Молодой человек, сидевший вторым справа от меня, сообщил, что дон Хуан был одет в лохмотья. На нем было поношенное пончо или какая-то похожая индейская одежда и обвисшее сомбреро. В руках он держал корзину, в которой лежали какие-то странные предметы. Что именно было в корзине, юноша сказать не мог. Он добавил только, что дон Хуан был похож не на нищего бродягу, но скорее на человека, возвращающегося из далекого путешествия с какими-то непонятными вещами.
Юноша, видевший дона Хуана в черной сутане, заявил, что у того в руках не было ничего, а волосы были длинными и спутанными, словно это был страшный дикарь, только что убивший монаха и надевший его сутану. Даже монашеское одеяние не могло скрыть его дикости.
Молодой человек, сидевший слева от меня, мягко усмехнулся и сказал, что все это - очень странная мистика, потому что дон Хуан был одет, как солидный господин, только что сошедший с лошади. На нем были кожаные краги для верховой езды, большие шпоры, в руках - плеть, которой он постукивал по левой ладони, на голове - чиуауанская шляпа с конической тульей, а за поясом - два автоматических пистолета сорок пятого калибра. Дон Хуан выглядел точь-в-точь как преуспевающий ранчеро.
Юноша, сидевший вторым слева от меня, застенчиво засмеялся и не захотел рассказать, что видел он. Я пытался было его упрашивать, но остальным, похоже, это было неинтересно. Казалось, он слишком застенчив, чтобы поддерживать беседу.
Дон Хуан вышел из-за валуна, когда огонь уже совсем погас.
- Нам пора, - сказал он. - Этим парням нужно разобраться в своем делании самим. Попрощайся с ними.
И он пошел прочь. Медленно, чтобы дать мне возможность попрощаться. На них он даже не взглянул.
Индейцы по очереди обняли меня.
Пламя угасло, но мерцающие угли еще давали немного света. Темная фигура дона Хуана маячила в нескольких шагах. Индейцы расселись в кружок и замерли иссиня-черными силуэтами на фоне окружающей тьмы.
И в этот миг все происшедшее как-то разом вдруг на меня подействовало. Холодок пробежал по позвоночнику. Я поспешил догнать дон Хуана. Тоном настоятельного требования он сказал, что мне не следует оглядываться на индейцев, потому что они уже превратились в кольцо теней.
Животом я ощутил какую-то внешнюю силу, словно невидимая рука сдавила меня. Я непроизвольно вскрикнул. Дон Хуан шепнул, что в этих краях так много силы, что мне легко будет воспользоваться «походкой силы».
Мы бежали несколько часов. Пять раз я упал. Дон Хуан громко отсчитывал все мои падения. Потом он остановился.
- Сядь, забейся в щель между камнями, свернись калачиком и закрой руками живот, - шепнул он мне на ухо.
Воскресенье, 15 апреля 1962 года.
Утром мы отправились в путь, едва стало достаточно светло для того, чтобы идти. Дон Хуан привел меня к месту, где я оставил машину. Я был голоден, но чувствовал себя свежим и хорошо отдохнувшим.
Мы позавтракали галетами и запили их минеральной водой, которая была у меня в машине. Я хотел задать дону Хуану несколько вопросов, не дававших мне покоя, но он приставил палец к губам.
В полдень мы были уже в приграничном городке, где дон Хуан намеревался со мной расстаться. Мы зашли в ресторан пообедать. Зал был пуст. Мы сели за столик у окна, выходившего на людную, заполненную транспортом главную улицу городка.
Дон Хуан вроде бы расслабился, глаза его задорно поблескивали. Я почувствовал воодушевление и забросал его вопросами. В основном мне хотелось знать, что означало его пере одевание.
- Просто я показал тебе частичку своего неделания, - сказал он, и глаза его как бы вспыхнули.
- Но все мы видели тебя по-разному, - сказал я, - Как ты это сделал?
- Все очень просто, - ответил он. - Это была лишь маскировка. В известном смысле все, что мы обычно делаем, - это маскировка. И все, что мы обычно делаем, как я уже тебе говорил, относится к области делания. Человек знания может зацепиться за делание любого человека и явить тому разного рода мистику. Но на самом деле это - не мистика вовсе. Вернее, мистика, но лишь для того, кто увяз в делании. Те четверо, как и ты, пока еще не осознали, что такое неделание, поэтому одурачить вас - проще простого.
