А потом я услышала это — крик охотящегося сокола. Я лихорадочно осматривала небо. Только чайки кружили над тёмно-синей водой. Но хотя я старалась снова различить этот зов за криками морских птиц — понимала, что не услышу. Крик сокола шёл не с неба, а откуда-то изнутри, как второе сердцебиение, крошечный пузырёк памяти, который всплыл и взорвался в моей голове.

Я посмотрела через залив, в сторону дальних гор, их вершины скрывались за клубящимися серыми облаками. Отчего-то в этот момент я поняла, куда мне идти. Если где-то на этом острове существуют белые соколы — я их найду. Но чтобы дойти туда понадобятся дни, которых у меня нет.

Фаусто хлопнул Хинрика по плечу.

— Ну, парень, можешь начинать отрабатывать деньги, которые мы за тебя заплатили — найди нам приличную гостиницу на ночь. Даже в этом козьем хлеву должна же найтись хоть одна, где не воняет, как в ночном горшке и подаётся хороший ужин. После той старой высохшей солёной свинины мой живот жаждет свежего сочного мяса.

Витор оттолкнул мальчика в сторону.

— Нет, нам нельзя искать жильё здесь. Этот клерк станет следить за каждым нашим движением, или его шпионы. — Он кивнул в сторону, где в тени лачуги стояли трое мужчин, глазея на нас.

— А я думал, после того, как ты признал себя лютеранином, вы с тем попугаем лучшие друзья, или ты опять соврал? — ядовито заметил Маркос.

Витор пожал плечами:

— Должен же я был ему что-то сказать. Если бы я заявил, что собираюсь делать карту острова, он тут же арестовал бы меня как шпиона.

— Тогда жаль, что я этого не рассказал, — ответил Маркос. — Он встретил бы нас по-королевски за то, что выдали шпиона.

— Или арестовал как сообщников, — с жёсткой улыбкой парировал Витор. — Полагаю, вы еще узнаете, что на этом острове не беспокоятся о таких мелочах, как доказательства, когда хотят кого-то повесить. Ты должен быть мне благодарен за то, что он хотя бы разрешил нам высадиться.

Я знала по опыту, что они могут так переругиваться часами, но в этот раз только обрадовалась. Они были так заняты друг другом, что я могла незаметно ускользнуть.

Я уже заметила человека, неспешно едущего на маленькой косматой лошадке по дороге впереди нас. За ним бежали ещё с полдюжины маленьких лошадей, плотно прижимаясь друг к другу и положив головы на спины соседей. Если бы я могла ехать — добралась бы до гор вчетверо быстрее, чем пешком.

Я придвинулась к Хинрику, понизила голос до шёпота.

— Как ты думаешь, не продаст ли тот человек мне лошадку? Можешь его спросить?

Как я и надеялась, Витор, Фаусто и Маркос так увлеклись перебранкой, что даже не заметили, как мы с мальчиком отошли.

Владелец лошадок несколько раз взглянул на меня, пока Хинрик объяснял, чего я хочу, но его лицо не выдавало, о чём он думает. Наконец, он махнул рукой в сторону маленького табуна, приглашая меня сделать выбор.

Я уже изучила маленьких коренастых мохнатых животных и указала на хорошенькую кобылу медового цвета, которая, в отличие от остальных, не выказывала признаков какой-либо травмы. Я призывала Хинрика поторопиться, договариваясь о цене, но кажется, в Исландии никакое дело не совершается в спешке.

Наконец, когда владелец лошадок, похоже, удовлетворился, и я уже собиралась потребовать свою лошадь и сесть, к своему огорчению, я увидела остальных, спешащих к нам по дороге.

— Отлично, мой мальчик, — сказал Фаусто. — Лошади — как раз то, что нам надо. Витор решительно вознамерился не позволить нам здесь отдохнуть. — Он возмущённо взглянул на Витора. Потом, в замешательстве, принялся разглядывать маленьких лошадок. Ни одна из них не была выше тринадцати ладоней, а он — высокий и крепкий мужчина. — Спроси у этого человека, где он держит коней покрупнее. Такие смогут нести нас не дольше мили.

Хинрик ответил, не трудясь переводить.

— Они легко пронесут вас мили на tölt [12].

— На чём? — поинтересовался Фаусто.

Хинрик наморщил нос от старания объяснить.

— Понимаете, это быстро. Не так, как галоп... но вас не будет подбрасывать, как на рыси. — Он пожал плечами, глядя в наши непонимающие лица. — Сами увидите. Не хотите ли купить пять — лишнюю для поклажи, и для меня тоже?

