Кампания, начатая пруссаками исключительной стратегической ошибкой, продолжалась ими с такой стремительной тактической энергией, что в течение ровно восьми дней была доведена до победного конца.

В последней статье мы писали, что прусский план вторжения в Богемию двумя армиями, разделенными Исполиновыми горами, мог быть оправдан лишь в том случае, если бы в Богемии не было неприятельских войск. Очевидно, таинственный план генерала Бенедека заключался главным образом в том, чтобы создать именно такое положение. По-видимому, в северо-западной части Богемии, где, как мы с самого начала предполагали, должны были разыграться решительные действия, оказалось всего два австрийских армейских корпуса — 1-й (Клам-Галласа) и 6-й (Рамминга). Если это делалось для того, чтобы устроить пруссакам ловушку, то Бенедек так хорошо с этим справился, что сам попал в нее. Во всяком случае, продвижение пруссаков двумя колоннами, между которыми лежит полоса непроходимой местности в 40–50 миль шириной, к пункту соединения, находящемуся на расстоянии двух полных переходов от исходных пунктов, и притом внутри неприятельского фронта, — такое продвижение при всех условиях остается чрезвычайно опасным маневром, за которым могло бы последовать полное поражение, если бы не странная медлительность Бенедека, неожиданный натиск прусских войск и их заряжающиеся с казенной части винтовки.

Линия наступления принца Фридриха-Карла с тремя корпусами (3-м, 4-м и 2-м — последний в резерве) шла через Райхенберг, к северу от трудно проходимых гор, с южной стороны которых наступал генерал Херварт с полутора корпусами (8-м и одной дивизией 7-го корпуса). В то же время кронпринц с 1-м, 5-м и 6-м корпусами и гвардией находился в горах у Глаца.

Таким образом, армия была разделена на три колонны — 45000 человек на правом фланге, 90000 человек в центре и 120000 человек на левом фланге, причем ни одна из этих колоны не могла оказать поддержку другой, во всяком случае в течение ближайших нескольких дней. Здесь для генерала, стоящего во главе по крайней мере такого же количества людей, более чем когда-либо, представлялся удобный случай разгромить своего противника по частям. Но, по-видимому, в этом направлении ничего не было сделано. 26 июня принц Фридрих-Карл имел у Турнау с бригадой 1-го корпуса первый серьезный бой, в результате которого он установил связь с Хервартом; 27-го последний занял Мюнхенгрец, в то время как первая колонна армии кронпринца — 5-й корпус — продвинулась за Наход и нанесла жестокое поражение 6-му австрийскому корпусу (Рамминга); 28 июня — единственный несколько неудачный для пруссаков день — авангард принца Фридриха-Карла занял Гичин, но был выбит оттуда конницей генерала Эдельсхейма; одновременно 1-й корпус армии кронпринца, понеся некоторые потери, был остановлен у Траутенау 10-м австрийским корпусом Габленца; он получил свободу действий только благодаря продвижению гвардии к Эйпелю по дороге, проходившей между 1-м и 5-м прусскими корпусами. 29 июня принц Фридрих-Карл атаковал Гичин, а армия кронпринца целиком разгромила 6-й, 8-й и 10-й австрийские корпуса. 30 июня новая попытка Бенедека вернуть Гичин силами 1-го корпуса и саксонской армии была блестяще отбита, после чего произошло соединение обеих прусских армий. Потери австрийцев равны, по меньшей мере, численности полутора корпусов, тогда как прусские потери составляют менее чем одну четверть этого количества.

Таким образом, мы видим, что 27 июня австрийцы располагали только двумя армейскими корпусами численностью около 33000 человек в каждом; 28-го — тремя, 29-го — четырьмя, и если одна прусская телеграмма соответствует действительности, частью пятого (4-й корпус); и только 30-го смог прибыть на помощь саксонский армейский корпус. Таким образом, в продолжение всего этого периода два, если не три, корпуса отсутствовали на поле боя, тогда как пруссаки сосредоточили в Богемии все свои силы. В самом деле, до вечера 29 июня общая численность австрийских войск на театре военных действий едва ли превышала численность каждой из двух прусских армий, а так как австрийские части вводились в бой постепенно и подкрепления прибывали лишь после поражения войск, уже вступивших в бой, то результат оказался роковым.

