– А Алина?
Филип даже вздрогнул. У него никогда и в мыслях не было попросить у нее взаймы. После овчинной ярмарки у Алины, должно быть, будет фунтов двести.
– Но ей самой нужны деньги. И, кроме того, христиане не занимаются ростовщичеством. Если она одолжит мне деньги, ей не на что будет делать свои закупки. Хотя... – Пока Филип говорил, у него зародилась новая идея. Он вспомнил, как Алина хотела скупить у него весь годовой настриг. Не исключено, что здесь можно было что-нибудь придумать... – Думаю, с ней надо поговорить, – задумчиво произнес он. – Где она сейчас? Дома?
– Наверное. Утром я ее видел.
– Пойдем, Франциск. Ты встретишься с замечательной женщиной, – сказал Филип, и, оставив Тома, они поспешили в город. У Алины было два стоявших рядышком дома неподалеку от западной стены монастыря. В одном она жила, а другой использовался под склад. Она была очень богатой и, возможно, могла бы помочь монастырю заплатить Мод этот грабительский налог за разрешение на открытие рынка. Зародившаяся в голове Филипа идея начинала принимать конкретные очертания.
Они застали Алину на складе следившей за разгрузкой телеги с тюками шерсти. Она была одета в парчовое платье такого же фасона, какое было на Мод; волосы убраны под полотняный чепец. Она держалась как всегда властно, и двое мужиков, разгружавших телегу, без лишних вопросов послушно выполняли ее распоряжения. Алину уважали все, хотя – странно – близких друзей у нее не было. Она тепло поздоровалась с Филипом и сказала:
– Когда мы услышали о битве при Линкольне, мы так испугались! Ведь тебя могли убить! – В ее глазах светилось искреннее участие, и Филип был тронут, узнав, что есть люди, которые беспокоятся о нем. Он познакомил ее с Франциском.
– Ну как, нашел правду в Винчестере? – спросила Алина.
– Не совсем, – ответил Филип. – Принцесса Мод разрешила нам открыть рынок, а каменоломню отобрала. И это бы еще ничего, но она требует за свое разрешение сто фунтов.
– Вот кошмар! – воскликнула потрясенная Алина. – А ты сказал ей, что все доходы от рынка пойдут на строительство собора?
– Ну конечно.
– Где же ты найдешь сто фунтов?
– Я подумал, может, ты поможешь.
– Я?! – опешила Алина.
– Через несколько недель, после того как ты продашь фламандцам свою шерсть, у тебя будет фунтов двести, а то и больше...
Алина выглядела явно озадаченной.
– Я бы с радостью дала тебе эти деньги, но мне они нужны, чтобы в следующем году купить новую шерсть.
– А помнишь, ты хотела купить у меня всю шерсть?
– Да, но теперь уже поздно. Я хотела купить ее в начале сезона. А кроме того, ты и сам можешь ее продать.
– Я вот что думаю... – Филип замялся. – А не хотела бы ты купить у меня шерсть следующего года?
– Но у тебя же ее еще нет. – Алина нахмурила брови.
– Но я могу продать тебе ее заранее.
– Как это?
– Очень просто. Ты заплатишь сейчас, а шерсть получишь в следующем году.
Алина просто не знала, как отнестись к подобному предложению: о таких сделках ей еще не доводилось слышать. Для Филипа это тоже было ново: он только что сам все это и придумал.
Наконец она медленно, взвешивая каждое слово, проговорила:
– Но мне придется предложить тебе несколько меньшую цену, чем ты мог бы получить. Более того, цена на шерсть к следующему лету может еще подняться – сколько лет я занимаюсь этим делом, так бывает каждый год.
– Ну, тогда я немного потеряю, а ты немного выиграешь, – сказал Филип. – Но зато я смогу еще год продолжать строительство.
– А что ты будешь делать потом?
– Не знаю. Может быть, опять продам тебе шерсть следующего года.
Алина кивнула:
– В этом что-то есть.
Филип взял ее за руку и заглянул в глаза.
– Если ты согласишься, Алина, ты спасешь собор! – с жаром проговорил он.
– Ты ведь тоже меня однажды спас, – как-то торжественно заявила девушка.
– Было дело...
– Ну вот я и отплачу тебе тем же.
