— То есть ты сильнее и выше, чем я?

Я улыбнулся.

— Очевидно, нет. Но признайся же, что в целом мужчины крупнее и сильнее.

Вашет пожала плечами.

— Это имело бы значение, если бы боевые искусства были тем же самым, что рубка дров или косьба. Это все равно что сказать, будто меч тем лучше, чем он длиннее и тяжелее. Глупости. Может, для каких-нибудь головорезов это и так. Но после того, как ты облачился в алое, главное — понимать, когда следует вступать в бой. Мужчины полны гнева, и потому у них с этим проблемы. У женщин этих проблем меньше.

Я открыл было рот, потом вспомнил Дедана и промолчал.

На нас упала тень. Я поднял голову и увидел высокого мужчину в алом, вежливо остановившегося на некотором расстоянии. Он поднес руку к рукояти меча. Приглашение.

Вашет ответила жестом. Мягкое сожалениеи отказ.

Я проводил его взглядом.

— А о тебе не станут думать хуже, потому что ты отказалась вступать в бой?

Вашет пренебрежительно фыркнула.

— Он и не хотел вступать в бой, — сказала она. — Для него это было бы унижение, для меня — пустая трата времени. Он просто хотел показать, что достаточно отважен, чтобы сразиться со мной.

Она вздохнула и многозначительно взглянула на меня.

— Вот подобные-то глупости и уводят мужчин прочь от летани.

В следующем поединке участвовали двое краснорубашечных наемников. Разница бросалась в глаза. Все выглядело куда чище и четче. Мальчишки суетились как воробьи, барахтающиеся в пыли, а следующие бои выглядели изысканными, как танец.

Многие поединки велись без оружия. Они длились до тех пор, пока один из соперников не сдастся или не будет явно оглушен ударом.

Один бой кончился сразу же: мужчина разбил сопернице нос до крови. Вашет на это закатила глаза, хотя я не мог понять, кем она недовольна: женщиной, за то, что та позволила себя ударить, или мужчиной, который причинил боль женщине.

Еще несколько поединков велись на деревянных мечах. Эти обычно завершались быстрее: даже легкое касание засчитывалось как победа.

— А в этом кто выиграл? — спросил я. Обменявшись несколькими оглушительными ударами и блоками, обе женщины нанесли друг другу удар одновременно.

— Никто, — нахмурилась она.

— Так отчего же они не сразятся снова, если это ничья? — спросил я.

Вашет хмуро взглянула на меня.

— Строго говоря, это не была ничья. Дрен умерла бы через несколько минут, ей пробили легкое. А Ласрел — через несколько дней, после того как рана в животе загноится.

— Так, значит, выиграла Ласрел?

Вашет взглянула на меня с уничтожающим презрением и вернулась к созерцанию следующей схватки.

Высокий адем, который вызывал Вашет на бой, сошелся с женщиной, тонкой, как хлыст. Как ни странно, он был вооружен деревянным мечом, в то время как она дралась голыми руками. Он с трудом одолел ее, получив предварительно два увесистых удара в ребра.

— И кто тут победил? — спросила у меня Вашет.

Я видел, что она не ждет очевидного ответа.

— Ну, какая же это победа? — сказал я. — У нее даже меча не было.

— Она достигла третьего камня и куда более сильный боец, чем он. Это был единственный способ уравнять силы — ну, разве что он привел бы товарища, чтобы сражаться вдвоем, — указала Вашет. — Итак, я спрашиваю снова: кто победил?

— Он выиграл схватку, — сказал я. — Но завтра у него будут впечатляющие синяки. К тому же он как-то опрометчиво размахивал мечом.

Вашет развернулась ко мне.

— Так кто же победил?

Я немного поразмыслил и решил:

— Никто.

Она кивнула. Торжественное одобрение. Этот жест меня очень порадовал: ведь все, кто сидел напротив, могли это видеть.

И вот, наконец, в круг вышла сама Шехин. Она сняла свою кривую желтую шапку, и ее седеющие волосы развевались на ветру. Увидев ее среди других адемов, я осознал, какая же она маленькая. Она держалась так уверенно, что мне казалось, будто она выше ростом, а на самом деле она едва доходила до плеча некоторым из адемов, что были повыше.

