Рассвет напомнил о том, что Эдерн уже, наверное, выехал. Он задержался на постоялом дворе лишь для того, чтобы не вызывать подозрений своим поздним отъездом.

Захотелось рассказать ему, что он оказался прав. Я встретила на дороге за всё время двоих всадников и человека, идущего пешком. И никто не обратил внимания на меня. Этому способствовала не только скорость моего коня. Будь я одета в платье, то получилось бы совсем иначе, я не сомневалась. Маскировка не была абы какой сложной, но ведь никто и не ожидал от женщины переодевания в мужскую одежду. Тем более в Карсе. В Лонии женщины иногда носили брюки, особенно, если это обуславливала профессия, но не мужского кроя.

Примерно через час слева в отдалении от дороги появились дома. Вот и повод для остановки. Вглядевшись в карту, пока конь переводил дыхание, я поняла, что до Ирезда оставалось ехать ещё два-три часа. Слишком долго! Успею ли? Когда именно фанатики начнут своё безумство? А выдержит ли конь? С этими мыслями я поспешно свернула карту, сунула в карман сумки и снова пустила коня галопом.

Дома Ирезда появились впереди непозволительно поздно. Солнце уже приподнялось над горизонтом достаточно, чтобы я с ума сходила от нетерпения. Животное подо мной храпело, из-за чего я испытывала чувство вины. Последние тридцать минут я не щадила его. Не хотелось загонять скакуна до смерти, но на другой чаше весов находились жизни нескольких десятков человек.

Первые дома промчались вихрем мимо меня. Но после пришлось сбавить темп из-за прохожих. Я лихорадочно оглядывалась по сторонам в поисках места массовой казни или намёка на него. Каменные дома, деревянные постройки, узкие переулки и широкие улицы. Я видела город вокруг себя и не замечала одновременно.

Первым, за что зацепился мой мечущийся взгляд, стала мощёная улица, появившаяся под копытами коня, когда мы в очередной раз свернули за угол дома. Я посмотрела вперёд и увидела идущего старика. Поспешно натянула капюшон на глаза и подъехала к нему, но голову до конца не поворачивала.

— Где будет сожжение? — как можно более низким голосом спросила я.

Получилось просто отвратительно, вот уж когда принадлежность к женскому полу не играла мне на руку.

Старик медленно, на мой взгляд слишком медленно, поднял голову. Он подслеповато сощурился и указал рукой вперёд.

— Два поворота направо и налево...

Остальное я уже не слушала, направив коня дальше по улице. Ирезд был крупным городом. От таких размеров я уже успела отвыкнуть, околачиваясь в небольших поселениях Карсы. Прорех среди стен зданий почти не было, и я не могла понять, есть ли дым впереди.

Наконец, свернув на очередную улицу, я увидела стоящих людей. Много людей. Подъехав вплотную, я осознала, что до входа на площадь ещё далеко. Он находился, судя по всему, за поворотом, и отсюда его даже не было видно. Нечего и мечтать, чтобы пробраться к нему через всю эту толпу зевак. Брезгливо скривив губы, ведь они пришли смотреть не на представление уличных актёров, я развернула коня и поехала искать другой путь.

Ещё две улицы оказались так же запружены. Проехав немного окружным путём, я обнаружила пустынный проулок. Добравшись до его конца, появилась смутная догадка, почему там никого не было.

Передо мной предстало величественное здание с двумя башнями, возвышавшимися над основным строением. Вдоль их стен свисали длинные белые флаги. Я задрала голову и увидела наверху переход между башнями. Глаза ослепили гранённые купола.

Для Карсы это было даже помпезно. И кому принадлежало сие строение, сомнений ни на секунду не возникло. Я оглянулась на безлюдную улицу. Теперь понятно, почему здесь не было никого из зевак. Приближаться к церкви волитов никто не желал.

Не доезжая до здания, я остановила коня и слезла. Рядом со стеной другого дома стояло одинокое дерево, к которому я привязала скакуна, оставив отдохнуть, а сама направилась к строению.

Внезапно слабый порыв ветра донёс до меня запах, который невозможно было спутать ни с чем: запах горелой плоти. К горлу подступила тошнота, сдавив его спазмом. Сердце бешено заколотилось о рёбра. Заходить в само здание, по меньшей мере, было глупо, поэтому я бегом обежала его по периметру, ища выход к площади. И наконец увидела арку, соединяющую два соседних здания.

