Восемнадцать лет спустя произошло новое извержение революционного вулкана или, вернее, землетрясение, потрясшее весь континент. Даже Германия стала проявлять беспокойство, несмотря на то, что Россия постоянно держала ее на детских помочах со времени так называемой войны за независимость. Но что удивительнее всего, Вена первая из всех немецких городов попыталась воздвигнуть баррикады и сделала это с успехом. На этот раз — и это, по-видимому, впервые в своей истории — Россия потеряла самообладание. Царь Николай уже больше не обращался к гвардии, а опубликовал манифест к своему народу, в котором говорилось, что французская чума заразила даже Германию, что она приблизилась к границам империи и что революция в своем безумии обращает свой лихорадочный взор на святую Русь. «Ничего удивительного!» — воскликнул он. Ведь эта самая Германия в течение многих лет была очагом неверия. Язва кощунственной философии поразила жизненные центры этого внешне столь почтенного народа. И он закончил свое воззвание следующим обращением к немцам:
«С нами бог! Разумейте, языцы, и покоряйтеся, яко с нами бог!»[175]
Вскоре после этого он через своего верного слугу Нессельроде отправил немцам другое послание, исполненное нежности к этому языческому народу[176]. Откуда такая перемена? Дело в том, что берлинцы не только совершили революцию, но и провозгласили восстановление Польши, а прусские поляки, введенные в заблуждение народным энтузиазмом, начали создавать военные лагери в Познани. Отсюда эти заискивания царя. Снова польский народ, этот бессмертный рыцарь Европы, заставил монгола отступить. Только после того, как поляки были преданы немцами, особенно франкфуртским Национальным собранием, Россия пришла в себя и достаточно собралась с силами, чтобы нанести революции 1848 г. удар в ее последнем убежище — в Венгрии, но и здесь последним рыцарем, сразившимся с нею, был поляк, генерал Бем.
В настоящее время есть еще довольно наивные люди, которые полагают, что все это изменилось, что Польша перестала быть «необходимой нацией», как выразился один французский писатель, что она — лишь сентиментальное воспоминание. А вы знаете, что ни чувства, ни воспоминания не котируются на бирже. Когда последние русские указы об упразднении Царства Польского стали известны в Англии, орган ведущих денежных мешков увещевал поляков стать московитами[177]. Почему бы и не сделать им этого, хотя бы для лучшего обеспечения выплаты процентов с 6 миллионов ф. ст., только что предоставленных царю взаймы английскими капиталистами? В худшем случае, писал «Times», пусть бы даже Россия захватила Константинополь, лишь бы она позволила Англии захватить Египет и обеспечить дорогу к ее великому индийскому рынку! Иными словами, пусть Англия предоставит России Константинополь, если Россия милостиво позволит
Англии оспаривать Египет у Франции. Московит, пишет «Times», любит брать взаймы у Англии, и он хорошо платит. Он любит английские деньги. Действительно любит. Но как он любит самих англичан — об этом лучше всего вам расскажет «Gazette de Moscou»[178] от декабря 1851 года:
«Нет, должен, наконец, наступить черед вероломного Альбиона, и через некоторое время мы подпишем договор с этим народом только в Калькутте».
Я спрашиваю вас, что же изменилось? Уменьшилась ли опасность со стороны России? Нет. Только умственное ослепление господствующих классов Европы дошло до предела. Прежде всего, по признанию ее официального историка Карамзина, неизменной остается политика России[179]. Ее методы, ее тактика, ее приемы могут изменяться, но путеводная звезда этой политики — мировое господство, остается неизменной. Только изворотливое правительство, господствующее над массами варваров, может в настоящее время замышлять подобные планы. Как писал об этом Александру I во время Венского конгресса Поццоди-Борго, самый крупный русский дипломат нового времени, Польша является важнейшим орудием осуществления русских притязаний на мировое господство, но она вместе с тем остается непреодолимым препятствием до тех пор, пока поляк, утомленный бесконечными изменами Европы, не превратится в страшный бич в руках московита. Так вот, оставив в стороне настроение польского народа, я спрашиваю: произошло ли что-либо, помешавшее осуществлению планов России или парализовавшее ее действия?
