Как и следовало ожидать, казначей поначалу заявил, что я пытаюсь переложить на корпорацию свои собственные проблемы. Но я напомнил ему о предупреждении, которое сделал еще летом, а также о юридической ответственности за причиненный урон. Казначей, сознавая, что правда на моей стороне, не стал продолжать спор. Получив от него заверения, что канава будет вырыта не позднее чем завтра, я отправился в свою контору уже не в столь мрачном настроении.

Навстречу мне попались два адвоката; оба остановились и с любопытством уставились на меня. Я нахмурился и поглубже спрятал в карман скованную зловещим браслетом руку.

Мой клерк Скелли что-то сосредоточенно писал. Завидев меня, он вскочил со стула, глаза его за стеклами очков блеснули неподдельной радостью.

— Я молился за вас, сэр! — воскликнул он. — Представляю, как тяжело вам пришлось в диких краях, среди варваров. И вот наконец вы вернулись! Но я вижу, лицо у вас припухло? Вы нездоровы?

— Меня долго мучил гнилой зуб, который наконец выпал, — сказал я, вновь ощутив боль в десне.

Про себя я с удовлетворением отметил, что слухи о моем аресте пока не достигли Линкольнс-Инна. Впрочем, за этим дело не станет.

— Надеюсь, у нас все в порядке? — осведомился я.

Перед отъездом я передал дела, находившиеся в моем ведении, барристерам, которым имел все основания доверять.

— Да, сэр, все идет хорошо. На прошлой неделе брат Хеннеси выиграл дело, которое вы ему доверили.

— Вот как? Отлично.

Я немного помолчал и заметил с нарочитым равнодушием:

— Говорят, во всех корпорациях сейчас полно чиновников из Тайного совета. Они хотят выяснить, не связан ли кто из законников с заговором, который был раскрыт прошлой весной.

— Нет, сэр, у нас, слава богу, никаких чиновников не появлялось, — сморщив нос, сказал Скелли. — Наверное, они сначала принялись за Грейс-Инн.

До полудня я разбирался с делами, решая, какими из них необходимо заняться в первую очередь. Работы накопилось столько, что в ближайшие недели мне предстояло без продыху корпеть над бумагами. К счастью, награда, обещанная Кранмером, давала мне возможность расплатиться с долгами по закладной. Среди писем я обнаружил послание от кредитора, в котором тот осведомлялся, когда получит свои деньги. Я безотлагательно настрочил краткий ответ, сообщив, что рассчитаюсь с ним в самом скором времени. Потом, ощутив неодолимый приступ голода, отправился в обеденный зал.

За едой мысли мои крутились вокруг Мартина Дейкина. Что, если боль давней обиды еще не утихла и племянник отнюдь не разделяет желания дяди положить конец семейной ссоре? Для Джайлса это станет сокрушительным ударом. Я вновь с горечью осознал, что все мои заботы об умирающем старике неразрывно связаны с чувством вины перед отцом. Но, как бы то ни было, я поступаю так, как велят мне сердце и совесть.

По пути к воротам я заметил Билкнэпа, который только что вышел из конторы. Скорее всего, он увидел меня из окна.

— Брат Шардлейк! — возопил он, едва не подпрыгивая от восторга. — До нас тут дошли слухи о ваших увлекательных приключениях. Говорят, в Йорке сам король изволил обратить внимание на вашу персону, хотя отозвался о ней не слишком лестно. А потом вам пришлось воспользоваться гостеприимством смотрителей Тауэра.

И он устремил многозначительный взгляд на мою правую руку. Проклятый наручник с упорством, достойным лучшего применения, вновь выскользнул из-под манжеты.

— Вы что, решили оставить эту милую вещицу на память? — усмехнулся Билкнэп.

— Слухи о моем пребывании в Тауэре дошли до вас подозрительно быстро, — отрезал я. — Мне не составляет труда определить их источник. Ричард Рич — вот кто сообщил вам о моем аресте. Вне всякого сомнения, он этот арест и устроил.

— Ох, мастер Шардлейк, вы выглядите не лучшим образом. У вас сильно распухла щека, — с фальшивым сочувствием вздохнул Билкнэп.

Внезапно я с потрясающей ясностью вспомнил камеру пыток, невозмутимые лица палачей, треск вырываемого зуба. На несколько мгновений леденящий ужас овладел моей душой. Я моргнул, отгоняя прочь кошмарное видение, и устремил на своего недруга гневный взгляд. Тот поспешно отвел глаза в сторону.

