Кажется, хохмить на такие темы не стоит.
- Не заставляй меня, пожалуйста! - голубые глаза наполняются слезами.
И я понимаю, что настало время серьезного разговора.
Но для этого нужно идти на попятную.
- Ладно, не буду, - вижу, как часто она дышит, пытаясь успокоиться.
Жду какое-то время, потом предлагаю:
- Лер, давай поговорим.
Сам отодвигаюсь от нее и сажусь на кровати. Знаю, что ей так легче.
- О чем? - задает вопрос настороженно. Похоже, она всерьез считает, что я кроме секса и обсуждать ничего не могу.
- Что будем делать дальше? Ты вчера едва под машину не попала. Я хочу быть уверен, что в мое отсутствие ты не выпрыгнешь в окно, не отравишься таблетками, не вскроешь вены. Я вижу, как ты от меня до сих пор дергаешься. И понимаю, что у тебя для этого есть все основания. Но ты в таком положении не можешь оставаться. Тебе нужна помощь специалиста.
Затем перехожу к еще более болезненной для меня теме:
- Ты ведь не хочешь быть со мной? И меня не хочешь?
Теперь уже она садиться на кровать. Причем спиной ко мне.
- Нет.
Повисает тягостное молчание. Не знаю, почему так неприятно. Другого ответа я и не ждал. Но все равно ее отрицательный ответ побуждает во мне сразу несколько противоположных порывов. Я могу ее просто заставить. Но сидеть с ней двадцать четыре часа в сутки я не могу, а она уже близка к тому выходу, который решает все проблемы раз и навсегда. Еще мне хочется помочь ей, сделать так, что ей стало лучше. Или же как-то договориться с ней.
- Тогда в том, как мы сейчас с тобой живем, нет никакого смысла.
На малышке одни трусики. Она сгорбилась, и сквозь кожу видны позвонки тонкой шеи.
- Я уеду. Только денег на билет мне дай.
Опять она за свое.
- Лера, я не об этом сейчас. Ты сама не справишься. Я могу снять тебе квартиру, оплатить лечение. Но я должен быть уверен, что ты не наделаешь глупостей.
Она по-прежнему не поворачивается.
- Зачем тебе это?
- Ты мне нравишься. Да, основным в этом является, конечно, секс. Но если выбирать между твоей жизнью и своим удовольствием, я, как ни странно, предпочту первый вариант.
Тонкие руки обхватывают ее собственные плечи.
- Да неужели?
Мне дико хочется до нее дотронуться, но только она-то этого не хочет.
- Да, Лера. Так, оказывается, тоже бывает.
- Но я материально все равно буду зависеть от тебя.
- У тебя есть какой-то выбор? Не переживай, деньги обратно требовать не стану. И отрабатывать не заставлю. Ты лучше подумай сейчас и скажи - ты сможешь жить одна?
На это раз молчание тянется и тянется как путь в пустыне, когда солнце сжигает дотла, одолевает жажда, и ноги вязнут в песке. И думаешь, что это никогда не кончится. Также я ощущаю себя и в этот момент. Тоска стискивает душу, мешая дышать, заполняет мышцы, не давая двигаться, отравляя разум, заставляя забрать свое предложение назад до того, как услышу, что решила девушка.
- Нет, не смогу, - голос звучит глухо, - Я сама себя боюсь.
Когда я слышу ее ответ, на секунду становится легче - мне не придется ее отпускать. Но всего лишь на секунду. Потому что она очень точно выражает то, что она на краю. Моя задача сейчас - не дать ей упасть вниз.
- Тогда оставайся. Я не буду к тебе лезть. И заставлять со мной спать тоже не буду. Когда тебе станет легче, сама решишь, как быть дальше.
Она оборачивается, и рассматривает меня. Взгляд такой, как будто она хочет вскрыть мне череп и потрогать мысли в моей голове.
Мне будет достаточно, если она останется. Да, где-то мелькает эгоистичное чувство, что, может быть, всё ещё изменится. Что она зависима от меня. Но я быстро глушу его.
Мне будет достаточно, если она просто останется живой.
Глава 8.
Лера
И опять я осталась с ним. Этот мужчина для меня какое-то проклятие. Как бы я ни хотела от него избавиться, я лишь сильнее в нем увязаю.
Правда, от меня он переселился в другую комнату. И, когда его не было дома, стала приходить его домоработница - Надежда Павловна, которая уходила лишь тогда, когда Демид возвращался.
