Макс морщится:

- Демид, нога.

Мог бы и не напоминать. Никакая нога меня уже не остановит. Да я и вернулся к своей прежней форме. Почти.

Я направляюсь в вип-зону. Возле Гоева вьется хозяин клуба Митхад Сатоев. Очевидно, что единственное, чего мы с Кайсом оба хотим, это вцепиться друг другу в глотки. Сатоеву такое не по нраву. Здесь много важных для него гостей, и перестрелка не является пределом его мечтаний.

- Здравствуй, Кайс! Ты искал меня. Я ждал встречи с тобой. Может, в этот раз ты не будешь пытаться спрятаться за женский подол?

- Не буду желать тебе здоровья, Демид. Но твоя наглость меня впечатляет.

- Да я не впечатлять тебя пришел, а убить. Развлечем друзей? Зря, что ли, они пришли сюда.

И опять в его черных омутах мелькает отблеск моего собственного азарта.

- Думаешь, не выйду против тебя?

- А ты выйдешь?

И мы с ним не замечаем сами, как оказываемся на ринге, вооруженные ножами. Как толпа свистит и улюлюкает уже нам. Мы сосредоточены друг на друге. Это другие могут думать, что это развлечение. Но мы-то с ним точно знаем, сегодня один из нас умрет. Выпад, удар, уход от удара. Мы словно танцуем. Последний танец. Я его достал, по его торсу течет кровь. Но и он не остался в долгу. По мне тоже стекают струйки алой жидкости. А еще начинает ныть не раз прооперированная нога, и я понимаю, что если хочу уйти отсюда живым, мне нужно закругляться. Вся надежда на один прием, который мне показали давно, который по сути своей прост, как все гениальное в этом мире. Я бросаюсь на врага. И у меня получается. Я стою и смотрю, как из него уходит жизнь, ловлю его последний хрип. А потом начинается стрельба. Макс хорошенько въезжает мне по спине, чтобы до меня быстрее дошло, что не время стоять здесь и любоваться делом своих рук.

Я не чувствую радости оттого, что убил. От этого невозможно получать радость. Лишь облегчение, что, наконец, моей девочке и нашим детям ничего не угрожает. В роду Гоевых не осталось больше мужчин, другие за него не впрягутся, потому что благодаря последнему подарку Сивого, моя значимость в обществе значительно возросла. Мне пора вступать в наследство. И я выйду из криминального бизнеса. Этим пускай занимаются другие. Я отвечаю не только за себя. Вот сейчас я  понимаю Власова, который всегда был против того, чтобы стать участником этого сообщества. Я очень хорошо понимаю, что им движет. Я хочу, чтобы мои дети жили нормальной жизнью, играли в песочнице с такими же карапузами, ходили в школу и делали массу других вещей, как и их сверстники. А не сидели за высоким забором, расплачиваясь своей жизнью за мои ошибки.

Макс хорошо знает свое дело. Он выводит и меня, и людей из-под огня почти без потерь. Пара раненых при такой заварушке - это ничто.

А уже в машине по дороге в Москву я начинаю бояться. Что если Лерка меня благополучно похоронила, и я ей нравлюсь больше мертвым, чем живым?

Раздается звонок телефона. Звонят Максу. Он некоторое время слушает то, что ему говорят, потом смотрит на меня.

- Тут такое дело. Зазноба твоя на историческую родину отбыла.

- Что стряслось?

- У нее родители погибли.

Молча перевариваю эту новость.

- А мы теперь куда? – спрашивает он.

Оставлять ее беременную одну с похоронами нельзя. Поэтому вопрос Макса меня раздражает.

- Сам как думаешь?

Он дает распоряжение водителям и охране. Я возвращаюсь туда, где все началось.

Лера

Погибли. Какое странное слово для ужасной трагедии. В моей жизни за последнее время было много всего. И, наверное, поэтому моя связь с ними почти не ощущалась. Иногда ночами мне снилось, что я снова дома. Но во сне я была маленькой девочкой. Мы - я, мама, папа, вместе гуляли, обедали, они со мной играли, укладывали спать, читали на ночь сказки. Тогда я не обращала внимания на их отношения, главное, что они меня любили и баловали. Хотя, конечно, подмечала странные вещи. Мама всегда очень старалась угодить отцу. И меня приучала к этому же. Стоило ему высказать какое-то пожелание, как домашние должны были сразу же броситься его исполнять. И горе тому, кто не проявил достаточного рвения. Папа не любил маминых родственников, не разрешал им общаться, мог высказать любое обидное замечание. А она твердила, что он - ее муж и ему лучше знать, как поступать. Он не был неправым. Никогда.

