— Это где-то на севере, так? Я слышал, там ничего и нет, только треска да овцы. Зачем мне ехать туда в паломничество? Разве там есть святыни?

— Смысл паломничества не в месте назначения, Круз, а в самом путешествии, — сказал старший священник. Паломничество — путь, который совершают, чтобы очистить душу, но в данном случае, ты сделаешь это ради святой церкви и Португалии, и даже самого юного короля. — Старший священник опять бросил взгляд за меня, словно искал подтверждения у кого-то, стоящего вне моего поля зрения, за колонной. Похоже, ответом был знак продолжать, поскольку он кратко кивнул и перевел взгляд на меня. — В Белем приехала молодая девушка. Она ищет корабль, отправляющийся в Исландию. Мы думаем, она собирается похитить там пару соколов, чтобы преподнести королю. Ради будущего Португалии очень важно, чтобы она в этом не преуспела. Ты встретишься с ней и используешь все свои навыки обольщения женщин, чтобы стать её другом. Мы хотим, чтобы ты убедил её не возвращаться с белыми соколами.

Даже не знаю, чего я от них ожидал — поручат ли мне доставить кому-то пакет, или, может, украсть для них святую реликвию, но помешать девушке украсть пару птиц — это точно не то, что я ожидал услышать.

— Не могу представить, почему несколько переданных в дар соколов могут влиять на будущее Португалии, — сказал я. — Почему бы вам просто не сказать ей, что король не любит птиц, и вместо них предложить ей сшить в дар красивую рубашку? — Я пытался улыбаться, но губы сильно потрескались и болели.

Оба священника разглядывали меня с ледяным презрением. И эти холодные взгляды напомнили мне, что моя жизнь до сих пор в опасности, и в их руках. Я поспешно закивал.

— Ну, то есть, отец, если... если вы не желаете, чтобы та девушка отправлялась на поиски птиц, почему бы вам не арестовать её или просто не запретить ехать?

— Нужно, чтобы видели, как она направлялась в Исландию, и что она не справилась со своей задачей. Если она будет арестована или заболеет смертельной болезнью прежде, чем сможет отплыть, есть опасность, что Его высочество, находящийся во впечатлительном возрасте, может проявить определённое сочувствие к ней и её семье. Этого нельзя допустить. Все должны видеть, что она благополучно отбыла с этих берегов прежде, чем... с ней произошёл несчастный случай. А то, что случится потом, мы оставим на твоё усмотрение.

Что за несчастный случай? Они думают, я подставлю подножку, и она ногу сломает? В недоумении я чуть не забыл, что у меня скованы руки, попытался жестикулировать и ахнул от боли, когда железный наручник впился в избитую плоть с ободранной кожей.

— Послушайте, может мне просто соблазнить её и отговорить от всей этой авантюры? Будет непросто, если она заупрямится, но могу вас уверить, я сумею справиться с любой женщиной и завоевать её. Так что и на корабль никому садиться не понадобится. А из-за этого холода и гнилой еды сейчас я не в лучшей форме. И не смогу путешествовать. Невозможно покорить женщину, когда тебя постоянно тошнит. Уверяю вас, я гораздо успешнее справлюсь на суше.

Священник помоложе тяжело сглотнул, как будто одного упоминания о тошноте достаточно, чтобы и у него вызвать рвоту. Губы старшего изогнулись в слабой улыбке.

— Да брось, Круз, разве такого опытного морехода, как ты, испугаешь таким путешествием? Ты ведь повидал много штормов на море, когда плавал  на остров Гоа, о котором так живописно поведал донье Лусии? Ты же не хочешь сказать мне, что всё это ложь?

— Вам известно, что это так.

— Ложь способна сделаться правдой, Круз, и ты скоро это узнаешь. — Он обвёл рукой подземелье. — Конечно, ты можешь предпочесть оставаться здесь. Обещаю, когда настанет зима, в этой башне будет так же сыро и холодно, как на борту корабля, а на самом деле, даже похуже — по крайней мере, на корабле всегда найдётся огонь чтобы обогреться, и тёплое одеяло для сна. А здесь ты так и будешь висеть на своих цепях день и ночь, вымокший и замёрзший, и трястись от ужаса в ожидании серьёзного шторма. Видишь вот это? — он указал на пятно на столбе высоко над моей головой. — Полагаю, до такой высоты доходили в шторм волны прошлой зимой.