Через несколько шагов передо мной предстала прямоугольная площадь во всей своей полноте. Взгляд тут же метнулся на длинный помост, находящийся слева. Огонь уже вовсю бушевал.

— Нет, нет, нет... — вырвалось у меня негромкое отчаянное отрицание.

Я лихорадочно всматривалась в бушующее пламя, пытаясь понять, был ли там кто-то живой. Но уже понимала, что выжить в таком огне невозможно.

Я опоздала. Помост, почти на всю длину площади, горел без прорех.

Паника и слабая надежда, тлевшая на протяжении всего пути, сгорели в тех жарких языках, которые пожирали невинных людей. Внутри начало подниматься что-то тёмное и густое. Гнев. Горький, как пепел. Он разливался по венам горячей жижей.

Я перевела взгляд на тех, кто находился перед костром. Моё положение было удачным. Я оставалась сбоку от площади, вне зоны их видимости, но с хорошим обзором.

На безопасном расстоянии от горящего помоста стояли полсотни мужчин. Наверное, выгнали всех, кто был в церкви, потому что меня до сих пор никто не побеспокоил. Они выстроились в ряд, а перед ними главный фанатик что-то вещал толпе, стоящей на расстоянии за огороживающей верёвкой, натянутой между низкими столбами. До меня тоже доносился его голос благодаря акустики площади, но я даже не пыталась вслушиваться в слова. Мне было плевать, чем он оправдывал сожжение стольких людей.

Внутри уже всё кипело. Я ненавидела эту площадь, которая, наверняка, предназначалась только для подобных ужасных сборищ. Я ненавидела фанатиков, вырядившихся в белое, словно это скроет, что их руки по локоть в крови. Да они с головой окунулись в этот кровавый чан. Я ненавидела толпу зевак, пришедших поглазеть на страшную и мучительную смерть тех, кто недавно ходил с ними под одним небом.

Краем сознания я понимала, что мне надо уходить. Тут уже ничем не поможешь. Но не могла заставить себя сдвинуться с места. Перед глазами внезапно мелькнули золотые нити и тут же пропали. Дело совсем дрянь. Ноги словно приросли к брусчатке, а голова раскалывалась от напряжения на энергетическом уровне.

И тут я услышала над самым ухом тихий бархатистый голос:

— Не сдерживайся. Живых там уже не осталось.

Меня окончательно парализовало. Я боролась с собой, стараясь не допустить взрыва свободной энергии, и не могла обернуться.

— Они скоро уйдут, — я не сомневалась, кого имел в виду незнакомец. — А за толпу не переживай. С ними ничего не случится, поверь мне.

С какого, хотелось бы знать, верить ему, но... Я поверила. Не разумом, а каким-то чутьём, потому что времени обдумывать сказанное или задавать вопросы не осталось. Я почувствовала, что снова проиграла.

Позади уже никого не было. Я не видела, но остро ощущала это.

Миг, и перед глазами вспыхнула белая вспышка, причиняя невыносимую боль, которая заслонила всё. Кажется, в этот раз я даже не закричала.

Пришла в себя я уже на земле. Сознание, казалось, очухалось наполовину. Я вскинула голову и посмотрела на площадь, которая изменилась.

Костры больше не горели. Да и самого помоста уже не было. Всё: и тела, и недогоревшая древесина — превратились в пыль. Там, где ранее стояли волиты, виднелись почерневшие останки. Или это были обломки? Уже не разберёшь. Арки над головой тоже больше не существовало. Она осыпалась пылью. Брусчатка в некоторых местах вздыбилась, потрескалась или раскрошилась.

Справой стороны площади по раскуроченным обломкам пытались выбраться люди, создавая давку у выходов. Среди них я не заметила никого в белом. Но радости по этому поводу не испытала.

Я опустила голову. Внутри образовалась пустота. Казалось, от меня осталась только оболочка, которая ничего не ощущала.

Я с трудом перевернулась и, опираясь на потрескавшуюся стену, встала и побрела к коню. Садиться на него я не стала. Не удержалась бы в седле. В этом переулке до сих пор никого не появилось. Но как только мы вышли из него, картина изменилась. Люди в панике бежали в разные стороны, и никому не было до меня дела. Только конь стал нервно перебирать копытами, чувствуя страх, объявший всех вокруг.