— Что он несет? — прошептал Лешка.

Андрей лишь дернул плечами. Он ничего не понимал. А Максим все твердил:

— Не могу быть таким! Не могу!..

«Он напуган», — Новожилов напряженно смотрел на вожатого.

Шестнадцатый заурчал и медленно пошел к Максиму. Тот вскрикнул. Потом развернулся и на четвереньках, не переставая бормотать, бросился в темноту. Уродец словно захныкал. Вытянув лапы, переваливаясь, он побежал следом.

— Подождите! — Оля хотела кинуться за вожатым, но Андрей удержал ее.

— Не надо, — прошептал он, серьезно глядя на девочку. — Что-то не так.

— Ничего не понимаю, — со страхом пробормотал Лешка.

Андрей лишь кивнул. В ту же секунду впереди мелькнул огонек. Затрещали ветки.

Ребята вздрогнули и попятились.

«Кто там еще?» — Андрей нахмурился и сжал кулаки.

Сквозь листву прорезался свет от фонаря, и из зарослей вынырнул крепкий парень в камуфляжной куртке. Несколько мгновений он изучал ребят. Потом облегченно выдохнул:

— Ну, наконец-то! Нашлись!

Он подошел, оглядел каждого.

— Вы как? Не ранены? — осведомился он.

— Нет, — ответил Андрей. — Нормально все.

— Фу-ух. Тогда идем в лагерь, — вожатый покачал головой и с укором оглядел троицу. — Ну и заставили же вы нас поволноваться. По лесу уже второй час бегаем, Светлана Максимовна и воспитательница ваша с ума сходят.

— Извините, — пробубнил Новожилов, опустив голову.

Невдалеке закричали. Вожатый обернулся и, сложив ладони рупором, гаркнул:

— Идите сюда! Нашлись ребята!

Вскоре Андрея, Лешку и Олю обступили еще трое вожатых. Крепкая девица, подстриженная почти под «ноль», долговязый парень в очках и дождевике и лопоухий гитарист — на этот раз он был в темном спортивном костюме.

— Здрассте! — подбоченился последний. — Вы что же делаете, черти?..

— Не надо, — оборвал парень в камуфляжной куртке. — Объясняться они с воспитательницей и директором будут. А нам сейчас побыстрее бы в лагерь вернуться. Пойдемте.

Девица легонько подтолкнула Андрея в спину и пошла рядом. Она то и дело поглядывала на Новожилова, словно боялась, что тот опять улизнет. Лешка, шмыгая носом, плелся чуть позади.

Минут пять шли молча. Потом лопоухому опять приспичило поговорить. Он стал допытываться, «какого хрена вы, сопляки, сюда поперлись?» и так далее. Андрей упорно твердил только «извините» и «мы нечаянно». Лешка и Оля молчали.

Так добрались до лагеря. Увидев ворота, Андрей, наконец, смог облегченно выдохнуть. Обернувшись, он посмотрел на темную стену деревьев.

«Вот и выбрались, — подумал Новожилов. — Еще бы забыть все…»

Но он знал, что собственный разум не окажет такой милости.

— Ну, чего ты застрял опять?! — нетерпеливо осведомился лопоухий вожатый. — Еще погулять что ли хочешь?!

Андрей покачал головой и прошел за ворота.

Федор Иванович только закончил бриться, когда зазвонил телефон. Промокнув подбородок полотенцем, он торопливо прошел в коридор и взял трубку.

— Федор Иванович? Здравствуй, это Корольков, — послышался голос психиатра. — Ты… э-э… не мог бы подъехать? Очень надо.

— Хорошо, — ответил Сбитнев, предчувствуя недоброе.

Он второпях умылся, оделся и, забыв о завтраке, вышел из дому.

На огороды наплывала туча. Резкие порывы ветра поднимали дорожную пыль, заставляли деревья и кусты перешептываться. Улица была пустынна, и Федор Иванович радовался этому. Не хотелось снова встречаться со странными ребятами.

«Скорее», — поторопил Сбитнев сам себя и двинулся к трамвайной остановке.

Когда он вышел рядом с психлечебницей, туча полностью закрыла небо. Ветер стал сильнее, ненастье грозило обрушиться на город в любую секунду.

С тревогой поглядывая вверх, Федор Иванович почти бегом направился к желтому зданию. Прошел по мощеной дорожке, миновал клумбу, и над головой пророкотал гром.

«Успел», — подумал Сбитнев, дергая дверь.

Игорь Витальевич ждал внизу. Доктор сидел на старом диване, напротив заваленного бумагами стола, хмурился и жевал губами. Увидев Сбитнева, он поднялся, молча подошел и пожал руку.

