— Одиннадцать так одиннадцать, — ответил его собеседник. И весело добавил: — Шалом.

На другой день оба сидели за каменным столом с поверхностью, служащей одновременно шахматной доской. Раввин начал игру, передвинув королевскую пешку на две клетки вперед.

— Так чем я могу вам помочь, раввин? — любезно спросил пастор, делая симметричный ход.

— Речь идет об одном из ваших прихожан…

— Кто бы это мог быть?

Игроки сделали еще несколько симметричных ходов, введя в бой коней и слонов.

— Это юноша по имени Тимоти Хоган.

— О господи! — Пастор вздохнул, защищая короля ферзем. — Он что, еще одно окно разбил?

— Нет, нет. Дело совсем в другом.

Рав помолчал, сделав короткую рокировку, и продолжал несколько извиняющимся тоном:

— Мне, конечно, не следовало бы вмешиваться, святой отец. Но мне стало известно, что мальчик попал в затруднительное положение… связанное с кражей денег.

Пастор кивнул:

— Он умный парнишка, но у него, похоже, талант находить неприятности на свою голову.

На одиннадцатом ходу игроки обменялись конями.

— Да, он умница, я рад, что вы того же мнения, — ответил раввин, беря пешкой слона. — Именно поэтому будет большим несчастьем, если его отошлют в интернат.

Отец Ханрэхан с любопытством взглянул на раввина:

— Позвольте спросить, откуда вам это все известно?

— Видите ли, много лет назад мать этого мальчика какое-то время работала в моем доме. А сейчас и сам парнишка у меня подрабатывает… По субботам помогает.

— То есть шабес-гоем? — Пастор понимающе улыбнулся. — Я немного знаком с вашими религиозными обрядами.

— Тогда вам должно быть известно, что эта работа предполагает полное доверие и большую ответственность, и в свое время ею занимались такие выдающиеся представители других конфессий, как великий русский писатель Максим Горький…

— …не говоря уже о Джеймсе Кэгни, знаменитом американском актере ирландского происхождения, — добавил Ханрэхан, внезапно делая шах ферзем. — Щах!

Не давая событиям на доске отвлечь себя от темы разговора, ребе категорическим тоном объявил:

— Про мистера Кэгни не знаю, но про юного Хогана могу утверждать: он не виноват!

Пастор Ханрэхан взглянул на раввина и загадочно проговорил:

— Не сомневаюсь, что вы правы.

— Тогда почему вы ничего не можете сделать?

— Это трудно объяснить, ребе, — сказал пастор, рассеянно выдвигая вперед коня. — Но я владею некоторой информацией, разглашать которую мне запрещает тайна исповеди.

Рав не унимался.

— И что же, нет никакой возможности спасти парнишку?

Отец Джо с минуту размышлял, потом заметил:

— Пожалуй, я с ним поговорю, попытаюсь поближе привлечь его к делам церкви. Тогда у меня появится основание отговорить Кэсси.

— Стало быть, все дело в тетке?

Ханрэхан взглянул на часы:

— Уже поздно. Мне пора. Надеюсь, вы меня извините?

Раввин поднялся, но голос пастора его остановил:

— Ага, еще не все, рав Луриа.

— Да?

Наклонившись над доской, пастор сделал ход вторым слоном через всю доску и взял одну из пешек противника. Спасти иудейского короля не осталось никакой возможности. После этого католик приподнял край шляпы и откланялся.

Рав Луриа стоял на ветру, глядя ему вслед, и думал: «Он обыграл меня, но я победил, а это самое главное!»

Перед встречей с Тимоти отец Джо изучил то, что полицейские назвали бы его «досье».

Информации было предостаточно. Ему бросилось в глаза, что каждый учитель Тимоти вынужден был снижать ему оценку из-за поведения, несмотря на то, что Тим был самым умным учеником в классе.

«Умный бесенок, — написала сестра Мария Бернард. — Если бы его незаурядные способности направить на благие дела, мы могли бы считать свой долг исполненным».

В дверь постучали.

— Войдите, — отозвался пастор.

Дверь медленно открылась, и в комнату испуганно заглянул Тимоти Хоган, лицо которого сейчас почти не отличалось от его белой рубашки.

