Я должна буду рассказать им, что я увидела относительно тебя, чтобы их не раздражали твои действия.

Я не знал что сказать, чувствуя, что она бесконечно права. Самым важным фактором была не столько безошибочность ее утверждений, сколько способ, которым она пришла к своему неоспоримому утверждению, и свидетелем которого был я сам.

- Как ты увидела это? - спросил я.

- Это просто пришло ко мне, - ответила она.

- Как оно пришло к тебе?

- Я испытала ощущение видения, пришедшее на верхушку моей головы, и просто знала все это.

Я настаивал на том, чтобы она описала каждую деталь этого «ощущения видения», о котором она только что упомянула. После минутного колебания она уступила, описав мне точно такое же щекочущее ощущение, что было и у меня во время моих столкновений с Соледад и сестричками. Ла Горда сказала, что оно начинается на макушке, а затем опускается вниз по спине и вокруг талии к матке. Она ощущала его внутри своего тела как поглощающее щекочущее раздражение, которое превратилось в знание, что я цепляюсь за свою человеческую форму подобно всем остальным. Разница между нами лишь в том, что я делаю это непонятным для них способом.

- Ты слышишь голос, который говорит все это? - спросил я.

- Нет. Я просто видела все, что рассказала тебе о тебе самом, - ответила она.

Я хотел спросить, было ли у нее видение меня, цепляющегося за что-то, но передумал. Я не хотел индульгировать в своем обычном поведении. Кроме того я знал, что именно она имеет в виду, когда говорит о видении. То же случилось и со мной, когда я был с Розой и Лидией. Я внезапно «знал», где они жили. У меня не было видения их дома, я просто ощутил, что знаю это.

Я спросил ее, слышала ли и она звук, похожий на треск деревянной палочки, сломавшейся у основания ее шеи.

- Нагваль учил нас, как получить ощущение на макушке головы, - сказала она, - но не каждый из нас может вызвать его. Звук позади горла - еще более трудная вещь. Никто из нас до сих пор не ощущает его. Странно, что у тебя он есть, ведь ты пустой.

- Как действует этот звук? - спросил я. - И что это такое?

- Ты знаешь это лучше, чем я. Что же еще я могу сказать тебе? - ответила она резко.

Тут она явно поймала себя на раздражительности и сконфужено улыбнувшись опустила голову.

- Я чувствую себя глупо, рассказывая тебе то, что ты уже и так знаешь, - сказала она. - Ты задаешь мне эти вопросы чтобы проверить, действительно ли я потеряла форму?

Я сказал ей, что нахожусь в растерянности. Мне кажется, я знаю, что это был за звук; но чтобы знать что-либо на самом деле, мне нужно непременно выразить свое знание в словах. В данном же случае я просто не представлял, где мне взять эти слова и как их соединить в понятия. Поэтому единственное, что я мог сделать, - это задавать вопросы в надежде, что ее ответы могли бы помочь мне.

- Я не могу помочь тебе в случае с твоим звуком, - сказала она.

Я вдруг ощутил невероятный дискомфорт. Я сказал ей, что привык иметь дело с доном Хуаном и что теперь нуждаюсь в нем более чем когда бы то ни было. Он бы разъяснил мне все это.

- Тебе недостает Нагваля? - спросила она. Я сказал, что да и что я не понимал, как сильно мне недостает его, пока не оказался в его родных краях.

- Тебе недостает его потому, что ты все еще цепляешься за свою человеческую форму, - сказала она и захихикала, словно наслаждаясь моей печалью.

- А тебе самой недостает его, Горда?

- Нет. Не мне. Я - его. Вся моя светимость была изменена. Как может мне недоставать чего-то, что есть я сама?

- Чем отличается твоя светимость?

- Человеческое существо или любое другое создание имеет бледно-желтое свечение. Животные - скорее желтое, люди - более белое, но маг - янтарно-желтое, как мед на солнечном свету. Некоторые женщины-маги - зеленые. Нагваль сказал, что они самые могущественные и самые опасные.

- Какой цвет у тебя, Горда?