Сообщают, что 3-й армейский корпус (эрцгерцога Эрнста), действовавший в районе Кустоцы, немедленно после этого сражения был отправлен по железной дороге на север; в некоторых сообщениях он упоминается в числе сил, действующих под командой Бенедека. Однако этот корпус, присоединение которого довело бы состав всей армии, включая и саксонцев, до девяти корпусов, не мог подойти вовремя, чтобы принять участие в сражениях, происходивших в последних числах июня.

Каковы бы ни были ошибки прусского оперативного плана, они были исправлены быстротой и энергичными действиями пруссаков. Операции каждой из обеих армий были безупречны. Все их удары были короткими, сильными и решительными и обеспечивали им полный успех, а после соединения обеих армий их энергия не ослабела; они продолжали двигаться вперед, и уже 3 июля вся прусская армия встретилась с соединенными силами Бенедека и нанесла им последний сокрушительный удар[165]. Вряд ли можно предполагать, что Бенедек принял это сражение по доброй воле. Не подлежит сомнению, что вынужденный быстрым преследованием пруссаков задержаться со всей своей армией на сильной позиции, чтобы перегруппироваться и отправить вперед обоз своей отступающей армии, он не ожидал нападения значительными силами среди дня и рассчитывал уйти от преследования в течение ночи. Ни один человек в его положении, после полного разгрома четырех корпусов и таких тяжелых потерь, не стремился бы к немедленному решительному сражению, располагая возможностью безопасного отступления. Но пруссаки, по-видимому, заставили его принять бой, в результате чего последовало полное поражение австрийцев, которые теперь, — если еще не заключено перемирие, — вероятно пытаются добраться до Ольмюца или Вены при чрезвычайно неблагоприятных условиях, так как малейшее движение пруссаков в обход их правого фланга наверняка отрежет большое количество частей от прямого пути и оттеснит их к горам Глаца, где они будут взяты в плен. «Северная армия» — еще десять дней тому назад одна из лучших в Европе — перестала существовать.

Без сомнения скорострельное игольчатое ружье сыграло в этом деле большую роль. Едва ли без него удалось бы осуществить соединение обеих прусских армий, и наверное этот огромный и быстрый успех не был бы достигнут без такого перевеса огня, так как австрийская армия обычно менее подвержена панике, чем большинство европейских армий. Но были и другие обстоятельства, содействовавшие успеху. Мы уже упомянули о превосходном состоянии и решительных действиях обеих прусских армий со времени их вступления в Богемию. Можно добавить также, что в этой кампании пруссаки отказались от системы колонн и в наступлении строили свои войска преимущественно развернутыми линиями, так что можно было использовать каждое ружье и предохранить людей от действия артиллерийского огня. Мы должны признать, что передвижения как на марше, так и при подходе к противнику выполнялись с такой организованностью и точностью, которых никак нельзя было ожидать от армии и командования, покрытых пятидесятилетней ржавчиной мирного времени. И, наконец, весь мир был, должно быть, поражен стремительностью, проявленной этими необстрелянными войсками во всех без исключения сражениях. Можно утверждать, что это сделали ружья, заряжающиеся с казенной части, но они ведь действовали не сами по себе, нужны были отважные сердца и сильные руки, чтобы приводить их в действие. Прусские войска очень часто сражались против численно превосходящих сил противника и почти всегда были наступающей стороной; поэтому австрийцам был предоставлен выбор позиции. При наступлении на сильные позиции и на города с забаррикадированными улицами преимущества ружей, заряжающихся с казенной части, почти исчезают; тогда предоставляют действовать штыку, и на его долю выпала немалая работа. Далее, кавалерия действовала с таким же пылом, а для нее клинок и стремительность конной атаки являются единственным оружием. Французские «утки» относительно того, что прусская кавалерия якобы сперва осыпала противника градом пуль из карабинов (заряжающихся с казенной части или иным образом), и лишь затем бросалась на него с саблями, могли возникнуть лишь там, где кавалерия часто прибегала к такой уловке и бывала всегда наказана за это, подвергаясь разгрому со стороны противника, превосходящего ее стремительностью атаки. Не будет ошибкой сказать, что прусская армия за одну какую-то неделю завоевала себе такую высокую оценку, какой никогда еще не получала, и может быть уверена теперь в том, что справится с любым противником. В истории не было случая, чтобы столь блестящий успех был достигнут в такой короткий срок и без сколько-нибудь значительных поражений, за исключением сражения у Йены, в котором была уничтожена вся тогдашняя прусская армия, и сражения при Ватерлоо, если не принимать во внимание поражение под Линьи[166].