Демид отвел меня к психологу. Она, побеседовав со мной, направила меня на консультацию к психотерапевту. Я просила его, чтобы врачами были женщины. С мужчинами мне было тяжело общаться.
Психотерапевта звали Вероника Олеговна - ухоженная интеллигентная женщина лет 45. Мне почему-то было легко с ней общаться. Она чем-то напоминала мою бабушку. Таким людям хочется рассказать о своих бедах. И ты им веришь. Веришь в их желание помочь тебе.
Сначала я не хотела говорить о том, что связано с Демидом. Я рассказала ей о том, что боюсь: большие скопления людей, да и вообще людей боюсь, особенно мужчин. Мне кажется, что я все время грязная. Когда она спросила, сколько раз в день я принимаю душ или ванну, я посчитала, и оказалось, что не меньше десяти. Мне не нравится, когда кто-то подходит близко, а уж тем более пытаются дотронуться. Я опасаюсь острых предметов, потому что мне хочется взять это в руки и причинить вред себе или кому-то еще. Очень часто я представляю, как режу ножом пристегнутого наручниками к кровати Демида. Он кричит от боли, А мне это нравится. Завораживающее зрелище. А еще, когда я сильно чего-то боюсь, то у меня начинает дико колотиться сердце, мне не хватает воздуха, я задыхаюсь. Большую часть времени я не хочу жить, но в то же время страшусь смерти. Сплю плохо. Бывают такие ночи, когда я вовсе не могу заснуть. Лежу с закрытыми глазами. Когда засыпаю, то меня мучают кошмары. Аппетита тоже нет.
Мне поставили диагноз " невроз навязчивых состояний". Назначили сеансы психотерапии, сеансы гипноза, массаж, иглотерапию. Сначала Вероника Олеговна не хотела вводить медикаментозное лечение, так как оно могло в равной мере улучшить мое состояние, но и привести к появлению суицидальных мыслей. Но после месяца лечения она приняла решение о начале курса препаратов. Это были средства из группы специфических серотонинергических антидепрессантов и бензодиазепиновых транквилизаторов.
На первой неделе приема мне сделалось хуже. Однажды вечером Демид застал меня за тем, что я пыталась сделать петлю из веревки. Он позвонил доктору, и я даже через закрытую дверь слышала, как он на нее орет. После этого со мной постоянно кто-то находился. На приеме Вероника Олеговна спросила, не хочу ли я лечь в психиатрическую больницу. Я испугалась, что меня закроют в психушке. Рассказала Демиду. Он был против, сказал, что прошло слишком мало времени с начала лечения. И мне не место в такой больнице.
К концу второй недели приема препаратов мне стало лучше. Появился аппетит, нормализовался сон. Постепенно я стала смотреть телевизор и помогать Надежде Павловне готовить. Мне вдруг это стало интересно.
За это время я побывала на приеме у гинеколога. Вместо мужчины, который принимал меня в прошлый раз, мной стала заниматься женщина. По результатам анализов оказалось, что никакой беременности у меня нет. Она предложила для контрацепции сделать укол, который надо будет делать раз в полгода. Тем более, что он сочетается с препаратами, назначенными психотерапевтом.
Когда мне сообщили, что я не беременна, я почувствовала невероятное облегчение. Я не знаю, как бы я смогла хорошо относиться к ребенку Демида. Гинеколог также мне объяснила, что у меня отрицательный резус-фактор крови, и, что в случае беременности аборт крайне нежелателен, потому что он с высокой процентной вероятностью приведет к бесплодию.
После одного из сеансов гипноза Вероника Олеговна высказала желание побеседовать с Демидом. Когда я спросила, зачем он ей понадобился, она ответила, что ей нужно обсудить с ним вопросы оплаты лечения. Это было странно, потому что все необходимые документы они подписали еще, когда мы только к ней обратились.
Демид редко бывал дома. Наши контакты он свел к минимуму. Вел себя отстраненно, не заигрывал, не пытался дотронуться. Про секс вообще не заговаривал. Я не знала, как к нему относиться. Он по-прежнему вызывал во мне неконтролируемые приступы животного страха. Но в то же время оказался единственным, кто помогал. Меня это ставило в тупик. Ведь, если он такой плохой, то, что ему мешало продолжать меня насиловать, пока не надоем? А если я ему понравилась, как он утверждал, то, как он мог со мной так чудовищно поступить?