Первым, что бросилось Тиму в глаза, были длинные ряды книг от пола до потолка. Они напомнили ему кабинет рава Луриа, только здесь было больше порядка. Затем он перевел взгляд на седого священника, казавшегося почти карликом за своим огромным столом красного дерева.

— Святой отец, вы хотели меня видеть? — робко спросил он.

— Да, хотел. Садись, мой мальчик.

Оставаясь стоять, Тим выпалил:

— Я не крал денег, отец Ханрэхан. Клянусь богом, не крал!

Пастор перегнулся через стол и тихо сказал:

— Я тебе верю.

— Правда?

Ханрэхан сомкнул ладони.

— Юноша, сейчас не важно, прав ты на этот раз или нет. За тобой столько всего водится, что хватило бы на несколько человек.

Тим попытался угадать, что у старика на уме:

— Это вам все тетя Кэсси наговорила, да? Она меня ненавидит.

Священник жестом прервал его:

— Да будет тебе, она благочестивая женщина и желает тебе добра. — Он снова перегнулся через стол и добавил немного мягче: — Ты должен признать, что за все эти годы причинил ей немало хлопот.

— Надо думать… — согласился Тим. Затем в нетерпении спросил: — Так куда вы меня отошлете?

— Я бы хотел отправить тебя домой к Делани, — медленно произнес пастор, — но кому хочется иметь в доме торнадо? Тим, ты очень способный юноша. Почему ты так себя ведешь?

Тим пожал плечами.

— Потому, что ты считаешь, что никому до тебя нет дела?

Мальчик кивнул.

— Ты ошибаешься, — прошептал отец Джо. — Во-первых, до тебя есть дело Господу.

— Да, сэр, — ответил Тим. И непроизвольно добавил: — Первое послание Иоанна, глава четвертая, стих восьмой. «Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь».

Пастор был поражен.

— И много из Писания ты помнишь наизусть?

Тим пожал плечами.

— Думаю, все, что мы читали, помню.

Отец Джо развернулся в кресле, достал с полки толстый том Библии и пролистал.

— «Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец; ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?» Помнишь, откуда это?

— Да, та же глава, стих двадцатый.

— Невероятно! — пробормотал Ханрэхан. Он с шумом захлопнул книгу и сердито воскликнул: — Тогда скажи, ради бога, зачем ты болтаешься по улицам и затеваешь драки со своими ближними?

— Не знаю… — сознался Тим.

Пастор с минуту смотрел на него, затем с жаром проговорил:

— Тимоти, я убежден, что каждый наш шаг диктует Господь. И все, что было до сегодняшнего дня, имело целью свести нас вместе. Мне вдруг стало ясно, что ты рожден для служения Господу.

— Каким образом? — неуверенно спросил Тим.

— Ну, для начала церковным служкой. Нет, для этого ты уже большой… Лучше будешь кадильщиком на пару с Марти Нортом. Он моложе тебя, но уже знает, что тут и как.

— А что, если я не захочу быть у вас кадильщиком? — К Тиму вернулась его обычная дерзость.

— Что ж, — ответил пастор с прежним дружелюбием, — тогда будешь держать свечу во время службы. — Он поспешно добавил: — А можешь ехать в школу Святого Иосифа в Пенсильванию.

Прямота отца Джо застала Тима врасплох. Он посмотрел на священника.

— Вообще-то, вставать на заре для меня не проблема… — сказал он небрежно.

Пастор рассмеялся.

— Я очень рад, Тим. И знаю, что теперь ты на правильном пути.

— А что тут смешного?

— Я просто радуюсь, — ответил отец Ханрэхан. — В конце концов, куда больше радости об одной заблудшей овце, чем о девяноста девяти незаблудившихся.

На что Тимоти ответил:

— От Матфея, глава восемнадцатая, стих тринадцатый. Но неточно.

Пастор просиял и уточнил:

— Та же мысль содержится у Луки. Неужели не помнишь?

— Если честно, то нет.

— Deo gratias[10], хоть чему-то я еще могу тебя научить. А теперь иди домой. И завтра будь здесь в половине седьмого.