Мне незачем напоминать вам, что ее завоевательная политика в Азии сопровождается непрерывными успехами. Мне незачем напоминать вам, что так называемая англо-французская война против России отдала в руки последней горные крепости Кавказа, господство на Черном море и морские права, которые Екатерина II, Павел и Александр I тщетно пытались вырвать у Англии. Железные дороги объединяют и концентрируют ее широко рассеянные силы. Ее материальные ресурсы в конгрессовой Польше[180], которая образует ее укрепленный лагерь в Европе, неимоверно увеличились. Укрепления Варшавы, Модлина, Ивангорода — пунктов, избранных Наполеоном I, — господствуют над всем течением Вислы и представляют грозный плацдарм для нападения на север, запад и юг. Панславистская пропаганда прогрессирует шаг за шагом по мере ослабления Австрии и Турции. А что означает панславистская пропаганда, вы могли узнать из опыта 1848–1849 гг., когда славяне, сражавшиеся под знаменами Елачича, Виндишгреца и Радецкого, вторглись в Венгрию, разорили Вену, разгромили Италию. И кроме всего этого, преступления Англии против Ирландии дали России нового могущественного союзника по ту сторону Атлантического океана.
Петр I однажды воскликнул, что для завоевания мира московитам не хватает только души [В тексте речи Маркса, опубликованном в «Socialisme», эта фраза изложена следующим образом: «План русской политики остается неизменным; средства ее осуществления значительно умножились с 1848 г., но до сих пор одно лишь остается для нее недостижимым, — и Петр I коснулся этого слабого пункта, когда воскликнул, что для завоевания мира московитам не хватает только души». Ред.]. Живительный дух, который нужен России, войдет в ее тело лишь после поглощения поляков. Что же вы тогда бросите на другую чашу весов? На этот вопрос отвечают с разных точек зрения. Одни говорят, что Россия, благодаря освобождению крестьян, вступила в семью цивилизованных народов. Немецкая мощь, недавно собранная в руках пруссаков, как утверждают другие, способна противодействовать всем ударам азиатов. Некоторые же, более радикальные, возлагают свои надежды на внутренние социальные преобразования в Западной Европе [В «Socialisme» конец данного абзаца изложен следующим образом: «Европеец с континента, может быть, ответит мне, что Россия, благодаря освобождению крепостных, вступила в семью цивилизованных народов, что немецкая мощь, недавно собранная в руках пруссаков, способна противодействовать всем ударам азиатов, и, наконец, что социальная революция в Западной Европе покончит с опасностью «международных конфликтов». Англичанин, который читает только «Times», может возразить мне, что, если бы, в худшем случае, Россия захватила Константинополь, тогда Англия завладела бы Египтом и таким образом обеспечила бы путь к своему обширному индийскому рынку». Ред.].
Так вот, что касается первого, то есть освобождения крепостных крестьян в России, то оно избавило верховную правительственную власть от противодействия, какое могли оказывать ее централизаторской деятельности дворяне. Оно создало широкие возможности для вербовки в свою армию, подорвало общинную собственность русских крестьян, разъединило их и укрепило их веру в царя-батюшку. Оно не очистило их от азиатского варварства, ибо цивилизация создается веками. Всякая попытка поднять их моральный уровень карается, как преступление. Достаточно вам лишь напомнить о правительственных репрессиях против обществ трезвости, которые стремились спасти московита от того, что Фейербах называет материальной субстанцией его религии, то есть от водки. Неизвестно, какие последствия в будущем повлечет за собой освобождение крестьян, сегодня же очевидно, что оно увеличило наличные силы царя.
