— Ну, у вас, может быть, что-нибудь и вышло бы, если бы вы удумали что-то поправдоподобнее, — сказал мальчик. — Но ведь у Квоута меч был серебряный, это все знают!

Он снова стрельнул глазами в сторону меча на стене.

— И звался он не «Глупость», а «Кайзера», убийца поэтов.

Услышав это, трактирщик слегка отшатнулся.

— Убийца поэтов?

Аарон упрямо кивнул.

— Да, сэр. И писец вот этот ваш правильно говорит. У него был плащ, сплошь сотканный из паутины и теней, и на каждом пальце он носил по кольцу. Как же там говорится?

Ученик кузнеца нахмурился.

— Вот дальше не помню. Там что-то было про огонь…

Лицо трактирщика сделалось непроницаемым. Он окинул взглядом свои руки, неподвижно лежащие на стойке, и, помолчав, прочитал:

— Вот-вот, — улыбнулся Аарон. — Где же они у вас, эти кольца? Может, вы их под стойкой прячете?

И он привстал на цыпочки, словно пытаясь заглянуть за стойку.

Коут смущенно улыбнулся.

— Да нет. Нету их у меня.

Тут оба вздрогнули: Баст с размаху шваркнул на стойку холщовый мешок.

— Вот, нате, — резко сказал Баст. — Этого вам с Картером на пару дней с запасом хватит.

Аарон взвалил мешок на плечи и повернулся, чтобы уйти, потом остановился, замялся и оглянулся на двоих, стоявших за стойкой.

— Терпеть не могу просить об одолжениях… Старый Коб обещался приглядывать за моей мамкой, но…

Баст вышел из-за стойки и принялся подталкивать Аарона к двери.

— Я так думаю, что с ней все будет в порядке. Я и к Розе могу заглянуть, если хочешь.

Он ухмыльнулся широкой, сластолюбивой улыбочкой.

— А то вдруг ей будет грустно, одиноко…

— Да, пожалуйста, сделай милость! — сказал Аарон с облегчением. — А то она была так расстроена, когда мы расставались! Она действительно нуждается в утешении.

Баст, который уже протянул руку, чтобы распахнуть дверь трактира, замер на месте и недоверчиво уставился на широкоплечего парня. Потом покачал головой и открыл-таки дверь.

— Ну ладно, ступай. Желаю тебе как следует поразвлечься в большом городе. Воды тамошней только не пей.

Закрыв дверь за Аароном, Баст уперся лбом в доски, как будто внезапно очень устал. «Она действительно нуждается в утешении», — повторил он, словно не веря собственным ушам.

— И я еще говорил, будто этот парень умный! Беру свои слова обратно.

Он снова развернулся к стойке и, обвиняющим жестом указывая на закрытую дверь, произнес, обращаясь ко всем присутствующим сразу:

— Вот что бывает, когда каждый день имеешь дело с железом!

Трактирщик невесело хохотнул и облокотился на стойку.

— Вот тебе и легендарный златоуст!

Баст презрительно фыркнул.

— Реши, да он просто придурок!

— И что, мне должно быть легче от того, что я даже придурка убедить не сумел?

Хронист неуверенно кашлянул.

— Да нет, это скорее говорит о том, что вы очень хорошо вошли в роль, — сказал он. — Вы так убедительно разыгрывали перед ними трактирщика, что они уже не могут представить вас никем другим.

Он обвел жестом пустой зал.

— По правде говоря, меня удивляет, что вы были готовы рискнуть своей здешней жизнью только ради того, чтобы спасти мальчишку от армии.

— Да было бы чем рисковать, — сказал трактирщик. — Разве это жизнь?

Он выпрямился, обошел стойку, подошел к столу, за которым сидел Хронист.

— Я ведь в ответе за каждого, кто погиб на этой дурацкой войне. Я просто надеялся спасти хотя бы одного из них. Но, похоже, мне даже это не по плечу.

Он рухнул на стул напротив Хрониста.

— На чем мы вчера остановились? Нет смысла повторяться, если можно без этого обойтись.

— На том, как ты призвал ветер и Амброз отчасти получил то, на что давно нарывался, — напомнил Баст, стоящий у дверей. — И на том, как ты раскис из-за своей ненаглядной.

Коут поднял голову.

— Я не раскисал, Баст!

Хронист взял свой плоский кожаный портфель и достал из него лист бумаги, на три четверти исписанный мелким, убористым почерком.

— Я могу зачитать последнюю часть, если хотите.

Коут протянул руку.

— Я достаточно хорошо помню ваш шифр, чтобы прочесть его самому, — устало сказал он. — Дайте сюда. Может быть, это поможет прокачать насос.

Он покосился на Баста.

— Если собираешься слушать, иди сюда и сядь. Я не хочу, чтобы ты нависал надо мной.

Баст поспешно уселся. Коут тем временем перевел дух и просмотрел последнюю страницу вчерашних записей. Трактирщик надолго умолк. Сначала он скептически поджал губы, но потом едва заметно улыбнулся.

Он задумчиво кивнул, не отрывая глаз от страницы.

— Большую часть своей короткой жизни я стремился попасть в Университет, — сказал он. — Мне хотелось попасть туда еще до того, как погибла моя труппа. До того, как мне стало известно, что чандрианы не просто одна из сказок, которую рассказывают вечером у костра. До того, как я принялся разыскивать амир.

Трактирщик откинулся на спинку стула, усталое выражение исчезло с его лица, он сделался задумчивым.

— Мне казалось, что, как только я попаду в Университет, дальше все будет просто. Я выучусь магии и получу ответы на все вопросы. Я думал, все будет просто, как в сказках.

Квоут улыбнулся немного смущенно, от чего его лицо на удивление помолодело.

— И, возможно, так бы оно и вышло, не будь я наделен особым даром наживать врагов и влипать в неприятности. Я хотел всего-навсего играть на лютне, посещать занятия и получать ответы на вопросы. В Университете было все, чего я хотел. И мне хотелось одного — остаться там.

Он кивнул, отвечая своим мыслям.

— Вот с этого мы и начнем.

Трактирщик вернул лист Хронисту, тот рассеянно разгладил его ладонью. Потом открыл чернильницу и обмакнул перо в чернила. Баст в нетерпении подался вперед, улыбаясь, как возбужденный ребенок.

Сверкающие глаза Квоута обвели помещение трактира, вбирая все, что он видел вокруг. Он глубоко вздохнул, неожиданно просиял и на миг сделался вовсе не похож на трактирщика. Взгляд у него стал светлый и пронзительный, глаза зеленые, как молодая трава.

— Ну что, готовы?

Каждая четверть в Университете начиналась одинаково: студенты тянули жребий, и за этим следовали экзамены. Экзамены были неким неизбежным злом.

Я не сомневаюсь, что изначально замысел был вполне разумный. Я мог себе представить, что в прежние времена, когда Университет был гораздо меньше, экзамены были нормальным собеседованием — возможностью обсудить с магистрами то, чему ты успел научиться. Диалогом. Дискуссией.

Но в наше время в Университете училось более тысячи студентов. Теперь магистрам было не до дискуссий. Вместо этого каждого из студентов забрасывали градом вопросов, на которые нужно было ответить в течение нескольких минут. Поскольку беседы длились недолго, всего один неверный ответ или секундное замешательство могли серьезно повлиять на твою плату за обучение.

Перед экзаменами студенты зубрили как одержимые. После них они напивались, чтобы отпраздновать удачу или смягчить горечь поражения. По этой причине на протяжении одиннадцати экзаменационных дней большинство студентов выглядели в лучшем случае замороченными и измотанными. В худшем же случае они слонялись по Университету, как шаркуны, посеревшие и с кругами под глазами от недосыпа, или с перепою, или от того и другого сразу.