Из Новосибирска мы выехали в полчетвертого утра, машину вели по очереди. Саша не доверяет мне самостоятельное вождение, потому все время, пока я была за рулем, находился в чрезвычайном напряжении и командовал мной, как хотел. Пусть, пусть почувствует надо мной власть, я что — я не против, лишь бы спокойно, без происшествий, добраться до места.

По дороге заехали на родину Шукшина в село Сростки, на которое смотрели с горы Пикет, как из панорамных окон высотки, бродили там же, цепляясь ногами за зелёно-рыжую, подпаленную солнцем летнюю траву, а спустившись, отправились к школе, где учился, а потом работал писатель. В полдень, пообедав в местной столовой фирменными пирогами и блинами, мы вновь выехали на Чуйский тракт — «красивую стремительную дорогу, как след бича, стегнувшего по горам».

Руль перехватил муж, а я только успевала крутить головой и наслаждаться невероятно красивым пейзажем, где предгорья одеты во все оттенки зелёного.

Да, сегодняшний день пронесся сверхактивно, и закончился он у Аинского моста, где сообщалось, что Айский мост — переход в Алтайский кРАЙ». Я и не знала, что по мосту проходит граница между двумя субъектами страны: Республикой Алтай и Алтайским краем. Оказывается, что озеро Ая административно относится к Алтайскому краю — тоже для меня новость. Оставив машину на парковке, мы перешли по мосту на противоположный берег опасно притягивающей своими бурлящими водами непокорной красавицы Катуни и попали сначала к лавкам с сувенирами, а позже поднялись по металлической лестнице. Мне показались такие физкультурные упражнения дольно непростым делом — не хватало дыхания, ступеньки были очень крутые, с непривычки от напряжения болели ноги. Несколько раз мы останавливались, поскольку я боялась за мужа: с его-то ранениями по горам скакать. Но ничего, обошлось, и вскоре мы свернули к озеру. Увиденное нас потрясло: я впервые лицезрела настолько чистую, тихую, стоячую воду. Нет, чистейшую не только у самого берега, а и на глубине в человеческий рост. Стоишь или плывешь и рассматриваешь дно: что там у тебя под ногами? Какие сокровища скрываются?

Первым делом мы взяли напрокат водный велосипед и минут сорок нарезали круги по озеру, в центре которого был расположен небольшой островок с необычной беседкой.

Так и прошел день — удивительно продуктивно с познавательной и оздоровительной точек зрения. Ужинали мы в местном кафе, отстояв приличную очередь из таких же проголодавшихся туристов, как и сами.

На второй день нашего отдыха мы отправились на турбазу, располагающуюся по обоим берегам Катуни. Эти берега связывал скрипучий, раскачивающийся, вибрирующий и грозящий скинуть вниз, но необыкновенно романтический подвесной мост, по которому нужно было пройти, чтобы оказаться на противоположной от административных зданий стороне. Там, на другой стороне, стройными рядами стояли одно-двухэтажные домики-теремки, в которых не было слышно шума дороги, зато грели слух звуки бурлящей, разбивающейся об камни воды.

Вечером была дискотека с приглашением местных музыкальных групп. Мы с Сашей отлично провели время, вспомнив молодость, танцевали, пока не заболели ноги и не перехватило дыхание, громко подпевали артистам, участвовали во многих конкурсах — в общем, дурачились, скинув с себя груз лет и жизненных оков.

— Знаешь, Свет мой, я так счастлив, не передать словами, как счастлив, и очень благодарен судьбе, что встретил тебя, что ты все-таки рискнула и вышла за меня замуж. А самое главное, столько перенесла, живя с таким непоседой-мужем: и мою войну, и мои ранения, и мою работу. Детей сама поднимала, они ведь, в сущности, выросли без меня. Все было на твоих плечах. Спасибо тебе, родная, и что приняла Марселя. Я тебя так люблю, не передать словами. Не знаю, что было бы со мной, если бы не встретил тебя. Знай, я для вас на все готов, всё, что хочешь, сделаю, только скажи. Как там, у Маяковского? — Саша напрягся, что-то вспоминая, потом улыбнулся своей неподражаемой улыбкой и продолжил:

Хотите —

Буду от мяса бешеный

— и, как небо, меняя тона —

буду безукоризненно нежный,

не мужчина, а — облако в штанах!

