Открытия почтеннейшего Гирша и последовавшее за ними ликование немецкой буржуазной печати доставили, в свою очередь, желанную пищу для лондонского корреспондента «Weser-Zeitung» и печатающегося под значком А лондонского корреспондента «Augsburgerin»[256]. Эта личность — ибо в обеих газетах промышляет одно и то же лицо — живет по причинам, лучше всего известным ей самой, в нескольких часах езды от Лондона, в глухом углу. Здесь она стряпает свои стыдливые извлечения из «Times», «Morning Star» и «Saturday Review»[257], приправляя их эстетическим соусом по вкусу своей публики. Время от времени, как и в данном случае, эта личность пережевывает также сплетни немецких газет, помещая их под фальшивой датой в «Weser-Zeitung» и в «Augsburgerin». Вышеупомянутый корреспондент «Weser-Zeitung» и «Augsburgerin» — не кто иной, как пресловутый литературный люмпен-пролетарий Элард Бискамп. Давно уже изгнанный из всякого порядочного общества, несчастный ищет в водке исцеления сердечных ран, которые нанесла ему Пруссия, произведя аннексию его родины Кургессена и его друга Эдгара Бауэра»[258].

Написано К. Марксом 4 октября 1868 г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в «Demokratisches Wochenblatt» № 42, 17 октября 1868 г.

Перевод с немецкого

КАКИМ ОБРАЗОМ ПИСЬМО г-на ГЛАДСТОНА АНГЛИЙСКОМУ БАНКУ В 1866 г. ДОСТАВИЛО РОССИИ ЗАЕМ В 6 МИЛЛИОНОВ ФУНТОВ СТЕРЛИНГОВ[259]

Письмо г-на Гладстона от 11 мая 1866 г. приостановило действие банкового акта 1844 г. на следующих условиях:

1) Минимальная учетная ставка должна быть повышена до 10%

2) Если Банк превысит установленные законом пределы выпуска банкнот, прибыль от этого выпуска сверх нормы должна переходить от Банка правительству[260].

В результате Банк повысил минимальную учетную ставку до 10 % (это означает, что для рядовых торговцев и промышленников она повысилась до 15 % и 20 %) и не нарушил буквы акта 1844 г. в отношении выпуска банкнот. По вечерам среди связанных с Банком контор и других доброжелателей в Сити производился сбор банкнот, которые затем снова выпускались на следующее утро. Однако дух акта был нарушен тем, что, подчиняясь правительственному письму, допустили, чтобы резерв Банка упал до нуля, а этот резерв, по замыслам акта 1844 г., составляет единственный имеющийся в распоряжении Банка актив, гарантирующий пассив его банкового отделения.

Следовательно, письмо г-на Гладстона приостановило действие акта Пиля таким образом, что сохранило и даже искусственно усилило его наихудшие результаты. Подобного упрека нельзя бросить ни письму сэра Д. К. Льюиса от 1857 г., ни письму лорда Джона Рассела от 1847 года[261].

Банк удерживал 10 %-й минимум учетной ставки более трех месяцев. В Европе эту ставку рассматривали как опасный симптом.

И вот, после того как г-ном Гладстоном была таким образом создана чрезвычайно нездоровая атмосфера недоверия к платежеспособности Англии, появляется на сцену лорд Кларендон, герой Парижской конференции[262], и помещает в «Times» разъяснительное письмо к английским посольствам на континенте. Он прямо сообщает континенту, что Английский банк не обанкротился (хотя в действительности дело обстояло именно так согласно акту 1844 г.), но что до известной степени обанкротились английская торговля и промышленность. Непосредственным действием его письма был не «наплыв» в Банк английских обывателей, а «наплыв» в Англию требований (уплаты денег) со стороны европейских стран. (Именно это выражение употребил тогда г-н Уоткин в палате общин.) В летописях английской торговли это была совершенно неслыханная вещь. Золото вывозили из Лондона во Францию, в то время как официальный минимум учетной ставки в Лондоне был 10 %, а в Париже от 3¹/₂% до 3 %. Это доказывает, что изъятие золота не было обычной коммерческой сделкой. Оно явилось исключительно результатом письма лорда Кларендона.

После того как 10 %-й минимум учетной ставки таким образом поддерживался более трех месяцев, последовала неизбежная реакция. С 10 % минимальная ставка быстрыми скачками спустилась до 2 %, которые и оставались официальной ставкой Банка до самого последнего времени. Между тем все английские ценные бумаги, железнодорожные акции, акции банков, горнопромышленные акции и все виды вложения капитала внутри страны совершенно обесценились, и их старательно избегали. Даже консоли пали. (Однажды, во время паники, Банк отказал в выдаче ссуды под консоли.) Затем пробил час помещения денег за границей. Займы иностранных правительств были размещены на лондонском рынке на самых выгодных условиях. В первую очередь шел русский заем в 6 миллионов стерлингов. Этот русский заем, который за несколько месяцев до того провалился самым жалким образом на парижской бирже, был встречен на лондонской бирже как нежданное счастливое событие. Не далее как на прошлой неделе Россия выпустила новый заем в 4 миллиона фунтов стерлингов. Россия в 1866 г., так же как и теперь (9 ноября 1868 г.), почти погибала под тяжестью финансовых затруднений, принявших вследствие переживаемого ею аграрного переворота чрезвычайно грозный характер.

Однако то, что акт Пиля открывает России английский денежный рынок, это — наименьшая из услуг, оказываемых ей. Этот акт ставит Англию, богатейшую страну в мире, буквально в зависимость от милости московитского правительства, самого несостоятельного должника из всех европейских правительств.

Предположим, что русское правительство в начале мая 1866 г. поместило в банковое отделение Английского банка на имя какой-либо частной фирмы, немецкой или греческой, от одного до полутора миллионов фунтов стерлингов. Внезапным и неожиданным изъятием этой суммы оно могло бы вынудить банковое отделение сразу прекратить платежи, если бы даже в эмиссионном отделении имелось больше 13 миллионов фунтов стерлингов золотом. Следовательно, банкротство Английского банка могло быть вызвано телеграммой из С.Петербурга.

Чего Россия не могла сделать в 1866 г., она, может быть, будет в состоянии сделать в 1876 г., если акт Пиля не будет отменен.

Написано К. Марксом 9 ноября 1868 г.

Напечатано в журнале «The Diplomatic Review» 2 декабря 1868 г.

Печатается по тексту журнала

Перевод с английского