Только через несколько часов я смог, наконец, выпрямить ноги, встать и потащиться вниз по склону. Я пошел к месту, где меня оставил дон Хуан. До него было, по моим соображениям, километра два, не больше. К полудню я добрался до опушки леса, но пройти оставалось еще не меньше, чем полкилометра.

Я остановился. Не было, наверное, на свете силы, которая могла бы заставить меня идти дальше. Ноги подкашивались. Я подумал о горных львах и попытался взобраться на дерево, но руки не могли удержать вес тела. Я прислонился к скале и примирился с мыслью умереть здесь. Я был убежден, что стану пищей для горных львов или других хищников. У меня не было сил даже бросить камень. Я не был голоден и не хотел пить. Вскоре я нашел маленький ручеек и выпил немного воды, но вода не помогла мне восстановить силы. Так я и сидел там, совершенно беспомощный, и чувствовал себя больше подавленным, чем испуганным. Я настолько устал, что не заботился больше о своей судьбе и заснул.

Я проснулся от какой-то тряски. Надо мной склонился дон Хуан. Он помог мне сесть и дал воды и жидкой каши. Засмеявшись, он сказал, что я выгляжу жалко. Я попытался рассказать ему о случившемся, но он знаком велел мне замолчать и сказал, что я прошел то место, которое должен был вчера запомнить, - оно находилось отсюда примерно в сотне метров. Потом наполовину повел, наполовину понес меня вниз, сказав, что отведет к реке и выкупает в ней. По дороге он заткнул мне уши какими-то листьями, которые были у него в сумке, а затем завязал мне глаза, положив по листу на каждый глаз и примотав кусочками ткани. Заставив меня снять одежду, он велел мне закрыть руками глаза и уши, чтобы быть уверенным, что я ничего не смогу видеть и слышать.

Дон Хуан растер все мое тело листьями, а затем погрузил меня в реку. Река была большая и глубокая - я стоял в воде вертикально, но дна не доставал. Дон Хуан поддерживал меня за правый локоть. Сначала я не ощущал, что вода холодная, но постепенно начал замерзать, и в конце концов холод сделался невыносимым. Дон Хуан вытащил меня и обтер какими-то листьями, имевшими специфический запах. Он одел меня и повел прочь. Мы шли довольно долго, прежде чем он снял с моих глаз повязку и вытащил листья из ушей. Он спросил, хватит ли у меня сил дойти до машины. Произошла странная вещь - я чувствовал себя очень сильным. Я даже взбежал на крутой холм, чтобы доказать это.

По пути к машине я множество раз спотыкался, а он смеялся. Я заметил, что его смех действует на меня укрепляюще, и чем больше он смеялся, тем лучше я себя чувствовал.

На следующий день я рассказал дону Хуану последовательность событий, начиная с того момента, когда он оставил меня. Он все время смеялся, особенно когда я сказал, что думал, что это была одна из его хитростей.

- Ты всегда думаешь, что над тобой шутят, - сказал он. - Ты слишком веришь себе. Ты действуешь так, словно знаешь все ответы. Но ты не знаешь ничего, мой маленький друг, ничего.

В первый раз дон Хуан назвал меня «маленьким другом». Это застало меня врасплох. Он заметил это и улыбнулся. В его голосе было столько теплоты, что меня охватила глубокая печаль. Я сказал ему, что от природы беспечен и глуп и что я никогда не пойму его мира. Я чувствовал себя глубоко взволнованным. Но он был очень доволен и заявил, что я сделал все очень хорошо.

Я спросил его о значении моего переживания.

- Оно не имело значения, - ответил он. - Это могло случиться с кем угодно, особенно с человеком, просвет которого открыт, как у тебя. Любой воин, который когда-либо отправлялся на поиски союзников, мог бы многое рассказать тебе о том, что они вытворяют. Тебе еще повезло - с тобой обошлись довольно мягко. Однако просвет твой открыт, и именно это заставляет тебя так нервничать. Но невозможно сделаться воином за одну ночь. Так что возвращайся домой и не возвращайся до тех пор, пока не придешь в себя и пока просвет твой не закроется.

