– Нет! А там ведьма, что ли?

– Да еще какая! Страшная – во, – начала живописать волшебница, активно жестикулируя, чтобы еще больше сбить смотрителя с толку. – А уж как колдовала! Будто сам Святой Амайрил ей не указ. И все бы ничего, но из болота своего повадилась, глядь, выходить, и дань требовать. Ну мы собрались с народом, и того.

– Сожгли?!

– Поймали и голову отрубили, и к заду лицом приложили, все честь по чести, – на ходу сочинила Мист небылицу на основании одного из известных ей, но совершенно не рабочих обрядов изгнания нежити.

– Да что же вы так! Надо было жечь!

– А мы решили вот Святым отцам ее предъявить. И вот шли мы, шли .. вышли сюда, а тут во, Башня. Точно такая, как та, где мы ведьму скрутили. Вот и обознались, мил-человек. Уж прости нас.

– Да чего уж тут, – проворчал он, косясь на мешок с явным подозрением. – Только шли бы вы, добрые люди из Сарэна, дальше с вашей ношею.

– А вот сейчас мы и откланяемся, – сказала Мист и махнула рукой своей команде. – Спасибо за доброту, за понимание.

– Да уж будет вам, – отмахнулся тот. – Главное, чтоб крепко мы все стояли против гнильцовой отравы.

Мист старательно изобразила священный круг и забормотала молитву, и у Тилайны хватило сообразительности сделать вид, что она молится, тоже. Воин, конечно, без приказа и не подумал ничего сделать такого, но, к счастью, смотритель маяка на него и не смотрел.

Конечно, его можно было бы и убить, если что – это всегда оставалось вариантом. Но Мист, уходя с маяка в компании своих спутников, была уверена, что они поступили правильно.

Башня-маяк в самом деле стояла на отшибе – остальные дома растянулись на скалистом берегу намного правей, и Мист даже через центральную улицу своих не повела, предпочтя обойти краем, чтобы встретить как можно меньше людей. И тем более странно было ощутить снова уже почти подзабытое ощущение пристального, наблюдающего взгляда, которое внезапно снова вернулось вскоре после того, как они миновали Старый Авернер и двинулись по дороге, ведущей в Атенаум.

– Да что такое? – Мист покрутилась вокруг себя, пытаясь поймать след движения преследователя, но он был, наверное, слишком ловким, опытным и хитрым. Или просто не существовал.

– Что такое? – уточнила Тилайна, которая, видимо, или ничего не чувствовала, или значения не придавала.

– За нами кто-то следит, – Мист сощурилась, снова оглядывая придорожные кусты. – Ты разве не замечаешь?

– А разве за нами не должны следить?

– В каком смысле? – не поняла волшебница. В голове у нее тут же пронесся хоровод версий, одна другой краше, о том, что следят за ними какие-нибудь звери Оллар Риннтае, по совместительству – бессмертные стражи на службе Треллиона. И, конечно, Тилайна об этом знает, потому что так положено, а Мист просто не в курсе.

– Мы никогда не бываем одни, – заявила эльфийка, воздевая указующий перст к небесам. – Дея всегда с нами, в наших помыслах, и следит за нами глазами солнца.

Мист на всякий случай даже глянула на небо, но ощущение сверлящего затылок взгляда никуда не делось.

– Из каких-то странных мест смотрит твоя Дея, – не согласилась Мист.

– Дея смотрит только из правильных, – нравоучительно сказала Тилайна, а Мист только махнула рукой. Воин, правда, оставался спокоен – значит, следящие все-таки могли не быть проблемой. Или быть проблемой – но не дня сегодняшнего, как это обычно бывает со всеми проблемами.

В любом случае, ощущение слежки было единственным их спутником на долгое время, пока их не нагнал какой-то караван. Мист, пожевав губу, признала это за знак судьбы.

– Эй, почтеннейший! А места не найдется до Атенаума для уже вконец одичавших путников?

– Отчего же нет? – отозвался, видимо, сам мастер-караванщик, ехавший первым вместе с бойцом охраны. – По монете, серебряной, что ли, давайте с носа, ну и еда отдельно.

