Всё обошлось, и вскоре путники улеглись и заснули.

Проснулись они почти одновременно. Сначала закряхтел монах, потом простонал и сам Вадим. Тело за ночь окоченело и ломило болью, особенно сильно болели истерзанные дорогой ступни.

Это заметил и старик.

- А ну, показывай, что там у тебя!

Вадим раскатал травяные обмотки и показал ступни. Не сказать, что они стали хуже выглядеть, но и лучше тоже.

- О-хо-хо. Ты всегда ходил в обуви?

- Да.

- И даже в детстве?

- Да.

- Тогда ты не так прост, как хочешь казаться.

- У моих родителей была возможность покупать мне обувь. И я многое забыл, на нашу деревню напали мертвяки. Начался кромешный ад и ужас, и я многое не помню. Просто забыл и всё.

Монах на эти слова только покачал головой и подкинул хворост в костёр.