Глаза Джайлса увлажнились слезами. Я понял, что, подобно мне, его томит чувство вины перед отцом, только чувство это было куда более сильным и пронзительным.

— Да, рассказ отца показался мне слишком невероятным. Но я решил во что бы то ни стало докопаться до правды. Отзвуки тех давних событий я искал в старинных документах и манускриптах. Вы не представляете, сколько лет подряд я рылся в книгах и рукописях! Многие из них находились под запретом.

— Именно благодаря этому вы и собрали свою изумительную библиотеку.

— Да, в скором времени я обнаружил, что книги привлекают меня сами по себе. Чтение стало моим любимым времяпрепровождением. Однако я не забывал о своей цели. Отыскать необходимые мне доказательства оказалось нелегко, ибо Тюдоры тщательно замели все следы.

— Так вы полагаете, они знают, что не имеют прав на престол? И нынешний король осведомлен о своем низком происхождении?

— Разумеется. Король-еретик знает, что является самозванцем. И его отец знал это. Только, разумеется, они убедили себя, что помимо права крови существуют иные права и этими правами они обладают в полной мере. Тот, кто сумел захватить власть, никогда не расстанется с ней добровольно. Особенно если власть эта так велика, как власть короля.

Джайлс помолчал, словно собираясь с мыслями.

— Итак, год проходил за годом, — вновь заговорил он. — Я съездил в Брейбурн, побывал на могиле деда и бабки, поговорил с местными жителями. Но лишь десять лет спустя, разбирая сундук с документами, от которых за ненадобностью отказался Йоркский кафедральный собор, я обнаружил парламентский акт, озаглавленный «Titulus Regulus». А потом в одном из домов лорда Перси увидел портрет Сесиль Невиль. За него заломили невероятную цену, и все же я его купил. Он до сих пор хранится в моей библиотеке, надежно спрятанный от посторонних глаз. На портрете герцогиня изображена сидящей за столом, на котором стоит столь хорошо знакомая нам обоим шкатулка. Шкатулка, которую мой отец берег до конца своих дней. А на пальце у Сесиль Невиль красуется вот это кольцо.

Джайлс махнул рукой, и изумруд сверкнул в свете лампы.

— Я неоднократно бывал в Лондоне. И отыскал нескольких человек, которые, подобно тому старику из Халла, помнили признание Сесиль Невиль. После смерти короля Эдуарда Четвертого она во всеуслышание объявила, что он является сыном простого лучника и потому его собственный отпрыск, юный принц Эдуард, не может претендовать на престол. Английский трон по праву принадлежал ее второму сыну, Ричарду. Мне пришлось проявить немало упорства и настойчивости, ибо по вполне понятным причинам очевидцы тех событий не желали вспоминать о них. Но деньги обладают способностью развязывать языки, и в конце концов мне удалось собрать изрядное количество письменных показаний.

Рука Джайлса вновь бессознательно устремилась к карману камзола.

— У меня исчезли все сомнения в том, что рассказ отца соответствует истине. Я всегда сокрушался о том, что мы с женой не имеем детей, но у бездетности есть свои преимущества. Будь я отцом большого семейства, я не мог бы позволить себе таких расходов. Не мог бы платить свидетелям, покупать книги и картины.

— Да, и в результате вы оказались владельцем огромной библиотеки, которую, кстати, завещали мне. Или это очередная выдумка, на которую вы пошли, дабы завоевать мою дружбу?

— Нет, что вы, — обиженно моргнул Ренн. — Я счастлив, что под конец жизни встретил человека, которому могу со спокойным сердцем оставить свои сокровища.

— Значит, вы полагаете, что я вас переживу? — усмехнулся я. — А я было думал, что вы вознамерились убить меня прямо сейчас.

— Я не хочу убивать вас, Мэтью, — отчеканил Джайлс, буравя меня взглядом. — Я хочу, чтобы вы были с нами. Я вижу: и сердцем, и разумом вы на нашей стороне. Вы сознаете, что представляет собой король, сознаете, что его жестокость уже принесла Англии много зла и способна принести еще больше.

