После короткой паузы дон Хуан спросил, понял ли я. Я сказал, что понял, чувствуя себя при этом довольно по-дурацки. Он, похоже, заметил, что настроение у меня заметно упало, усмехнулся и отчетливо, словно диктуя мне письмо, проговорил:

- На этом самом месте я научу тебя формировать сновидение.

Он опять взглянул на меня и спросил, знаю ли я, о чем идет речь. Я не знал. Я вообще почти ничего не понимал. Он объяснил, что формировать сновидение - значит точно и жестко управлять общим ходом сна, целенаправленно формируя возникающую в нем ситуацию, подобно тому, как человек управляет своими действиями, например, идя по пустыне и решая, скажем, взобраться на холм или укрыться в тени скал водного каньона.

- Начинать следует с какого-нибудь простого действия, - сказал дон Хуан. - Сегодня ночью во сне посмотри на свои руки.

Я громко рассмеялся. В его интерпретации это звучало так, словно речь шла о чем-то обычном, что я делаю изо дня в день.

- Почему ты смеешься? - удивился он.

- Как, интересно, во сне можно посмотреть на собственные руки?

- Очень просто: перевести на них взгляд. Вот так.

И он наклонил голову и, разинув рот, уставился на свои руки. Выглядело это настолько комично, что я расхохотался.

- Нет, серьезно, как это делается? - переспросил я.

- Я же тебе показал, - отрезал дон Хуан. - В принципе можешь смотреть на что хочешь - на свои ноги, на свой живот, хоть на свой нос, в конце концов. Я советую смотреть на руки только потому, что мне лично так было легче всего.

Только не думай, что это шуточки. Сновидение - это так же серьезно, как видение, как смерть, как все, что происходит в этом жутком таинственном мире. Пускай для тебя это будет увлекательной тренировкой. Представь себе все самые невероятные вещи, которые ты мог бы совершить. Ведь возможности того, кто охотится за силой, в сновидении почти безграничны.

Я попросил как-то уточнить задание.

- Уточнять тут нечего. Просто смотри на собственные руки.

- Не может быть, чтобы тебе нечего было добавить, - настаивал я.

Он покачал головой и, сведя глаза, несколько раз быстро на меня взглянул.

- Все мы разные, - наконец произнес он. - Ты просишь, чтобы я уточнил, однако я могу рассказать тебе лишь о том, как и что делал я сам, когда учился. Но мы с тобой непохожи. В нас нет даже намека на сходство.

- Но, может быть, твой рассказ в чем-то мне поможет.

- Проще будет, если ты просто начнешь смотреть на свои руки. Тебе же проще.

Дон Хуан задумался, словно что-то для себя формулируя и время от времени кивая головой.

- Каждый раз, когда ты смотришь во сне на какой-нибудь объект, он меняет форму, - произнес он после долгой паузы. - Когда учишься формировать сновидение, весь фокус заключается в том, чтобы не просто посмотреть на объект, а удержать его изображение. Сновидение становится реальностью тогда, когда человек обретает способность фокусировать глаза на любом объекте. Тогда нет разницы между тем, что делаешь, когда спишь, и тем, что делаешь, когда бодрствуешь. Понимаешь?

Я ответил, что слова его мне понятны, но принять то, что он сказал, я не в состоянии. В цивилизованном мире масса людей страдает разными маниями. Такие люди не в состоянии провести грань между реальными событиями и тем, что происходит в их болезненных фантазиях. Я сказал, что все они, вне всякого сомнения, больны, и с каждым разом, когда он советует мне действовать подобно сумасшедшему, мне становится все более и более не по себе.

После моей тирады дон Хуан обхватил щеки ладонями и тяжело вздохнул, изображая отчаяние. Получилось довольно смешно.

- Слушай, оставь ты в покое свой цивилизованный мир. Ну его! Никто тебя не просит уподобляться психу. Я же говорил тебе: воин охотится за силами, и он не справится с ними, если не будет безупречно совершенен. Разве воин не в состоянии разобраться, что есть что? А с другой стороны, ты, приятель, в мгновение ока запутаешься и погибнешь, если жизнь твоя окажется в зависимости от твоей способности отличить реальное от нереального. Хотя ты и уверен, что знаешь, что такое есть этот твой реальный мир.