Она держала в руках прямой деревянный меч. Без особых украшений, однако у него имелось подобие клинка и рукояти. Многие другие тренировочные мечи, которые я видел, представляли собой всего лишь отшлифованные палки. Ее белая рубаха и штаны были туго притянуты к телу тонкими белыми веревками.

Вместе с Шехин в круг вступила женщина намного моложе ее. Она была примерно на дюйм ниже Шехин. К тому же она была более хрупкого сложения. Из-за маленького личика и узких плеч она казалась почти девочкой. Однако высокая грудь и полные бедра, проступавшие под обтягивающей одеждой наемника, говорили о том, что она отнюдь не ребенок.

Ее деревянный меч тоже был резным. Он был слегка изогнут, в отличие от большинства остальных, виденных мною. Ее светлые волосы были заплетены в длинную тонкую косу, доходившую до самой поясницы.

Обе женщины вскинули мечи и принялись кружить друг напротив друга.

Младшая была восхитительна. Она нанесла удар столь стремительно, что я еле уловил глазом движение руки, а клинка и подавно не увидел. Но Шехин небрежно отвела удар «поземкой» и отступила на полшага. Прежде чем Шехин успела ответить собственной атакой, молодая метнулась прочь, взмахнув длинной косой.

— Кто это? — спросил я.

— Пенте! — восхищенно ответила Вашет. — Вот бешеная, а? Прямо как одна из древних!

Пенте вновь сошлась с Шехин, сделала ложный выпад и ринулась вперед, припав к земле — низко, немыслимо низко. Оставшуюся сзади ногу она вынесла в сторону, чтобы удержать равновесие, даже не касаясь ею земли. Правая рука устремилась вперед, колено опорной ноги согнулось так, что ее тело очутилось ниже уровня моей головы, хотя я сидел на земле, скрестив ноги.

И все это сложное движение Пенте совершила стремительней, чем вы бы щелкнули пальцами. Острие ее меча проскользнуло под блоком Шехин и устремилось к ее колену.

— Что это? — спросил я вполголоса, даже не рассчитывая на ответ. — Ты мне такого никогда не показывала!

Но это я сказал просто от удивления. Мое тело и за сотню лет такому бы не выучилось.

Однако Шехин каким-то чудом уклонилась от атаки. Нет, она не отскочила, не увернулась. Она была стремительна, но не в этом суть того, как она двигалась. Ее движения были плавными и безупречными. К тому времени, как меч Пенте устремился к ее колену, она уже готова была уклониться. Острие меча Пенте остановилось, должно быть, в нескольких сантиметрах от ее колена. И все-таки оно ее не коснулось. Шехин сдвинулась ровно настолько, насколько это было необходимо, и не более того.

На этот раз Шехин сумела перейти в наступление: она шагнула вперед и нанесла удар «воробей бьет коршуна». Пенте откатилась вбок, на миг коснулась травы и тут же оттолкнулась от земли — точнее, подбросила себя вверх, коснувшись земли одной только левой ладонью. Ее тело взвилось стальной пружиной, выгнулось дугой, ее меч дважды устремился вперед, вынудив Шехин отступить.

Пенте была полна страсти и ярости. Шехин была спокойна и уравновешенна. Пенте была буря. Шехин — скала. Пенте была тигрицей, а Шехин — птицей. Пенте плясала и бешено металась из стороны в сторону. Шехин развернулась и сделала всего один безупречный шаг.

Пенте рубила, вилась, вертелась и наносила один удар за другим, один за другим…

И вдруг они замерли. Острие деревянного меча Пенте упиралось в белую рубаху Шехин.

Я ахнул, хотя и недостаточно громко, чтобы привлечь чье-то внимание. Только теперь я заметил, что сердце у меня отчаянно колотится. Я весь вспотел.

Шехин опустила меч, выразила раздражение, восхищениеи еще какие-то жесты, которых я не узнал. Она едва заметно поморщилась и сильно потерла ребра, по которым пришелся удар Пенте. Так, как обычно трешь лодыжку, ударившись ею о стул.

Я в ужасе обернулся к Вашет.

— И что, она теперь новая глава школы? — спросил я.

Вашет озадаченно уставилась на меня.

Я указал в круг, где стояли и беседовали две женщины.