– Спасибо, что предупредила, – ответила Эмма, явно думая о чем-то своем. – Но давай не будем сейчас об этом тревожиться. Уверена, когда Элизабет приедет, близнецы уже будут в норме. А если им хочется у меня немного пожить, пускай живут. У тебя все, Эмилия? – спокойно спросила Эмма, хотя на самом деле ей не терпелось закончить этот разговор, как ни отвлекал он ее от мрачных мыслей.

– Боже! У меня совсем не остается времени! Я опаздываю! – всполошилась Эмилия. – Так что до свидания, бабушка! Вечером увидимся! Я побежала!

– До свидания... – Эмма уставилась на телефонную трубку, которую продолжала держать в руке, и рассмеялась: на том конце провода уже слышались гудки отбоя. Откинувшись на спинку стула, она недоверчиво покачала головой. – Я ни капельки не удивляюсь, что управляющих в моих магазинах начинает трясти, когда к ним прибывает Эмилия. Это же не человек, а ураган! – сказала она со смехом.

Улыбнувшись, Пола кивнула головой в знак согласия.

– Знаю, бабуля. Но зато никто лучше, чем она, не умеет работать! Думаю, имеет смысл послать ее на некоторое время в наш парижский магазин. Она там горы свернет.

– Но она ведь, по-моему, не знает французского? – возразила Эмма, удивленно подняв брови. – Если бы знала, то можно было бы подумать над твоим предложением.

Пола в упор взглянула на бабушку.

– Нет, знает. – Пола выпрямилась, сидя на диване. – Она давно берет уроки. – Чувствовалось, что внучка прощупывает ответную реакцию Эммы. – Она бы, я думаю, с удовольствием туда поехала. А для тебя это был бы самый лучший выход.

– Хорошо, подумаю, – ответила Эмма, приятно пораженная осведомленностью Полы.

Может быть, ее внучка права. Эмилия – хороший работник и на самом деле в состоянии справиться с теми проблемами, которые заботили ее, Эмму. Как и другие ее внуки, Эмилия уже давно трудилась в „Харт Сторз” и доказала, что любит и умеет работать по-настоящему. Да, решила Эмма, надо будет обязательно подумать над этим предложением. Но это потом. Сейчас необходимо решить более неотложные дела, связанные с семейным ужином. – Я уже составила план, кого куда посадить, – начала она, обращаясь к Поле и наливая себе вторую чашку чая.

Пола с интересом взглянула на бабушку, и на ее губах появилась мягкая улыбка:

– Да, бабушка, ты мне уже говорила, что собираешься это сделать. – В голосе Полы прозвучала нотка ожидания.

Эмма прокашлялась и продолжила:

– Мне кажется, я рассажу всех правильно. Те, кто не слишком-то ладят друг с другом, не окажутся у меня рядом. Правда, я тебе уже говорила, что уверена в одном – все будут вести себя за ужином очень корректно.

Эмма сунула руку в карман, и пальцы сразу же обвились вокруг лежавшего там листка бумаги, но вынуть свой план и показать Поле ей не захотелось.

– Надеюсь, что все именно так и будет, – произнесла внучка со смешком. – Народу наберется много, а ты ведь сама знаешь, как трудно, просто невозможно бывает управиться с некоторыми из тех, кто собирается приехать. Или я не права?

– Еще как права! – откликнулась Эмма, откидываясь на спинку дивана, куда она пересела, и пристально вглядываясь в лицо внучки. – Наверняка все они решили, что настал мой последний час, когда узнали про болезнь. Ведь так?

Пола бросила быстрый взгляд на бабушку: этот неожиданный вопрос явно застал ее врасплох, тем более что по лицу Эммы невозможно было ничего понять.

– Не знаю... – начала она задумчиво. – Может, и так...

Она колебалась, но затем верх взяла все же ее злость на своих родственников, заставившая ее высказаться откровенно.

– Бабушка, да они же все такие пиявки! Не понимаю, чего ты с ними возишься? Прости, это, конечно, твои дети, но меня всякий раз, когда я о них думаю, прямо трясет от злости.

– Ты не должна просить за это прощение, дорогая. Я ведь и сама прекрасно знаю, что они собой представляют, – произнесла Эмма с еле заметной улыбкой. – Я отнюдь не заблуждаюсь на их счет и вовсе не думаю, что они собираются тут, потому что действительно заботятся о моем здоровье. Мое приглашение они приняли в основном из любопытства. Стервятники слетаются, чтобы поглазеть на падаль. Только я еще не умерла – и в ближайшее время не собираюсь, – заключила она с сардонической усмешкой. Пола подалась вперед.

– Зачем же в таком случае ты их всех созываешь, бабушка? – медленно, чеканя каждое слово, проговорила она. – Ты ведь сама говоришь, что прекрасно знаешь им цену!

– Мне просто захотелось увидеть их всех вместе в последний раз, – загадочно улыбнувшись, ответила Эмма, и глаза ее холодно блеснули.

– Не смей так говорить, бабуля! Слышишь? – воскликнула Пола. – Ты совсем здорова! А следить за тобой в этот раз мы будем день и ночь! И черт с ними, со всеми этими делами и магазинами.

– Ты меня не так поняла. Когда я говорю „в последний раз”, то просто имею в виду, что больше приглашать их сюда на уик-энд не намерена. Вот и все, – спокойно разъяснила Эмма. – У меня как-никак есть небольшое семейное дело. Ну, и раз они, члены моей семьи, в нем задействованы, то, значит, должны здесь собраться. Все вместе. – Губы ее привычно сжались в узкую полоску, а глаза мрачно и решительно засверкали.

Тревога за бабушку сжала сердце Полы.

– Обещай, что не будешь из-за них расстраиваться! – воскликнула она обеспокоено, увидев непреклонное выражение на лице той. – И пожалуйста, никаких деловых обсуждений! Пусть этот уик-энд будет посвящен только отдыху. Подумаешь, неужели дела не подождут? – почти в сердцах крикнула Пола.

– Да подождут, подождут, – успокоила ее Эмма, пожав плечами, чтобы показать, что ничего особенного тут нет. – Речь идет о некоторых деталях, связанных с деньгами, положенными мною на их счета. Выяснение не займет особенно много времени. И, обещаю, расстраиваться я себе не позволю. – По лицу бабушки скользнула тень улыбки. – Я даже с интересом жду нашей встречи.

– О себе лично я этого сказать не могу, – осторожно заметила Пола. – Можно взглянуть на твой план?

– Конечно, дорогая.

И Эмма, слегка приподнявшись, глубже опустила в карман руку, словно обвивая пальцы вокруг сложенного листка бумаги, потом снова заколебалась и, наконец, решительным движением извлекла свой листок.

– Вот, пожалуйста! – С этими словами она протянула бумагу Поле и стала ждать ее реакции, затаив дыхание.

Взгляд внучки быстро пробежал содержание написанного. Эмма ни на секунду не сводила глаз с лица Полы: вот ее глаза на чем-то остановились, вот широко открылись, затем побежали дальше, вернулись к месту, которое ее привлекло. По лицу было заметно, что Пола теперь с крайним недоверием относится к содержанию плана.

– Но зачем это, бабушка? Зачем?! – В голосе внучки прозвучала нота озлобления. Полу всю так и передернуло, и листок, выскользнув из ее рук, упал на пол.

Эмма молчала, ожидая, пока не утихнет эта вспышка гнева.

– Зачем? – снова повторила Пола, вскакивая с места, лицо ее побледнело, губы тряслись. – Зачем ты все это делаешь, бабушка? Ты не имеешь права приглашать сюда завтра вечером Джима Фарли! Он что, тоже член семьи? Не желаю, чтобы он сюда приходил! Я этого не потерплю! Не потерплю! Ни за что! Как ты могла, бабушка?!

Пола бросилась к окну – по ее спине Эмма видела, что она изо всех сил старается не поддаваться своим эмоциям. Худые плечи были напряжены, лбом она прижималась к оконному стеклу, лопатки, обтянутые шелковым платьем, остро торчали, наполняя сердце Эммы щемящим чувством грусти и бесконечной жалости, словно боль Полы была ее собственной болью.

– Подойди ко мне и давай поговорим по душам, дорогая, – как можно мягче произнесла она.

Пола быстро повернулась – глаза ее потемнели от гнева.

– Я не хочу сейчас разговаривать с тобой, бабушка, извини. Во всяком случае о Джиме Фарли!

Она стояла у окна, напряженная как струна, в глазах сверкали молнии. Весь ее вид говорил о дерзкой непреклонности. От ярости она сжимала и разжимала кулаки. „Как могла бабушка не подумать о том, что она делает? Приглашать Джима Фарли на ужин было верхом жестокости и несправедливости. Откуда вдруг в бабушке появилось и то, и другое? – подумала Пола. – Никогда в жизни за ней этого не водилось”.