– Да благословит тебя Господь! – В порыве благодарности он обнял ее, однако, вспомнив, что она женщина, поспешно отпрянул. – Не знаю, как тебя благодарить. У меня просто не было выхода.
Алина засмеялась:
– Я вовсе не уверена, что заслуживаю благодарности. Вполне возможно, на этой сделке я хорошо заработаю.
– Я надеюсь.
– Ну, тогда давайте скрепим наше соглашение чарочкой вина, – предложила она. – Вот с возчиком только расплачусь.
Телега уже стояла пустая, а шерсть была аккуратно уложена. Филип и Франциск вышли на улицу, оставив Алину разбираться с хозяином телеги. Солнце уже клонилось к закату, и строительные рабочие начали возвращаться по домам. Настроение Филипа вновь поднялось. Несмотря на все трудности, он нашел способ продолжить строительство.
– Слава Богу, что есть Алина! – воскликнул приор.
– Ты даже не сказал мне, что она такая красавица, – заметил Франциск.
– Красавица? Да, пожалуй...
Франциск рассмеялся:
– Филип, да ты же слепец! Она одна из самых прекрасных женщин, которых мне довелось видеть. Она вполне способна заставить любого священника забыть о своем сане.
Филип строго посмотрел на Франциска:
– Негоже тебе вести подобные речи.
– Извини.
Алина вышла и закрыла склад. Они направились в ее дом. Это было просторное жилище с большой гостиной и отдельной спальней. В углу стояла бочка с пивом, с потолка свисал копченый окорок, а стол был застелен белой скатертью. Средних лет служанка наполнила из бутыли серебряные стаканчики. Дом Алины был очень уютным. «Если она так красива, – подумал Филип, – почему же тогда не выходит замуж?» В ухажерах у нее недостатка не было: к ней сватались почти все женихи графства, но всем им она отказала. Филип чувствовал к ней такую благодарность, что искренне желал ей счастья.
Однако мысли Алины все еще были заняты делами.
– Но до завершения ярмарки в Ширинге денег у меня не будет, – сказала она, когда все выпили за успех их сделки.
Филип повернулся к Франциску:
– Как думаешь, Мод подождет?
– Долго?
– Ярмарка начнется через три недели.
Франциск кивнул:
– Я ей скажу. Подождет.
Алина сняла свой чепец и, тряхнув черными кудрями, устало вздохнула:
– Дни такие короткие! Ничего не успеваю. Хочу прикупить еще шерсти, но прежде нужно найти достаточно возчиков, чтобы свезли все это в Ширинг.
– А в следующем году у тебя будет еще больше, – заметил Филип.
– Жаль, что мы не можем заставить фламандских купцов приезжать прямо сюда. Это было бы гораздо удобнее.
– Почему? Приглашайте, ради Бога, – возразил Франциск.
И Филип, и Алина уставились на него.
– Каким образом? – спросил Филип.
– Проводите собственную овчинную ярмарку.
Филип начал понимать, к чему клонит его брат.
– А мы можем?
– Мод дала вам точно такие же права, какие имеет Ширинг! Я сам писал вашу грамоту. Если Ширинг проводит ярмарки, то и вы можете.
– А что, – воскликнула Алина, – это было бы просто замечательно: нам не пришлось бы больше возить все эти тюки в Ширинг. Мы могли бы здесь заключать сделки и прямо отсюда отправлять шерсть аж во Фландрию!
– Это еще мелочи, – взволнованно проговорил Филип. – Овчинная ярмарка за неделю приносит такой же доход, как воскресный рынок – за год. Конечно, в этом году мы уже опоздали, но в Ширинге мы оповестим всех, что собираемся проводить собственную ярмарку, и объявим точные сроки ее проведения.
– Для Ширинга это обернется огромными последствиями, – заявила Алина. – Ты да я – крупнейшие продавцы шерсти в графстве, и, если мы оба уйдем из Ширинга, от тамошней ярмарки не останется и половины.
– И Уильям Хамлей потеряет уйму денег, – добавил Франциск. – Он будет как взбесившийся бык.
Филип вздрогнул от отвращения. Взбесившийся бык – это как раз то, что из себя представляет Уильям.
– Ну и что? – махнула рукой Алина. – Если Мод дала нам разрешение, бояться нечего. Здесь уже Уильям не сможет помешать, так ведь?