Я не был в Мексике несколько месяцев. Все это время я работал над своими записками, и впервые за десять лет учение дона Хуана начало обретать для меня реальный смысл. Я почувствовал, что вынужденные длительные перерывы в обучении шли мне на пользу, давая возможность осмыслить свои находки и расположить их в порядке, соответствующем моему восприятию и моим интересам. Однако события, происшедшие за время последнего визита к дону Хуану, указали на преждевременность моего оптимизма в отношении понимания его системы знаний.

Последняя запись в моем блокноте датирована 16 октября 1970 года. События этого дня стали для меня поворотными. Они ознаменовали начало нового цикла обучения, который так сильно отличался от предыдущего, что на этом должна закончиться моя книга.

Когда я подъехал к дому дона Хуана, он сидел на обычном своем месте у двери под рамадой. Я поставил машину в тени дерева, взял портфель и чемодан с продуктами, подошел к нему и громко поздоровался. И тут выяснилось, что он не один. Незнакомый мне человек сидел за кучей дров и смотрел на меня. Дон Хуан приветливо помахал мне рукой, его гость - тоже. Судя по одежде, он был не индейцем, а мексиканцем с юго-запада: на нем были голубые джинсы, бежевая рубашка, стетсоновская шляпа и ковбойские сапоги.

Я заговорил с доном Хуаном, и затем взглянул на мексиканца. Тот улыбнулся мне. Какое-то время я пристально смотрел на него.

- Наш маленький Карлос совсем не хочет со мной разговаривать, - сказал он дону Хуану. - Только не говори мне, что он сердит на меня!

Прежде, чем я смог что-то сказать, они оба расхохотались. Только тогда я понял, что незнакомец был доном Хенаро.

- Ты не узнал меня, да? - спросил он, все еще смеясь.

Я вынужден был признаться, что его наряд сбил меня с толку.

- Что ты делаешь в этих краях, дон Хенаро?

- Он приехал насладиться горячим ветром, - сказал дон Хуан. - Не правда ли?

- Верно, - сказал дон Хенаро. - Ты не представляешь, что может сделать горячий ветер для тела такого старика, как я.

Я сел между ними.

- И что же он делает с твоим телом? - спросил я.

- Ветер рассказывает моему телу исключительные вещи, - ответил дон Хенаро.

Он повернулся к дону Хуану, и глаза его заблестели.

- Не так ли?

Дон Хуан утвердительно кивнул.

Я сказал им, что сезон горячих ветров Санта Анна был худшим временем года для меня, и поэтому очень странно, что дон Хенаро приезжал искать ветер, тогда как я убегал от него.

- Карлос не переносит жары, - сказал дон Хуан дону Хенаро. - Когда становится жарко, он задыхается, как ребенок.

- За…что?

- 3а…дыхается.

- Боже мой! - сказал дон Хенаро, изображая беспокойство, и неописуемо смешным жестом выразил крайнее отчаяние.

Потом дон Хуан объяснил ему, что я так долго не приезжал из-за неприятного приключения с союзниками.

- О, так ты наконец встретил союзника! - сказал дон Хенаро.

- Кажется, да, - с напускной небрежностью ответил я.

Они расхохотались. Дон Хенаро два или три раза легонько похлопал меня по спине. Я расценил этот жест как выражение сочувствия. Задержав руку на моем плече, он посмотрел мне в глаза, и я почувствовал спокойную удовлетворенность. Но это длилось лишь мгновение, а потом дон Хенаро произвел со мной какую-то невообразимую манипуляцию, и на меня вдруг навалилась такая тяжесть, будто на плечи мне взвалили валун. Ощущение было таким, словно вес его руки увеличился в десятки раз. В конце концов я не удержался и под этим грузом начал сгибаться вперед, пока не стукнулся головой о землю.

- Малютке Карлосу нужна помощь, - сказал дон Хенаро, бросив на дона Хуана заговорщицкий взгляд.

Я выпрямился и посмотрел на дона Хуана, но он глядел куда-то вдаль. Я с досадой подумал, что дон Хуан ведет себя так, словно не имеет ко мне никакого отношения. Дон Хенаро засмеялся. Похоже, что он ждал моей реакции.

Я попросил его еще разок положить руку мне на плечо, но он не захотел. Я потребовал, чтобы он хотя бы объяснил, что это было. Он усмехнулся. Я снова обратился к дону Хуану: