— Дайте мне немного прийти в себя.

Я перевел дух и потряс головой.

— В последние дни я ощущаю себя человеком, оказавшимся в утлой лодчонке в открытом море. Огромные волны накатываются одна за другой, бросают мое жалкое суденышко из стороны в сторону, и одному богу известно, чем все это кончится.

— Ох, как бы мне хотелось оказаться на настоящей лодке, точнее, на корабле, — вздохнул Барак. — На корабле, который доставит нас в Лондон.

— Надеюсь, вскоре ваше желание исполнится. Кстати, вы заметили, что леди Рочфорд перепугалась не на шутку? Похоже, между королевой и Калпепером действительно что-то есть. Или старая интриганка боится утратить свое положение?

— Кто ее знает, — пожала плечами Тамазин. — Одно могу сказать: по слухам, Калпепер и Франциск Дерем на дух не переносят друг друга.

— Да, Дерем тоже имеет честь быть другом детства королевы, — задумчиво пробормотал я.

— Но как они отважились на подобный риск? — недоуменно вопросил Барак. — Похоже, все они лишились рассудка: и Калпепер, и королева, и леди Рочфорд.

— Леди Рочфорд производит впечатление до крайности взбалмошной особы, способной на любые безрассудства. Что до Калпепера… Судя по всему, он из тех, кто привык идти на поводу у своих желаний.

— Наглый расфуфыренный петух, — с отвращением бросила Тамазин.

Я вспомнил, что, по рассказам Барака, Калпепер пытался флиртовать с хорошенькой служанкой.

— Королева Кэтрин, конечно, еще совсем девочка, — добавила Тамазин. — Но все же она не настолько глупа, чтобы запасть на Калпепера.

— Ну, и что мы будем делать? — обратился ко мне Барак. — Будем молчать, как обещали старой мегере? Или расскажем обо всем Малевереру?

— Будем молчать. Я привык выполнять свои обещания. К тому же я не думаю, что леди Рочфорд имеет отношение к истории с похищенными документами. Скорее всего, она даже не знает об их существовании.

— Знаете, я тут попыталась расспросить слуг о Калпепере, — сообщила Тамазин. — Выяснилось, что при дворе он уже четыре года. Родом он из Гудхерста, это в Кенте. Иногда ездит домой навестить родных.

— Я вам очень признателен, Тамазин, — улыбнулся я, стараясь не показать, как заинтересовало меня это известие.

— А теперь я должна идти. Наверняка мистрис Марлин давным-давно меня хватилась.

Тамазин сделала нам реверанс и поспешила в дом.

— Девушка отлично держится, — заметил я, обернувшись к Бараку.

— На самом деле она совсем извелась от страха, только не подает виду, — буркнул он. — Знаете, что она сказала вчера? Вот бы, говорит, узнать наконец, кто он, мой отец. Вдруг он и в самом деле важная персона. Тогда нам было бы у кого искать защиты. Я ей на это ответил: будь он хоть самая крупная шишка, против короля он никто. А передряга, в которую мы вляпались, имеет к королю прямое касательство. Бедная Тэмми! На редкость разумная девчонка, но на своем неведомом папаше совсем свихнулась.

— Да, и как мы с вами уже решили, все ее предположения построены на весьма зыбкой почве, — кивнул я. — Кстати, весьма любопытно, что Калпепер, как выяснилось, родом из Кента. Хотел бы я знать, где он расположен, этот Гудхерст? Вдруг рядом с деревенькой под названием Брейбурн?

— От Кента до Йорка путь неблизкий, — равнодушно промолвил Барак. — Но сюда идет человек, который его проделал, — добавил он, заметив кого-то у меня за спиной.

Я обернулся и увидел сержанта Ликона, торопливо шагавшего к нам. Судя по встревоженному лицу молодого солдата, он нес дурную весть.

— Господи боже, какие еще беды на наши головы? — пробормотал я себе под нос.

Приблизившись, сержант приветствовал нас салютом. Как и во время нашей прошлой встречи в трапезной, держался он холодно и отстраненно.

— Я везде вас ищу, мастер Шардлейк, — произнес он. — Сэр Уильям Малеверер желает немедленно вас видеть. Сейчас он в камере сэра Эдварда Бродерика.

— А что случилось с Бродериком? — спросил я, предчувствуя недоброе.