– Идет, – согласилась Мист и, покопавшись по карманам и кармашкам, выгребла искомую сумму. Караванщик, протерев монетки о долгополую куртку, степенно попробовал каждую на зуб. Мист бы ему отсоветовала, если бы имела возможность, потому что в ее карманах за последние годы что только не перебывало, от волос Мейли-из-Сполохов и кладбищенской пыли до ядовитых растений, и вряд ли все оставшиеся следы было легко убрать такой простецкой гигиенической операцией. Впрочем, караванщик замертво, к счастью, не упал. Просто кивнул за спину, на телеги, медленно продвигавшиеся мимо них все это время.

– Забирайтесь.

Мист подхватила Тилайну за руку и зашагала вперед, выискивая пространство посвободней, чтобы не отпускать от себя никого из двух своих проблемных спутников. Насколько проще было с Торреном, который сам кого хочешь мог защитить и прикрыть – не только чисто физически. И с Эррахом, который, при всей своей академичной натуре, никак не мог считаться оторванным от жизни наивным цветочком. Но сейчас у Мист было то, что было.

– Надо было сгонять в Имрейс, – пробормотала она, втягивая Тилайну на одну из повозок. – И уговорить Терновника со мной пойти. Вот уж кто был бы идеальным коллегой по приключениям!

– Мирт, ты о чем? – шепотом спросила Тилайна.

– Не болтай, – попросила ее Мист так же тихо, но очень, очень грозно.

Тилайна зажала себе рот обеими руками и села, стараясь не отсвечивать. С другой стороны в коленки Мист уперлись ноги Воина, который тоже занял место рядом с ней, и девушка, наконец, смогла оглядеться. На них с интересом пялилось несколько пар глаз, но, к счастью, в какой-либо мере знакомых рож Мист не обнаружила. Или не вспомнила – и эта внезапная мысль была немного тревожной. Такое же тоже могло быть: то, что Мист по жизни мало обращала внимания на других людей, вовсе не значило, что ей самой всегда удается прошмыгнуть незамеченной.

– Здрасьте, – собравшись с заемной веселостью Торрена, сказала она. – А Вы тоже молельцы все?

– Я-то на моление, – тут же с охотой отозвалась старушка, сидящая напротив Тилайны. – Буду, стал быть, отмаливать у Эйна и святого Амайрила внучку своему выздоровления.

– И я на моление, – отозвался огромный волосатый мужик в углу, по которому трудно было себе представить, что он вообще это умеет. – Везу вот в церкву оклад для статуи в дар, чтобы отмолиться.

– А за что отмолиться? Если не тайна какая, – подтолкнула его к рассказу Мист. Этому, наверное, ее тоже научил Торрен: переводить разговор на других людей, которые охотно начинали рассказывать про себя и начисто забывали о странностях вопрошающего. Главное - немного искреннего интереса и внимания.

– Так вот это, – мужик смешался и погладил свой увязанный в ткань дар. – Гневлив я. Прибил тварь эйнову молотом, когда заготовка не удалась.

– А что за тварь? – спросила Мист, и мужик еще ниже опустил голову.

– Да жену свою, – ответил его сосед, вертлявый, тощий и какой-то весь крысявый, иначе и не скажешь. – Та еще тварь была, видимо.

– Ах ты ж, – замахнулся на него кузнец, но бабка тут же подскочила и схватила его за поднятую руку.

– Да что ж тебя, не отмолишься же, дурень! – кузнец проворчал что-то злое, бухтя, как дикий зверь, но уселся обратно смирно. – А ты, пакость, молчал бы!

– А с чего бы я пакость? – возмутился крысявый. – Я-то женку не убивал молотом! Я может просто святым местам поклониться иду, по велению простому и зову души, не то, что некоторые, грехи замаливать.

Воин внезапно качнулся вперед, выбрасывая вперед руку, и замер, как змея перед броском: только вот добыча уже была зажата в его пальцах. Он сжимал запястье вертлявого мужика, и тот, разжимая от боли руку, выронил чей-то тощий кошель с деньгами.

– Батюшки, мой кошель! – ужаснулась бабка, ощупывая свои карманы в недоумении, а потом подхватывая свою собственность и принимаясь пересчитывать деньги. – Ворюга! Что ж за беда такая! Пусть из каравана его вон!

– Да я просто поднял его, выронила ты, старая, – возмутился он, пытаясь выкрутить свое запястье из продолжающей сжиматься руки Воина. Тот умел пережимать очень эффективно – не ослабляя давления, не теряя нажима, пока жертва не начинала орать или трескаться. Мист не проверяла это на себе, но зато некоторые не очень ценные предметы мебели пострадали.