- Янтарный, такой же, как у тебя и у всех нас. Об этом мне сказали Нагваль и Хенаро. Все мы янтарные. И все мы, за исключением тебя, похожи на надгробный камень. Обычные люди похожи на яйцо. Именно поэтому Нагваль называл их светящимися яйцами. Маги изменяют не только цвет своей светимости, но и свои очертания. Мы похожи на надгробные камни, только закругленные с обоих концов.

- А у меня до сих пор очертания яйца, Горда?

- Нет. У тебя тоже очертание камня, но в твоей светимости имеется уродливая тусклая заплата. Пока у тебя есть эта латка, ты не сможешь спокойно летать как летают маги. Так, как я летала для тебя прошлой ночью. Ты даже не способен сбросить свою человеческую форму.

Я втянулся в страстный спор не столько с ней, сколько с самим собой. Я настаивал, что их точка зрения на способ обретения этой метафизической полноты была абсурдной. Я сказал, что никто не смог бы убедительно досказать мне, что нужно повернуться спиной к своему ребенку, чтобы осуществить самую неопределенную из целей - войти в мир нагваля. Я был так глубоко убежден в своей правоте, что вышел из себя и стал сердито кричать на нее. Моя вспышка оставила ее равнодушной.

- Это должен делать не каждый, - сказала она, - а только маги, которые хотят войти в другой мир. Есть немало хороших магов, которые видят, но все же остаются неполными. Быть полными - это только для нас, толтеков.

Возьми, например, Соледад. Она наилучшая колдунья, которую ты смог бы отыскать, и она - неполная. У нее было два ребенка, одним из которых была девочка. К счастью для Соледад, ее дочь умерла. Нагваль сказал, что острие духа человека, который умирает, снова возвращается к родителям, то есть к тем, кто отдал его. Если человек умирает, имея детей, то острие переходит к полному ребенку. А если все дети полные, то острие уходит к тому, кто обладает большей силой, причем это не обязательно будет лучший из них. Например, когда мать Хосефины умерла, то острие ушло к самой ненормальной - к Хосефине. Казалось, оно должно было бы пойти к ее брату - работящему и достойному человеку. Но у Хосефины было больше силы, чем у ее брата. Дочь Соледад умерла, не оставив детей, и Соледад получила поддержку, в результате чего закрыла половину своей дыры. Теперь единственная надежда закрыть ее полностью связана для нее со смертью Паблито. В свою очередь для Паблито великая надежда на получение поддержки связана со смертью Соледад.

Я сказал ей в очень сильных выражениях, что все это вызывает у меня отвращение и ужас. Она согласилась. Раньше она и сама считала, что именно эта установка магов - самая мерзкая вещь, какую только можно вообразить. Она взглянула на меня сияющими глазами. В ее усмешке было что-то коварное.

- Нагваль сказал мне, что ты понимаешь все, но ничего не хочешь делать в соответствии с этим, - сказала она мягким голосом.

Я начал спорить снова. Слова Нагваля обо мне не имеют никакого отношения к той части установки, которую мы сейчас обсуждаем. Я объяснил ей, что люблю детей, очень глубоко чту их и сочувствую их беспомощности в окружающем их устрашающем мире. Я не мог и помыслить о причинении вреда ребенку ни в каком смысле и ни по какой причине.

- Это правило придумал не Нагваль. Оно создано не человеком, а где-то там, вовне.

Я защищался, говоря, что не сержусь ни на нее, ни на Нагваля, но спорю потому, что не могу постичь смысла всего этого.

- Смысл в том, что нам нужно наше острие, вся наша сила, чтобы войти в другой мир, - сказала она, - Я была религиозной женщиной и обычно повторяла слова, смысла которых не понимала. Я хотела, чтобы моя душа вошла в Царствие Небесное. Я до сих пор хочу этого, несмотря на то, что нахожусь на другом пути. Мир Нагваля и есть Царствие Небесное.

Из принципиальных соображений я восстал против религиозного аспекта ее утверждений. Дон Хуан приучил меня никогда не рассуждать на эту тему. Она очень спокойно объяснила, что не видит никакой разницы в образе жизни между нами и истинными монахами и священниками. Она указала, что настоящие монахи не только являются как правило полными, но они еще и никогда не ослабляют себя сексуальными отношениями.