События минувшей ночи заставили меня позабыть о собственных обязанностях по отношению к заключенному.

— На его жизнь совершено еще одно покушение.

Приказав Бараку ждать меня в нашем временном жилище, я вслед за Ликоном двинулся к зданию, в котором поместили узника.

— Как это произошло? — спросил я, едва поспевая за сержантом.

— Редвинтер воспользовался разрешением сэра Уильяма и вышел из камеры, чтобы немного размяться, — не замедляя шага, ответил Ликон. — Незадолго до этого арестант поел под его наблюдением. А минут десять спустя после ухода Редвинтера стражники услыхали какой-то странный звук и догадались, что арестанта рвет. Они вбежали в камеру и обнаружили его на полу в луже блевотины. Бедняга едва дышал. Солдаты позвали меня. Я приказал немедленно принести пива и соли, смешал их и заставил арестанта выпить. При отравлениях это первейшее средство. Потом я послал за доктором Гибсоном. Сейчас он у заключенного. Сэр Уильям Малеверер тоже там. Он просто рвет и мечет.

— Вы поступили чрезвычайно разумно, сержант.

Ликон промолчал. Про себя я вновь отметил, что по какой-то неведомой причине от прежней его приветливости не осталось и следа.

Мы миновали длинный коридор, шаги наши гулко отдавались по каменным плитам. Дверь в камеру Бродерика была открыта нараспашку, и оттуда доносился кислый запах рвоты. Несмотря на зловоние, в камере было полно народу. Двое солдат, стоя у постели Бродерика, поддерживали его в сидячем положении. Заключенный был смертельно бледен и, похоже, плохо понимал, что с ним происходит. Один из солдат открыл ему рот, давая доктору Гибсону возможность влить туда какого-то снадобья. Редвинтер понуро стоял в стороне. В глазах его, помимо злобы, я заметил отблески еще какого-то чувства. Возможно, то была растерянность. Малеверер, скрестив руки на груди, грозно хмурился. Он бросил на меня взгляд, не предвещавший ничего хорошего.

— Где вас черти носили? — процедил он.

— Я… я навещал мастера Ренна, сэр Уильям.

— Выйдем отсюда, — приказал Малеверер.

Редвинтер последовал было за нами, но Малеверер обернулся и рявкнул:

— А вы оставайтесь на месте! Арестанта вновь пытались убить, — бросил он, когда мы оказались в коридоре.

— Отравление?

— Редвинтер клянется, что лично надзирал за приготовлением пищи, сам принес ее заключенному и не сводил с него глаз, пока тот ел. А через десять минут Бродерик в корчах свалился на пол. Если Редвинтер не лжет, у злоумышленников не было никакой возможности подсыпать арестанту яд. Слова Редвинтера подтверждает сержант Ликон. Но в таком случае арестанта мог отравить один-единственный человек, — отчеканил он, многозначительно поджав губы. — И человек этот — сам Редвинтер.

— Но зачем ему это делать, сэр Уильям? К тому же он не мог не понимать, что, поступая подобным образом, подставляет себя под удар.

— Его соображения мне не известны, — процедил Малеверер, явно сознававший, как неубедительны его обвинения. — Мне известны лишь факты.

— Наверняка возможность подсыпать заключенному яд была у кого-то еще. Кто знает, что Бродерик находится в аббатстве?

— Всего несколько человек, — злобно тряхнув головой, буркнул Малеверер. — Но, вполне вероятно, они оказались слишком болтливы. Сейчас ни на кого нельзя полагаться.

— По словам сержанта Ликона, Редвинтер вышел из камеры, как только заключенный закончил свой обед, — сказал я. — Он отправился размять ноги. Что, если злоумышленник проник в камеру в его отсутствие?

— А как, скажите на милость, он проскользнул мимо караульных? — проворчал Малеверер. — И каким образом заставил Бродерика проглотить яд?

— Может быть, заставлять не потребовалось, — предположил я. — Вполне вероятно, Бродерик сам хотел умереть и с готовностью принял принесенную отраву.

Шум, донесшийся из камеры, заставил Малеверера обратить взор к дверям. Громко звеня цепями, которыми были скованы лодыжки арестанта, солдаты подняли его, усадили в кресло Редвинтера и вынесли в коридор. Вслед за ними вышел доктор Гибсон. Рубашку лекаря покрывали пятна, лицо побагровело от волнения.