Может, поэтому все так у меня получилось. Чтобы я поняла, что идеальная картинка - это не счастье, это всего лишь его синоним. И стоило оступиться, как для взрослой меня в моем же собственном доме не стало места. И это был уже не мой дом, а дом моих родителей. Чтобы мне не говорили специалисты, я все равно не понимаю. Вот ты приводишь в этот мир ребенка, растишь его, холишь и лелеешь, но как только что-то пошло не по плану, ты отказываешься от него. Выходит, ты его не любил? Потому что, как можно любимого человека так легко вычеркнуть из жизни? Как может быть все равно, что он ест и где спит? И есть ли у него эта самая еда?

Обида осталась, никуда не испарилась. Она жгучая, словно крапива. И до сих пор жжет мою душу. Но то, что случилось... Я не смогла оставаться в Москве. У них ведь тоже никого, кроме меня, нет. И они подарили мне жизнь. Так что достойно проводить их в последний путь - это моя обязанность.

Честно, я думала - это авария, какое-нибудь заболевание, еще какая-нибудь трагедия. Но это... Не укладывается в моей голове, сколько я об этом не думаю. Мне не сказали по телефону, что именно произошло. Позвонила Ольга и, сообщив, что родители погибли, спросила, хочу ли приехать их хоронить. Я не смогла отказаться. И уже на месте я столкнулась со следователем, который выложил все как есть.

Оказывается, папа завел молоденькую любовницу. Она забеременела. И он, ни секунды не колеблясь, сказал матери, чтобы она выметалась. Все в ту же злополучную коммуналку, в которую они выгнали меня. Не знаю, что произошло с ней. То ли ее одержимость отцом сыграла с ней злую шутку, то ли нежелание жить самостоятельно. Но отец любил отдыхать за городом, в лесу. Там такие небольшие деревянные домики рядом с озером. Лес хвойный, очень чистый воздух. Летом можно купаться, осенью собирать грибы, зимой кататься на лыжах, весной просто гулять. Он поехал туда с той девушкой. Мама проследила за ними. И когда они легли спать, она заблокировала двери и окна, а затем подожгла домик. Он стоял на отшибе. Пожар заметили не сразу. Папа и та девушка сгорели заживо. Мне хочется верить, что не проснулись. А она... Она завела машину и на полном ходу съехала с моста в то же озеро. Двери в автомобиле были заблокированы. Она даже не пыталась выбраться.

Ее мир розовых пони тоже рухнул. И она сожгла обломки дотла. Только вот была ли необходимость в этом во всем? Разве на одном человека заканчивается твоя жизнь? Ведь в ней столько вещей, которыми стоит заниматься. И пусть маленькие, но радости тоже случаются. Даже если жизнь не будет идеальной, она ведь не картинка.

В этот раз я остановилась у себя дома. Отец не оставил завещания. Все его имущество переходит ко мне. И как со всем этим справиться, я не знаю. Последнее время я слишком часто становлюсь наследницей. Правда, Власов пообещал найти толкового управляющего.

Пока тела родителей мне не отдали, проводятся экспертизы. Но я уже связалась с клининговой компанией. Дом подготовлен к похоронам. Я разговаривала со следователем. Он пообещал, что еще день, максимум два, и я смогу их предать земле.

Возле дома я, не спеша выбираюсь из машины. Делать это не так уж  просто с животом, как вдруг, откуда не возьмись, к нам подлетает женщина и начинает истошно кричать:

- Убийцы! Вы все убийцы! Моя дочь... Моя девочка... Вас Бог накажет... Что смотришь? Это твоя семейка во всем виновата!

Тут она замечает мой выступающий живот и бросается на меня.

- Ты! Беременная! А я... Моя дочь... Я никогда не увижу внуков... Будь ты проклята!