Очевидно, мне не удалось точно выразить свою мысль. Просто каждый раз, когда я начинал возражать, во мне говорило ощущение невыносимого внутреннего разлада из-за понимания несостоятельности моей позиции.

- Я же вовсе не пытаюсь сделать тебя больным, помешанным, - продолжал дон Хуан. - Этого ты с успехом можешь добиться и без моей помощи. Но силы, которые ведут по миру каждого из нас, привели тебя ко мне, и я пытался тебя научить способу действия, с помощью которого ты смог бы изменить свой дурацкий образ жизни, и начать жить, как подобает охотнику - жизнью твердой и чистой. Потом силы еще раз направили тебя и дали мне понять, что я должен учить тебя дальше, чтобы ты научился жить безупречной жизнью воина. Похоже, ты на это не способен. Но кто может сказать наверняка? Мы так же таинственны и так же страшны, как этот непостижимый мир. И кто сможет с уверенностью сказать, на что ты способен, а на что - нет?

В тоне дона Хуана явственно сквозила печаль. Я хотел было извиниться, но он снова заговорил:

- Вовсе не обязательно смотреть именно на руки. Выбери что-нибудь другое, но выбери заранее, а потом, когда уснешь, - найди во сне то, что выбрал. Я посоветовал выбирать руки, потому что они всегда при тебе. Когда они начнут терять форму, отведи от них взгляд и посмотри на что-нибудь другое, а потом опять - на руки. На то, чтобы в совершенстве освоить этот прием, требуется время, много времени.

Я настолько увлекся своими записями, что не заметил как начало темнеть. Солнце уже скрылось за горизонтом. Небо затянулось облаками. Становилось все темнее. Дон Хуан встал и несколько раз украдкой взглянул на юг.

- Идем, - сказал он. - Нам нужно идти на юг до тех пор, пока не покажется дух источника.

Мы шли примерно полчаса. Вдруг характер местности резко переменился, и мы оказались на открытом пространстве. Впереди виднелся большой круглый холм, весь чапараль на котором сгорел. Холм напоминал гигантскую лысую голову. Мы направились к нему. Я думал, что дон Хуан намерен подняться вверх по пологому склону, но он остановился и весь буквально превратился во внимание. Тело его словно окаменело. Потом он задрожал, и через мгновение полностью расслабился. Было непонятно, как ему вообще удается сохранять вертикальное положение при настолько расслабленных мышцах.

В это мгновение сильнейший порыв ветра встряхнул все мое тело. Тело дона Хуана повернулось лицом на запад - туда, откуда этот ветер пришел. Это движение не было произвольным: по крайней мере, для того, чтобы повернуться, дон Хуан не воспользовался мышцами так, как это сделал бы я. Впечатление было такое, что его развернула некая внешняя сила.

Я смотрел на дона Хуана. Краем глаза он взглянул на меня. На лице его была написана решимость, целеустремленность. Он снова был весь внимание. Я разглядывал его с удивлением: на моей памяти мы ни разу еще не оказывались в ситуациях, требующих от него столь странной концентрации.

Вдруг по его телу прошла дрожь, словно на него вылили ведро ледяной воды. Потом он еще раз вздрогнул и, как ни в чем ни бывало, пошел дальше.

Я последовал за ним. Он начал подниматься на голый холм с востока и, когда мы дошли примерно до середины склона, остановился и повернулся лицом на запад.

С того места, где мы теперь стояли, вершина холма уже не выглядела такой круглой и гладкой, какой она казалась издалека. Возле самой макушки холма была дыра, похожая на вход в пещеру. Я принялся пристально смотреть на нее, потому что дон Хуан делал то же самое. Налетел еще один сильный порыв ветра, от которого вверх по моему позвоночнику побежал холодок. Дон Хуан повернулся на юг и принялся обшаривать глазами местность.

- Вон там! - шепотом сказал он и указал на что-то, лежавшее на земле.

Я напряг зрение. Метрах в шести от нас что-то лежало на земле. Оно было светло-коричневого цвета. Когда я на него посмотрел, оно задрожало. Я сосредоточил на нем все свое внимание. «Это» было почти круглым, словно кто-то лежал, свернувшись калачиком. Совсем как собака.