— Вам, разумеется, известно, что тяжба, которую вы вели для Городского совета, закончилась ко взаимному удовлетворению, — сообщил он с издевательской улыбкой. — Каждая сторона заплатит свои судебные издержки. Полагаю, Городскому совету придется изрядно раскошелиться. Что до моих издержек, их возьмет на себя Палата перераспределения имущества.

— Иными словами, Рич.

— Точнее, двор. Ибо моя победа в этом деле имеет государственную важность. И потому она была неизбежна.

Он снял шляпу, отвесил мне преувеличенно почтительный поклон и пошел прочь.

— Мы с вами еще встретимся — и посмотрим, чья возьмет! — крикнул я ему в спину. — В честной борьбе победу одержу я, так и знайте, Билкнэп!

Он не счел нужным обернуться.

Я вышел на Канцлер-лейн и направился в Грейс-Инн, которая располагалась на другой стороне Холборна. В этот день дождь решил дать горожанам передышку, хотя небо оставалось пасмурным и неприветливым. Войдя в домик привратника, я осведомился, где находится Гарден-Корт. Получив необходимые указания, я пересек внутренний двор, наблюдая за стряпчими, сновавшими здесь так же озабоченно, как и в Линкольнс-Инне.

«С кем из них был связан Бернард Лок, кому он должен был передать документы? — спрашивал я себя. — Впрочем, вполне возможно, неведомый заговорщик уже арестован или покинул Лондон».

Я открыл дверь и очутился в просторном зале. Низенький упитанный клерк поднялся мне навстречу.

— Добрый день! — произнес я. — Меня зовут Мэтью Шардлейк, я служу в Линкольнс-Инне. Я разыскиваю законника, который практикует в Гарден-Корте. Его имя Мартин Дейкин.

Клерк в ответ пробормотал что-то нечленораздельное. Упоминание о Мартине Дейкине явно привело его в растерянность.

— Вам известно это имя?

— Да, сэр, но… Думаю, вам лучше поговорить с братом Филипсом. Прошу вас, подождите несколько минут.

И он поспешно вышел, оставив меня в полном недоумении. В сердце вновь ожила тревога. Растерянность клерка граничила с испугом, что наводило на самые неприятные подозрения. Вполне может быть, Дейкин арестован.

Я обвел глазами комнату. У стен стояло несколько столов, заваленных бумагами.

«Когда-то в этой палате служил Бернард Лок», — пришло мне на ум. Перед внутренним взором возникло его лицо, покрытое ожогами, и бессильно повисшие переломанные конечности. Я невольно содрогнулся.

— Брат Филипс хочет поговорить с вами, сэр, — провозгласил клерк, появляясь в дверях.

Судя по его лицу, он был чрезвычайно рад, что избавился от столь неудобного посетителя. Посторонившись, он пригласил меня войти.

Я оказался в кабинете, весьма напоминавшем мой собственный. За письменным столом восседал дородный барристер средних лет, который поднялся при моем появлении. Вид у него был утомленный, вокруг глаз — синева. Он поклонился и уставился на меня с выражением величайшей озабоченности.

— Брат Ральф Филипс, к вашим услугам, — представился он.

Едва заметный акцент выдавал в нем уроженца северных графств.

— Брат Мэтью Шардлейк, из Линкольнс-Инна.

— Вы разыскиваете брата Мартина Дейкина?

— Именно так.

— Не сочтите меня излишне любопытным, но могу я узнать: вы состоите с ним в родстве?

— Нет. Я всего лишь друг его дяди, брата Джайлса Ренна из Йорка. Он давно не имел вестей о своем племяннике и ныне прибыл в Лондон, рассчитывая с ним увидеться. Я познакомился с ним в Йорке, где оказался, сопровождая короля во время путешествия. Сейчас брат Ренн остановился в моем доме.

Я помолчал немного и добавил:

— Он в преклонных годах, к тому же страдает тяжким недугом.

— А! — тяжело вздохнул брат Филипс.

— Скажите наконец, что произошло! — произнес я несколько более резко, чем позволяли требования учтивости. — Он что, арестован? Обвинен в участии в заговоре? Я знаю, многие законники подверглись допросам.