— Конечно же, для тебя тоже, мелкий паршивец, — ответил Фаусто. — Мы заплатили за тебя хорошие деньги. Ты идёшь с нами. Мы хотим оправдать потраченное.

Наши узлы сложили в кучу вместе с сушёной рыбой и маленьким железным котелком, многократно чиненым и залатанным.

Владелец нехотя согласился загрузить для нас лошадь, но только после того, как получил ещё одну монету за беспокойство. Он положил на бока лошади два куска свежего торфа, поверх них привязал хлипкую деревянную раму, утыканную колышками, и закрепил её под брюхом животного. Потом, используя длинную узловатую сеть, похожую на рыбачью, привязал к колышкам наши узлы.

Пока продавец работал, Фаусто с сомнением разглядывал каркас.

— Эта шерсть не продержится долго. Нет ли у тебя чего покрепче? Верёвки?

Исландец ненадолго задрал голову, хмурясь на морских птиц, скользящих под серым небом, как будто думал, что вопрос исходит от них. Потом продолжил свою работу, связывая жгуты шерсти так медленно, что казалось, ему вся зима потребуется, чтобы закончить.

Неподалёку собралась толпа из детей и взрослых. Они молча наблюдали, ловя каждое наше движение, как стая голодных бродячих котов, следящая за воробьями.

Со стоном возмущения от кропотливой работой исландца, Фаусто отпихнул его в сторону, выхватил шерстяные жгуты и стал плотно обматывать ими каркас, связывая под животом лошади.

— Давай скорее, пока у нас ещё есть шанс добраться к следующей деревне до темноты. У меня нет желания ночевать под открытым небом в этом чистилище.

К счастью, юбки у меня были достаточно широкими, чтобы взобраться на лошадь, хотя для такого низкорослого создания у неё оказалась очень широкая спина. Но как только я оказалась в седле, лошадь попыталась меня сбросить, и хозяин едва успел остановить её, схватив за шею. Я застонала, потирая колено, пульсирующее болью от того, что я сжала бока лошади, чтобы предотвратить падение.

— Он говорит, её зовут Гилитрутт, в честь жены тролля, — ухмыльнулся Хинрик. — Отпустите ноги. Если сожмёте — она понесётся стрелой. Не тяните поводья. Так она пустится в галоп.

— Тогда как же мне её останавливать, если я не могу её обуздать?

Хинрик пожал плечами.

— Она сама остановится... когда захочет.

Разбитая дорога, ведущая за деревню, позволяла нам ехать только по одному, хотя лошади, казалось, отчаянно хотели скакать рядом друг с другом, и прижимались к скалам, чтобы поместиться.

Мальчик ехал первым, за ним Маркос и Витор, который вёл за собой вьючную лошадь. За ними — я, позади — Фаусто, замыкающий шествие.

Хинрик вёл нас меж огромных холмов из чёрной земли и камней, наваленных вперемешку, слоями, как небрежно сложенные ломти хлеба.

Широкие реки, извивающиеся по долине, кишели лебедями, чомгами и утками, лёгкий ветер покрывал воду холмами и впадинами, как свежевспаханное поле. К зазубренным острым камням, торчащим из земли как ряды акульих зубов, прижимались огромные подушки зелёного мха, жёсткие травы оживляли пятна розовых странных растений, каких я никогда прежде не видела.

По склонам холмов протянулись длинные окна болот, сияющие в отражённом свете как обломки разбитого зеркала, травы с пушистыми белыми хохолками покачивались на ветру. Перед нами, вдали, в сером вечернем свете поднималась высокая гора, будто спящий гигант, с любопытством наблюдающий за подбирающимися к нему крошечными созданиями.

Над головой раздалось громкое карканье. Над вершиной чёрной скалы кружили два ворона, раскинув крылья, скользя на ветру и наслаждаясь полётом.

Внезапно я поняла, что это врата не в чистилище, а на небо. Это самое дикое и прекрасное место, какое я когда-либо видела.

Я обернулась, чтобы поделиться восторгом с отцом, как делала много раз, когда была маленькой, и он брал меня с собой ловить диких соколов. Но едва открыв рот, я вспомнила, что отец не скачет рядом, он лежит в тёмном подвале глубоко под землёй. Я глядела на небо, надеясь снова услышать тот крик, увидеть кружащие надо мной знакомые контуры соколов, но не видела ни тени птиц.