— Итак, Джайлс, вы убедились, что рассказ вашего отца заслуживает полного доверия, — произнес я, словно не расслышав его слов. — Что же вы предприняли?

— Ничего, — вздохнул он. — Я по-прежнему бездействовал, вполне довольный собственной жизнью. А потом наступили суровые времена. Король женился на этой ведьме Анне Болейн и начал гонения на истинную веру. Бремя налогов с каждым годом становилось все более тяжким, притеснениям не было конца. До той поры жители Англии были вполне довольны своим королем, и, пожелай я выступить против него, я не нашел бы поддержки. Меня ожидала бы не только смерть, но и всенародное осуждение. К тому же я полагал, что не имею права подрывать королевскую власть, когда Англия пребывает в мире и благоденствии. Кровопролития я желал меньше всего на свете. Да, я помнил о клятве, данной отцу, но чувствовал, что время действовать еще не настало.

На лицо Джайлса набежала тень.

— А может, я был слишком ленив и не хотел расставаться со своей обеспеченной, налаженной жизнью, — с горечью произнес он. — И для того, чтобы обрести наконец мужество, мне понадобилось ощутить приближение смерти.

— А как вы повели себя, когда на севере разразилось восстание? «Благодатное паломничество»?

— К стыду своему, я по-прежнему оставался в стороне. Хотя всей душой желал повстанцам победы. Я полагал, что открою правду о короле, когда он уже лишится трона. Как видите, я был весьма малодушен и не хотел рисковать. В тысяча пятьсот тридцать шестом году, как вы помните, король объявил, что готов вступить с повстанцами в переговоры. Но то был всего лишь коварный трюк. Обманув доверие восставших, он послал на север войска, которые подавили мятеж огнем и мечом. Вы сами знаете, какая участь постигла Роберта Эска. В Совете северных графств теперь заседали приспешники и осведомители Кромвеля. При их пособничестве монастыри наши уничтожались, а земли отходили богатым купцам из Лондона. В край, некогда богатый и цветущий, пришли нужда и голод. Лишь тогда я понял, что более не имею права молчать и должен открыть миру тайну, способную пошатнуть трон короля-еретика. К тому же я обнаружил у себя первые признаки смертельной болезни и понял, что терять мне нечего. Увы, лишь близость смерти придала мне решимости.

— И вы присоединились к заговорщикам.

— Да. Я нашел в Йорке людей, стремящихся к свержению короля, рассказал им все, что знаю, показал документы. Мы опасались, что королевские шпионы, которые шныряли повсюду, расстроят наши планы. Было условлено, что я дождусь момента, когда весь Йоркшир поднимется против короля и вместе с шотландцами устремится на юг. Именно тогда я должен был предать огласке правду о происхождении фальшивого монарха. Товарищи мои не сомневались, что столь неожиданное разоблачение приведет его в полное смятение. Документы были вручены мастеру Олдройду, дабы он хранил их в своем доме. Я был нерасторжимо связан с заговорщиками. Обратного пути не было.

— Но заговор раскрыли.

— Среди нас оказался предатель. Мы до сих пор не знаем, кто он. Главари заговора были схвачены и подвергнуты пыткам. Кто-то из них не выдержал мучений и рассказал о существовании документов, доказывающих, что нынешний король ведет свое происхождение от простого лучника. Но моего имени этот человек не назвал, ибо никогда его не слышал. Старый уважаемый законник ни у кого не вызывал подозрений, и я избежал ареста. В отличие от сэра Эдварда Бродерика. Бродерик был одним из немногих заговорщиков, который знал обо мне все. Перед тем как его схватили, он пришел ко мне и приказал отвезти документы в Лондон. Там я должен был передать их нашим сообщникам. Бродерик не знал имен, сказал лишь, что многие законники Грейс-Инна разделяют наши взгляды.

— Бернард Лок, например. Но он мертв.

— Уверен, в Лондоне немало людей, которым не по нраву нынешняя власть. И я непременно их найду. Это последнее важное дело, которое я должен выполнить, прежде чем оставлю этот мир.

— Пока Бродерик был жив, вы, вероятно, не знали ни минуты покоя. Ведь он мог вас выдать.