— Я… — он прервался, откашлялся. — Я… не знаю. Поднимемся, сам посмотришь.

Дурное предчувствие усилилось и отозвалось в груди жестоким жаром. Переборов себя, Федор Иванович пошел вслед за доктором. Поднялся по лестнице и, стараясь смотреть только перед собой, двинулся по коридору.

Из кабинета Королькова донесся плач.

Федор Иванович вздрогнул, обернулся.

— Черт, опять, — напряженно пробормотал доктор. — Пойдем. Нужно успокоить ее. Иначе больных напугает.

Он развернулся и вместе со Сбитневым направился к кабинету.

За столом Игоря Витальевича сидела молоденькая медсестра. Светлые волосы девчонки растрепались, круглое лицо опухло от слез, мокрые пальцы комкали бело-синий платок.

Помрачнев, Корольков подошел к медсестре, погладил по спине.

— Света, — тихо произнес он. — Не надо, пожалуйста.

— О-он… Лежал та-ам… На тумбочке, — заикаясь, выдавила медсестра. — Я ду-умала, о-он спит. А о-он… — она снова разрыдалась, приложила платок ко рту.

— Не надо. Не вспоминай, — твердо сказал Корольков. — Только хуже будет, — он посмотрел на Сбитнева, поджал губы. Потом снова наклонился к девчонке. — Ты вот что… Иди домой. Я тебе два дня выходных даю. Отдохни, как следует, выспись. Идет?

Медсестра, все еще подрагивая от слез, кивнула.

— Вот и славно, — Игорь Витальевич улыбнулся. Сбитнев покачал головой, поняв, каких усилий доктору стоила эта улыбка. — А теперь успокойся, приведи себя в порядок и ступай.

Еще раз погладив медсестру по спине, Корольков повернулся к Федору Ивановичу.

Спустя пару секунд оба снова оказались в коридоре.

— Она первая обнаружила, — сказал Игорь Витальевич. — Зашла утром в палату, таблетку ему дать, и увидела. Жаль девчонку, — он опустил глаза, покачал головой. — Мне, многое видевшему, плохо стало, а ей… Как дальше работать здесь будет, не знаю…

— Что ж ты загадками-то говоришь, Игорь Витальич? — Сбитнев с легким укором посмотрел на доктора.

— Сам сейчас все увидишь, — тот толкнул дверь восьмой палаты, прошел внутрь.

«Господи!» — Сбитнев вытаращился и попятился, глядя на Максима.

Парень сидел на кровати, навалившись грудью на тумбочку. Руки висели, голова была повернута набок, и Федор Иванович хорошо видел кончик карандаша, торчащий из правого глаза Максима, кровавые потеки на белом лице и крышке тумбочки.

— Таким Света его и нашла, — тихо сказал Корольков. Он посмотрел на парня, покачал головой и провел дрожащей рукой по лицу.

— Это что же? Он сам?

Игорь Витальевич кивнул.

— Да. И в этом виноват я. Поверил парню. Не заподозрил вовремя неладного.

— Значит, он заранее все решил?

— Этого не знаю. Но обещание Максим выполнил. Вот, — доктор шагнул к кровати, взял листок, протянул Сбитневу. — Гляди.

Это был рисунок. Максим изобразил жуткое существо. Горбатое, тощее, с длинными руками и уродливой трехглазой мордой. На груди чудовища Федор Иванович увидел две цифры — единицу и шестерку.

«Шестнадцать. А ведь… — он наморщил лоб, вспомнив обрывки фраз, записанных доктором. — Максим ведь не раз повторял это число».

— Там еще кое-что, — сказал Корольков. — На другой стороне.

Федор Иванович перевернул листок и увидел ряды строчек, написанных размашистым, прыгающим почерком.

«Я плохой человек и давно знал это, — начал читать Сбитнев. — Но насколько плохой — понял лишь недавно. Чуть больше недели назад, в лагере. Там я узнал все. Там я понял, что мои догадки были верны. Хотя в то время, когда они появились, я, наверное, еще не был таким. Тогда все еще можно было исправить. Вернее — предотвратить. Но сейчас об этом поздно даже думать. Остается только сожалеть, хотя от этого становится только больнее.

Все благодаря лагерю. И, конечно же, Доктору. Да, его эксперимент не был успешен, но все же… Доктору удалось увидеть, как все мы выглядим на самом деле. Он узнал, что творят с нами злоба, зависть, ненависть, вранье, жадность… Эти чувства уродуют нас изнутри. Клеймят на всю жизнь. И с каждой вспышкой злости чудовище внутри становится сильнее. Мы сами кормим монстров, которые сидят в нас. Сами растим в себе страшных гномов. Я видел их — уродливых и безумных. Они — наше настоящее отражение. А зеркала врут.