Моё горло, и без того пересохшее, судорожно сжалось, и я испугался, что задохнусь.

— Но вы говорили про несчастный случай с той девушкой. Что вы имели в виду? Не смертельный исход?

Старший священник поднял брови, как будто я был самым безмозглым школяром, который, наконец, после множества понуканий, наткнулся на верный ответ.

— Но вы... вы же священники, вы не можете просить меня убивать.

Теперь ухмыльнулся младший, и улыбка вышла недоброй.

— Ты что, наконец-то нашёл свою совесть?

— Может, я и отнял деньги у нескольких дураков, но лишь у богатых, которые вполне могли справиться с такой мелкой потерей. Но я не убивал никого, тем более, женщину. Сознаюсь, я не так часто бывал на мессе, как хотелось бы моей матери, но, кажется, когда я присутствовал там в последний раз, священник упоминал о том, что убийство есть смертный грех, или та проповедь мне приснилась?

— Если ты убил христианина, мужчину или женщину, тогда ты, действительно, повинен в смертном грехе, — сказал молодой. — Но та девушка — не христианка. Она — марран, еретичка, еврейка. А Христос радуется смерти еретиков. Всякий, кто очищает Португалию от этой дьявольской скверны, благословен в глазах Господа и Святой церкви.

— Тогда пусть это сделает Святая церковь, — возразил я. — Пусть её повесит инквизиция. А я никого убивать не буду. Уж лучше провести остаток жизни в тюрьме, чем убить девушку, не причинившую никому зла. Вы не поверите, но у меня свои принципы, и убийство я считаю недопустимым, особенно убийство женщины.

Я старался говорить как можно решительнее, и в тот момент был так оскорблён тем, что мне предложили, что совсем позабыл о последствиях.

Старший из двух священников вопросительно посмотрел на кого-то, стоявшего в тени позади меня. Потом, чуть кивнув, зашагал по каменным плитам назад, и только шуршание его рясы выдавало движение. Священник помоложе не двигался и продолжал наблюдать в молчании, как гончая, которая ждёт егеря, сторожа добычу.

Спустя несколько минут, две пары ног тяжело затопали вниз по лестнице, а потом по каменным плитам, приближаясь ко мне.

Внутри у меня всё сжалось. Это шли не священники. Значит, он послал за охраной, чтобы выбить из меня, что им нужно или хуже того?

Но показавшиеся охранники вдвоём подтащили ко мне длинный замотанный свёрток и с тяжёлым глухим стуком бросили его на каменный пол. Вслед за ними вернулся и старший священник, махнул рукой, отпуская охранников, подождал, пока они поднимутся по ступеням, а потом продолжил:

— Пойми, Круз, я ведь не доверчивая пожилая леди и не глупая девушка. Меня твоему болтливому языку не соблазнить. Я хорошо умею искоренять ложь. Я могу взглянуть любому в глаза и прочесть в них правду. Но в твоём случае мне это незачем. Вот доказательство. К постоянно удлиняющемуся списку твоих преступлений добавляется ещё одно — убийство.

Я растерянно смотрел на него.

— Я никогда... Я признаюсь во всём, но в убийстве я невиновен. Я никого не убивал.

Речь иезуита стала ещё более размеренной, он явно получал от неё удовольствие. Этот человек гордился, что мучает жертву одними словами, не применяя насилия.

— Сколь легко некоторые люди забывают, что имеют грехи. Хотя меня удивляет, Круз, что ты так легко позабыл именно этот грех. В конце концов, ведь он совершён меньше, чем месяц назад. Сильвия, кажется, так ты её называл. Должен признать, способ не слишком изысканный. Многие куда лучше владеют умением сделать убийство похожим на естественную смерть, да так, что даже у самого подозрительного человека не возникнет сомнений. С другой стороны, на море или в той захолустной земле на севере — кому нужна эта изысканность? Всё что тут нужно — уверенность, и я точно уверен, Круз, что ты именно тот, кто нам нужен.

— Нет-нет, вы всё не так поняли. Я не убивал Сильвию. Тот идиот, Филипе, увидал утонувшее тело и решил, что это она, но ошибся. Говорю вам, это не Сильвия, нет, она не мертва. Она до сих пор жива. А эту женщину я никогда в жизни не видел, и, конечно же, не убивал, и тем более, не убивал Сильвию.