— Говорите, говорите дальше, век бы слушала. Ну, так ты мне еще в любви не признавался, — меня Сашины слова улыбнули. — Я тебя тоже люблю, дорогой мой, родной. Всё-таки правильно иногда проводить время вдвоем — это добавляет романтики, сближает, как и пережитые вместе трудности-проблемы.

Знала бы я, что эти слова окажутся пророческими, лучше бы лишний раз молчала о трудностях-проблемах.

Одним из развлечений для нас стал сплав по Катуни, своенравной и опасной хозяйке гор. Даже в нижнем течении впечатлений от личного знакомства с ней у нас было предостаточно: буруны, валы разной высоты, воронки. Не успеваешь крутить головой в разные стороны, когда видишь потрясающие алтайские пейзажи, меняющиеся с калейдоскопической быстротой, подвесные мосты с кричащими что-то людьми, деревянные домики — теремки, стоящие прямо на берегу.

Мы сплавлялись уже не в первый раз, как огромный вал поднял рафт, будто пушинку, поднял и перевернул. Пассажиры посыпались с него, как горох с ложки. Нам повезло, мы успели зацепиться за перевернутый рафт. И, держась за веревки, добрались до более-менее удобной заводи. А это километра полтора. Учитывая, что вода в Катуни выше двенадцати — пятнадцати градусов не нагревается, можете себе представить, каким нам показался проделанный путь?

Наше «удивительное» путешествие закончилось, Катунь отпустила на этот раз путешественников из своих холодных объятий, правда, не без последствий для нас.

Последствием столь опрометчивого путешествия стала моя болезнь, хоть мы и пытались её предотвратить: и чай горячий с медом пили, и в баньку сходили, но я всё равно заболела. Добравшись до дома, Саша пытался поднять меня самостоятельно, взяв у матери рекомендации по правильному лечению. Однако состояние ухудшалось с каждым днем и, когда дышать стало совсем тяжело, Саша настоял на вызове скорой.

— Это двусторонняя пневмония, — без всяких дополнительных обследований сказал врач, принимавший меня в приёмном покое.

Я плохо понимала, что со мной происходит, состояние вообще было близко к обморочному. На второй день пребывания в больнице меня положили в реанимацию и подключили к ИВЛ. Как позже объяснили всезнающие соседки по палате, немногих людей, побывавших на искусственной вентиляции легких, удается спасти. Как правило, такие больные дня через три — четыре умирают. Сквозь туман, какую-то сетку, непрерывно висевшую перед глазами, я видела сменяющиеся лица мужа, Стасика, свекрови, папы, сестры, зятя. Потом вдруг откуда-то появилась Софья, обжигающая слезами мои руки. Она кричала, тормоша меня:

— Не умирай, мамочка, пожалуйста, живи!

Во сне или наяву — непонятно, но я слышала голос Марселя:

— Мама, прости меня, мама, пожалуйста, за все прости.

Я выжила. Выжила, потому что хотела жить, потому что знала: без меня родным будет очень плохо. Как говорится, я ещё за этот свет не расплатилась, чтобы спешить на тот.

После болезни я долгое время была очень слаба, поэтому семья меня полностью отстранила от всяких домашних дел: ежедневной готовкой занималась Софья, стиркой — Стасик, благо переключать кнопки стиральной машины он научился быстро, как, впрочем, и сортировать бельё по цвету, по режиму стирки и степени загрязнения. Уборку квартиры на себя взяли Саша и Марсель. Я же осуществляла общее руководство. Конечно, было приятно ощущать такую заботу детей и мужа.

Лето заканчивалось. На улице перед школой состоялась рабочая линейка. Обсудив насущные учебные вопросы, мы с десятиклассниками разошлись до завтрашнего первосентябрьского утра. А сегодня у нас праздник — нашему младшенькому исполнилось одиннадцать. Пятиклассник. Днём мы решили сделать Стасу сюрприз и сразу после линейки объявили, что он может всех своих друзей пригласить в детское кафе, а потом в боулинг. Набралось двенадцать человек — все мальчики.