- Но каким образом ты нас одурачил?
- Я могу объяснить, но для тебя мое объяснение будет полной бессмыслицей. Пока что для тебя нет никакой возможности это понять.
- А ты попробуй. Ну пожалуйста, дон Хуан…
- Ладно. Скажем так: когда человек рождается, он приносит с собой в мир маленькое кольцо силы. Это кольцо почти мгновенно начинает использоваться. Поэтому каждый из нас с самого рождения уже сидит на крючке делания, наши кольца силы сцеплены с кольцами силы всех окружающих. Другими словами, наши кольца силы нанизаны на крючок делания мира. Тем самым и создается мир.
- Приведи пример, может быть тогда я пойму, - попросил я.
- Например, кольца силы - твое и мое - в данный конкретный момент зацеплены за делание этой комнаты. Мы ее создаем. Наши кольца силы в данный момент вызывают к жизни вот эту самую комнату, в которой мы находимся.
- Постой, постой, - перебил я. - Эта комната существует сама по себе. Я не создаю ее, у меня нет с ней ничего общего.
Мое возражение, достаточно основательное с моей точки зрения, не произвело на дона Хуана никакого впечатления. Он очень спокойно повторил, что эта комната вызвана к жизни и существует для каждого человека лишь благодаря силе, заключенной в его кольце.
- Видишь ли, - продолжал он, - каждый из нас владеет деланием комнаты, поскольку значительную часть своей жизни мы так или иначе проводим в комнатах. А человек знания развивает другое кольцо силы - второе. Я назвал бы его кольцом неделания, потому что неделание есть тот крючок, на который оно нанизано. И это кольцо позволяет нам вызвать к жизни другой мир.
Девушка-официантка принесла то, что мы заказывали. На лице ее было написано подозрение. Дон Хуан шепнул, чтобы я заплатил сразу, потому что она сомневается в моей платежеспособности.
- Она не верит тебе, но ее вины в этом нет, - сказал он и разразился хохотом. - После нашей прогулки ты на черта похож.
Я заплатил по счету и дал чаевые, после чего официантка ушла. Я уставился на дона Хуана, пытаясь снова ухватить нить нашей беседы. Он пришел мне на помощь:
- Твоя проблема заключается в том, что ты еще не развил дополнительного кольца силы, и тело твое не знает неделания.
Я не понял. Мое сознание было замкнуто на довольно прозаическом вопросе: мне только хотелось знать, надевал он пиратский костюм или не надевал. Я спросил.
Дон Хуан не ответил. Вместо этого он забился в приступе хохота. Я умолял его все мне объяснить.
- Да я же объяснил! Только что все объяснил!
- То есть ты хочешь сказать, что не переодевался?
- Я только зацепил свое кольцо силы за твое делание. А все остальное сделал ты сам.
- Невероятно!
- Нас всех учат вступать в некое общее соглашение относительно всего, что связано с деланием, - мягко произнес он. - Ты даже понятия не имеешь, какую мощь, какую силу несет в себе это соглашение. Но, к счастью, неделание настолько же иллюзорно и несет в себе не меньшую силу.
Я ощутил, как по животу пробежала неконтролируемая волна напряжения. Между тем, что я видел вчера, и его объяснением лежала такая пропасть, преодолеть которую я был не в силах. И, как всегда, в качестве последнего средства защиты я избрал сомнения и неверие. В сознании возник вопрос: а что, если дон Хуан все подстроил, предварительно договорившись с той четверкой?
Я сменил тему и спросил его о четырех учениках мага:
- Ты говорил, что они были тенями, да?
- Да.
- Это были союзники?
- Нет, это были ученики одного моего хорошего знакомого.
- Почему же ты сказал, что они - тени?
- Потому что в тот миг к ним прикоснулась сила неделания. А поскольку они не так тупы, как ты, они сдвинули себя в положение, совершенно отличное от всего, что тебе известно. И я не хотел, чтобы ты это видел. Это только травмировало бы тебя.