Сразу же после завершения войны с Японией, в октябре 1945 г., Сталин уехал в первый за много лет отпуск на юг[528]. График отпусков Сталина в последние годы его жизни сместился ближе к осени. Он уезжал из Москвы в августе-сентябре и возвращался чаще всего в декабре. Видимо, относительно хорошие летние месяцы он предпочитал проводить на ближней даче, а когда погода в Москве портилась, перебирался на юг. Послевоенные отпуска Сталина становились все длительнее. В 1946–1949 гг. они составляли три – три с половиной месяца. В 1950–1951 гг. – четыре с половиной месяца[529]. В значительной степени Сталин вел на юге тот же образ жизни, что и в Москве. Он ежедневно получал почту и вел переписку с соратниками. Принимал посетителей. Обычными как для московской, так и для отпускной жизни были многочисленные застолья, игра в бильярд. Вместе с тем быт на южных курортах имел свою специфику. Сталин принимал ванны, гулял, по-прежнему любил путешествовать. В 1947 г. он выразил желание поехать в Крым из Москвы на автомобиле. Однако из-за плохих дорог смог доехать только до Курска, где пересел на поезд. Долгие автомобильные поездки, видимо, осложнял также ревматизм Сталина. По некоторым воспоминаниям, он предпочитал ездить не на заднем мягком кресле автомобиля, а на жестком откидном[530]. Несмотря на это, по давней привычке Сталин не засиживался на юге на одном месте. Он переезжал между дачами, количество которых росло[531]. Временами на юг к Сталину приглашались дочь и сын. Происходило своеобразное воссоединение семьи, невозможное по разным причинам в Москве.

Многомесячные отъезды на юг после войны чередовались с длительными безвыездными пребываниями Сталина на московской даче. Он все реже появлялся в своем служебном кабинете в Кремле. Здоровье Сталина становилось все хуже. Он, как и прежде, страдал от болей в животе, расстройств желудка, сопровождавшихся высокой температурой, болезней горла, простуд, гриппа. Прогрессировал атеросклероз[532]. Несмотря на отдельные попытки, Сталин уже просто не мог изменить привычный малоподвижный образ жизни. Обильным и вряд ли здоровым было меню многочисленных ночных ужинов. «Выбор еды и напитков был огромным, преобладали мясные блюда и разные сорта водки», – свидетельствовал югославский функционер М. Джилас, несколько раз посещавший сталинскую дачу в 1940-е годы[533]. Руководитель коммунистической Венгрии М. Ракоши вспоминал:

С окружающими Сталин все чаще заговаривал о старости и необходимости выдвижения молодых руководителей[535]. Однако в глубине души, несомненно, надеялся на лучшее. В ноябре 1949 г. в ответ на пожелание албанского лидера Э. Ходжи ста лет жизни Сталин пошутил: «Это мало. У нас в Грузии имеются старики, которым 145 лет, и они еще живы»[536]. «Последние годы ему хотелось здоровья, хотелось дольше жить», – утверждала дочь Сталина Светлана[537].

В 1952 г., в последний год жизни, Сталин не поехал на юг. Однако и в своем кремлевском кабинете он появлялся всего раз в неделю – 50 раз за год. 21 декабря 1952 г. у Сталина на даче последний раз побывала дочь Светлана. Отмечали день рождения. «Он плохо выглядел в этот день. По-видимому, он чувствовал признаки болезни, может быть, гипертонии – так как неожиданно бросил курить и очень гордился этим – курил он, наверное, не меньше пятидесяти лет», – вспоминала Светлана[538]. Болезнь Сталина ко времени этого праздничного застолья зашла далеко. Проведенное через два с половиной месяца вскрытие умершего Сталина выявило сильное поражение артерий головного мозга. Их просвет был резко сужен[539].

В публикациях о смерти Сталина вполне закономерно ставится вопрос о том, в какой мере ее причиной стало некачественное лечение. Широко распространено мнение, что в последний период жизни в связи с арестами «врачей-вредителей» из правительственных больниц Сталин вообще не получал медицинской помощи. Дочь Сталина Светлана Аллилуева писала об этом так:

Нужно, однако, заметить, что Светлана Аллилуева в данном случае плохой свидетель. Отца она видела редко, о его жизни знала мало. В ее заметках мы имеем дело скорее с субъективными представлениями о событиях, чем с точным знанием их сути. Неизвестны также архивные документы, которые могли бы ответить на вопрос, получал ли Сталин врачебную помощь в последние месяцы жизни. Нет работ об уровне кремлевской медицины в то время, о том, могла ли она спасти пациента номер один. Нельзя исключать, что дело было не в медицине. Просто пришел срок.

Столь же недоказуемыми в силу недостатка информации о реальном состоянии здоровья Сталина являются предположения о воздействии болезни на его решения и поступки. Уже упоминавшийся врач Мясников утверждал, что сильный склероз мозговых артерий, выявленный у Сталина, должен был сказываться на его характере и действиях:

Эти наблюдения известного врача вполне сочетаются со свидетельствами охранников и соратников Сталина. В последние месяцы жизни Сталин перестал заранее сообщать охране маршруты своих поездок, называя пункт назначения уже в пути. Однажды он потребовал везти его не привычной дорогой, а в объезд, заявив охранникам: «Вы возите меня по одному и тому же маршруту. Под пули возите!» Он начал терять ориентацию во времени: «Спросив у охранника, который час, и получив ответ (к примеру, 6 или 7 часов), он уточнял: утра или вечера»[542]. Даже самый преданный из соратников вождя, В. М. Молотов, признавал: «По-моему, в последние годы Сталин не вполне владел собой»[543]. Дочь Светлана, несомненно любившая отца и старавшаяся создать его максимально теплый, человеческий образ, с горечью вспоминала: