— Негде мне спать, — отвечал старик. — Нынче ночью я искал себе приюта, но так и не сумел его вымолить.

— Ну, так заночуй у нас, коли хочешь! Мы тебя и ужином накормим, если не побрезгуешь. Нехорошо идти весь день и всю ночь напролет.

Красивый бородатый мужчина выступил из-за серых камней, взял старика под локоть и повел к костру.

— У нас нынче гости! — провозгласил он.

Впереди зашевелились, однако ночь была безлунна, а пламя пряталось в глубокой костровой яме, так что нищему мало что было видно.

— Для чего вы так прячете свой костер? — с любопытством спросил он.

Хозяин вздохнул.

— Далеко не все нас любят. Безопаснее не попадаться на глаза. И к тому же костер у нас нынче ночью не так велик.

— Отчего же? — полюбопытствовал нищий. — Деревьев вокруг немало, дров добыть нетрудно.

— Да мы уж пробовали набрать хворосту, — объяснил бородатый. — Однако нас обозвали ворьем и осыпали стрелами.

Он пожал плечами.

— Ничего, сегодня обойдемся, а завтра видно будет.

Он покачал головой.

— Однако же я слишком много болтаю! Пить хочешь, отец?

— Водички бы не помешало, коли найдется.

— Брось, у нас и вино найдется!

Нищий давно уже не пробовал вина, и от одной мысли о вине у него потекли слюнки. Однако же он знал, что пить вино на пустой желудок, когда ты весь день провел на ногах, не годится, и потому ответил:

— Вы очень добры, благослови вас боги. Однако же с меня довольно будет и воды.

Человек, что держал его под руку, улыбнулся.

— Что ж, тогда ты получишь и воды, и вина, чего захочешь.

И, сказавши так, подвел нищего к бочонку с водой.

Старый бродяга наклонился и зачерпнул ковш воды. Когда он пригубил воду, она оказалась прохладной и свежей, однако он ненароком заметил, что бочонок почти пуст.

Однако, невзирая на это, хозяин сказал ему:

— Зачерпни еще воды, смой пыль с рук и лица. Сразу видно, что ты немало времени провел в дороге.

И нищий зачерпнул второй ковш, омыл лицо и руки, и ему сразу полегчало.

Потом хозяин вновь взял его под руку и повел к костру.

— Как тебя звать-то, отец?

Нищий вновь изумился. Уже немало лет никто не интересовался его именем. Прошло столько времени, что он не сразу его и вспомнил.

— Сцеоп, — ответил он наконец. — Меня зовут Сцеоп, а тебя?

— А меня — Террис, — ответил хозяин, усаживая старика поближе к костру. — А это Силла, моя жена, и Уинт, наш сын. А это Шари и Бентум, Лил, Питер и Фент.

Потом Террис поднес Сцеопу вина. Силла налила ему большую миску картофельной похлебки, отрезала ломоть теплого хлеба и половинку золотой летней тыквы с положенным внутрь куском сладкого масла. Самая простая еда, и не так много ее было, но для Сцеопа это был настоящий пир. А пока он ел, юный Уинт все подливал ему вина. Он улыбнулся ему, сел у его колен и назвал его дедушкой.

Это было уж слишком для старого бродяги, и он беззвучно заплакал. Возможно, дело в том, что он был стар, а день выдался нелегкий. Возможно, он не привык к людской доброте. Возможно, он размяк от вина. Но, как бы то ни было, слезы покатились по его щекам и затерялись в густой белой бороде.

Террис увидел это и поспешно спросил:

— Что случилось, отец?

— Глупый я старик! — сказал Сцеоп, скорее самому себе, чем остальным. — Вы обошлись со мною куда добрей, чем кто бы то ни было за последние несколько лет, и мне горько, что я не могу вам отплатить.

Террис улыбнулся и погладил старика по спине.

— А ты и впрямь хочешь отплатить?

— Да мне же нечем! Нечего мне вам дать.

Террис улыбнулся еще шире.

— Сцеоп! Мы же эдема руэ. И больше всего ценим то, что есть у каждого.

Сцеоп увидел, как сидящие у костра один за другим воззрились на него в ожидании. И Террис сказал:

— Ты можешь рассказать нам свою историю!

И Сцеоп, не зная, что делать, принялся рассказывать. Он рассказал, как пришел в Фаэриниэль. Как ходил от костра к костру, надеясь на щедрость путников. Поначалу он запинался и голос у него срывался, ибо он долго пробыл один и отвык разговаривать. Однако вскоре его голос окреп, слова потекли смелее, и, пока пламя, мерцая, отражалось в его ярко-голубых глазах, руки его выразительно жестикулировали, поддерживая надтреснутый старческий голос. И даже эдема руэ, что знают все истории на свете, невольно внимали и дивились.

Когда история закончилась, труппа зашевелилась, словно приходя в себя после глубокого сна. Поначалу они лишь переглядывались, потом посмотрели на Сцеопа.

Террис знал, о чем они думают.

— Сцеоп, — осторожно спросил он, — а куда ты направлялся нынче ночью, когда я остановил тебя?

— Я шел в Тинуэ, — ответил Сцеоп, несколько смущенный тем, как увлекла его собственная история. Лицо старика раскраснелось, щеки горели, и он чувствовал себя глупо.

— А мы в Беленэ едем, — сказал Террис. — Не согласишься ли ты отправиться с нами?

На миг взгляд Сцеопа озарился надеждой, но тут же погас.

— Я буду всего лишь бесполезным грузом. Нет, даже у нищего есть своя гордость!

Террис расхохотался.

— Кому ты говоришь о гордости, эдема руэ? Мы ведь не из жалости тебя зовем. Мы зовем тебя потому, что ты один из нас, и нам хочется, чтобы в грядущие годы ты поведал нам еще дюжину дюжин историй!

Нищий покачал головой.

— Да нет, я не вашей крови. Не из ваших я.

— А как это влияет на цены на масло? — возразил Террис. — Мы, руэ, сами решаем, кто из наших, а кто нет. Ты — точно из нашей семьи. Оглядись и увидишь, лгу я или нет.

Сцеоп окинул взглядом круг лиц и увидел, что Террис говорит правду.

И старик остался при них и прожил с ними много лет, прежде чем пути их разошлись. Много он повидал, много историй поведал, и всем это пошло на пользу.

Это все было на самом деле, хотя и много лет назад, далеко отсюда. Я слышал об этом из уст эдема руэ и потому знаю, что это правда.

— Что, и все? — спросил Симмон, вежливо выждав. Он лежал на спине, глядя на звезды.

— Да.

— Я и не думал, что все так кончится, — сказал он.

— А ты чего ждал?

— Ну, я думал, в конце концов выяснится, кто такой этот нищий на самом деле. Я думал, что как только кто-то отнесется к нему по-доброму, он окажется Таборлином Великим и отдаст ему свой посох, и мешок денег, и… не знаю. Сделает что-нибудь волшебное.

— И скажет: «Если тебе будет грозить опасность, стукни посохом о землю и скажи „Палка-палка, бей — не жалко!“», и палка оживет и защитит его от любого, кто вздумает напасть на него, — добавил Вилем. Он тоже лежал на спине в высокой траве. — Я не думал, что это на самом деле просто старый бродяга.

— В историях нищие никогда не бывают просто нищими! — заметил Симмон слегка обвиняющим тоном. — Это всегда либо колдунья, либо принц, либо ангел, либо еще что-нибудь этакое.

— Зато в жизни нищие — почти всегда просто нищие, — возразил я. — Но я понимаю, о каких историях вы думаете. Это те истории, что мы рассказываем чужим, чтобы их потешить. А это совсем другая история. Такие мы рассказываем друг другу.

— Зачем же рассказывать историю, в которой нет ничего потешного?

— Чтобы не забыть. И чтобы научиться… — я сделал неопределенный жест, — важным вещам.

— Например, преувеличенным стереотипам? — спросил Симмон.

— Ты о чем? — спросил я, уязвленный.

— «Запряжем его в телегу вместо осла!» — с отвращением фыркнул Симмон. — Не знай я тебя, я бы обиделся!

— Не знай я тебя, — с жаром ответил я, — я бы сам обиделся! Знаешь ли ты, что атуранцы прежде убивали людей, которые живут в дороге? Один из ваших императоров провозгласил, что они, дескать, чинят вред империи! А ведь большинство из них были всего лишь нищими, что лишились дома из-за войн и налогов! Многих просто силой загнали на военную службу.

Я оттянул ворот рубахи.

— Но за эдема руэ давали двойную цену! На нас охотились, точно на лис. В течение сотни лет охота на руэ была излюбленной забавой сливок атуранской знати!